Затем раздалось: «Фернандо Габейра! Прощай!»
Услышав свое имя. Фернандо но стал прыгать от счастья: он знал, что до свободы еще далеко. Полицейские, например, могут разнюхать, где находится дом, в котором прячут посла. Ведь с ним же такое случилось.
Через полчаса полиция согнала в одно помещение всех 40 заключенных. Их стали стричь, одновременно снимая часы и отбирая все личные вещи. Загсм их доставили в тюрьму КОДИ. Там Фернандо повели на последний допрос. Его спросили, что он знает о плане побега заключенных из тюрьмы на Илья-Гранде. Никакого плана не было и в помине, но Фернандо, опасаясь, как бы тюремщики не стали напоследок снова пытать его электрическим током, придумал какую-то историю, чтобы только оставили его в покое.
Дело подходило к концу. Охранники завязали заключенным глаза и заставили всех сесть в круг во внутреннем дворе тюрьмы. Один из тюремщиков стал громко выкрикивать фамилии заключенных. После каждой фамилии несколько полицейских стреляли в воздух. Другой полицейский громко при этом стонал, имитируя предсмертную агонию. «Убитый», однако, что-то громко говорил после «расстрела», чтобы товарищи поняли, что никого из заключенных не расстреливают, а лишь пытаются припугнуть других. Затем всех загнали в большой чан с водой и заставили бриться, пропуская через бритвы электрический ток. На этом все и закончилось. Полицейские выдохлись и уже не знали, что бы придумать еще.
В 9 часов утра 16 июня 1970 года Фернандо и других заключенных доставили на полицейских автомашинах на аэродром военно-воздушной базы. Там в течение шести часов их фотографировали и брали отпечатки пальцев. Наконец в 3 часа дня их посадили в реактивный пассажирский самолет бразильской национальной авиакомпании «Варит», который взял курс на Алжир.
Полковник Фонтенел, пытавший заключенных с особой изощренностью, полетел вместе с ними. Весь полет он шутил, рассказывал анекдоты и вспоминал различные эпизоды из тюремной жизни. «Как это похоже на бразильцев», — подумал Фернандо.
В алжирскую столицу самолет прилетел в 5 часов вечера. Там освобожденных повстанцев уже поджидали журналисты и толпа симпатизировавших им алжирцев. Бразильские охранники, которым перед полетом была выдана какая-то сумма в американских долларах, хотели было пройтись по магазинам, однако их встретили настолько враждебно, что те предпочли оставаться на борту самолета и дожидаться обратного вылета в Рио. Такая враждебность была им совершенно непонятна. «Ведь то, что мы делали с вами, — жаловался один полицейский бывшему заключенному, — и наше личное к вам отношение не имеют ничего общего».
Когда 3 декабря 1970 года повстанцы похитили посла Швейцарии, никто не сомневался, что на сей раз в список заключенных для обмена будет включен и Жан-Марк фон дер Вайд: ведь он был сыном швейцарца. Весть об этом дошла до самого Жан-Марка лишь накануне рождества. К нему в камеру пришел кто-то из тюремного начальства и стал вдруг интересоваться его самочувствием. «Мы никого не принуждаем покидать страну, — сказал он. — Если хотите, можете остаться».
В тюрьме Жан-Марк приобрел репутацию неисправимого агитатора и бунтаря. Его 11 раз сажали в карцер, а затем перевели из тюрьмы на острове Цветов в застенок на военно-воздушной базе близ аэропорта Галеао в Рио. Теперь уже он имел дело с Жоао Паулу Морейра Бурниером, командующим базой. (Все это произошло за несколько месяцев до того, как была доказана причастность Бурниера к расстрелу демонстрантов в 1968 году.)
«Если бы решать пришлось мне, — сказал Бурниер, — то всех вас уже давно бы расстреляли. Мне плевать на швейцарского посла. Но предупреждаю: если его убьют, вас тоже всех укокошат. Это я вам гарантирую». Фернандо Габейра и его товарищи в свое время слышали те же угрозы, но сейчас перспектива расправы была более реальной, так как, пока шел торг, был убит Дэн Митрионе.
Переговоры затянулись. Уже и Новый год прошел, а бразильское правительство все еще препиралось по поводу некоторых фамилий в списке. К тому же и швейцарское правительство не проявило такой настойчивости, как западногерманское, добиваясь освобождения своего посла. Все это время в камеру к Жан-Марку постоянно приходили какие-то военные и пытались убедить его не уезжать из Бразилии, При этом ставка делалась на его чувство патриотизма. Майор ВВС по имени Силва (один из самых жестоких палачей) тоже приходил к нему в камеру и говорил, что в конечном итоге и сам он, и Жан-Марк — бразильцы и это главное.
Наконец, перед самым обменом явился полковник, заявивший, что он личный представитель президента Эмилио Медичи — несговорчивого армейского генерала, сменившего на этом посту Косту о Силву.
— Я, конечно, но могу заставить вас верить, что наше правительство хорошее, — сказал полковник. — Но если вы откажетесь покинуть страну, через год вы уже будете на свободе, вернетесь к своим студентам и сможете снова протестовать, сколько душе угодно.
— Но студенты расценят мой поступок как вотум доверия правительству, — ответил Жан-Марк.
— Тогда напишите короткую объяснительную записку, — не растерялся полковник. — А мы опубликуем ее чуть позже.
— Нет. Что бы я ни написал, мое поведение будет воспринято как доверие правительству.
— Тогда я прекращаю всякие переговоры с вами, — сказал полковник.
Когда он ушел, в камеру явился человек в ферме офицера ВВС, который обычно пытал заключенных. Он стал угрожать Жан-Марку новыми пытками, но делал это как-то вяло и неуверенно. Тогда Жан-Марк решил все же написать заявление, как того хотели военные. «Свобода, — написал он, — это самое важное для человека и для общества. Я покидаю Бразилию, избрав личную свободу, но я буду продолжать борьбу за свободу своего народа».
«Международная амнистия» (организация, созданная в Лондоне с целью борьбы против пыток и преследования политических заключенных) развернула кампанию за освобождение Маркоса Арруды. В феврале 1971 года его неожиданно выпустили из тюрьмы до суда. По рекомендации адвоката Маркос покинул страну. Суд, собравшийся для слушания его дела заочно, признал Маркоса невиновным в подрывной деятельности.
Спустя некоторое время Маркос, поддержанный друзьями-католиками в США, отправился в Ватикан с намерением просить аудиенции у папы Павла VI. Маркос считал себя представителем тысяч других бразильских заключенных, которым повезло меньше, чем ему. Папа передал Маркосу грамоту, в которой говорилось, что перенесенные им страдания приближают его к Христу. «Терпи страдания свои в радости», — писал папа.
Узнав о папской грамоте, президент Медичи позвонил какому-то дальнему родственнику Маркоса и сказал, что тот клевещет на Бразилию. «Передайте этому человеку, — сказал он, — что, если он когда-нибудь попытается вернуться в Бразилию, живым он из аэропорта не выйдет».
В начале 70-х годов либералы в уругвайском сенате пытались было сформировать объединенный фронт. Однако, когда все их попытки провалились, а диктаторский режим стал еще более репрессивным, они вынуждены были бежать (как правило, в Буэнос-Айрес). Но и там их настигали «эскадроны смерти», орудовавшие в Аргентина совершенно свободно.
До окончательного разгрома движения «тупамарос» и полного подавления демократии в Уругвае повстанцы похитили Нелсона Бардесио и заставили ею рассказать о своих деяниях, после чего 24 февраля 1972 года тот куда-то исчез. На допросе Бардесио признался, что полиция подбрасывала бомбы в дома неугодных лиц, а также рассказал о связях между полицией и военными в Уругвае и Аргентине. До своего официального закрытия журнал «Марча» опубликовал протокол его допроса.
«Тупамарос» вычеркнули из текста фамилии полицейских и армейских офицеров, названных Бардесио, поскольку хотели провести собственное расследование, а затем привлечь виновных к ответственности своими силами. Но даже с такими изменениями показания Бардесио подтверждали, что уругвайские «эскадроны смерти» действительно взрывали и обстреливали дома, в которых жили юристы и журналисты, подозреваемые в симпатиях к «тупамарос». Они также пролили свет на загадочные обстоятельства, при которых исчез студент по фамилии Эктор Кастаньетто (оба его брата была «тупамарос»).