Таковы, как мне думается, убеждения каждого коммуниста. И для остального человечества было бы неразумно их игнорировать. Сегодня эти идеи стали основой всей советской политики и существенно влияют на вопросы войны и мира. Но они и не исключают возможности переговоров и некоторых уступок. Однако Запад с ними должен считаться.

Никто не может сказать, начнут ли советские коммунисты то, что они назвали бы превентивной войной, а мы – войной агрессивной. Развязка может произойти ещё до того, как будет напечатана эта книга. Только одно не вызывает сомнений: Сталин ожидает нападения на СССР ещё до окончательного краха капитализма. (И он был прав: http://zarubezhom.com/Images/USAprotivRossii1.jpg и http://zarubezhom.com/Images/USAprotivRosii3.jpg Прим. ред.)

Запад пребывает в тревоге и неопределённости. Восток живёт догматическим устоями, перемешанными с подозрительностью. Поэтому Сталин готовится к войне. Он даже отодвинул на второй план благосостояние государства в пользу вооружения.

(У Сталина был план сформировать 100 дивизий только дальних стратегических бомбардировщиков с прицелом на США. Перед внезапной смертью Сталин первочердное место отводил стартегической авиации. Однако уже на следующий день после смерти Сталина Георгий Маленков рапортовал в американское посольство, что Сталин "умер". Прим. ред.)

Утешает только одно. Перед началом Первой Мировой войны революционеры, которых я знал, имели вполне определённую цель. В такой необъятной стране как Россия, с её огромными расстояниями между городами, для правительства никогда не составляло особого труда подавить зачатки любого восстания. Единственный шанс для победы революции появляется только при вовлечении страны в войну, когда правительство целиком занято военными действиями. Ленин хорошо усвоил этот принцип. Думаю, что старые большевики применяют этот принцип по отношению к себе с точностью наоборот. Один из них, Сталин, твёрдо убеждён, что Советскому государству может серьёзно угрожать только проигрышная война или война, которая сразу же не привела к победе. В связи с этим предположением возникают два вопроса: присуще ли Советскому государству слабости, и что произойдёт, когда Сталин, на чьей непоколебимой решительности держится власть, уйдёт со сцены? Да, у Советского Союза имеются слабые стороны, но их не следует преувеличивать. Уровень жизни всё ещё остаётся низким. В Москве построено самое лучшее в мире метро, возведено несколько высотных зданий, имеется пара роскошных отелей с ресторанами и несколько широких и представительных проспектов. Но стоит свернуть с центральной улицы и зайти в любой жилой дом, то вы обнаружите, что многокомнатная квартира превращена в коммуналку, и в каждой комнате живёт не менее трёх-четырёх человек, а на всех имеется одна кухня и одна уборная. По сравнению с царским временем число тараканов и прочей живности не уменьшилось. Люди выглядят серой однообразной массой. Купить можно почти всё, но цены сильно кусаются. Поход за покупками выливается в большую проблему. Когда иностранка, жена дипломата или секретаря посольства, возвращается после отпуска, её русская кухарка очень рада скромному подарку, состоящему из набора иголок с булавками, катушки хлопчатобумажных ниток и кусочка ткани.

В маленьких городах и населённых пунктах пропасть между привилегированной кастой и простым народом ещё больше чем в Москве. При капитализме «стахановскую» систему расценили бы как изнурительный труд. В Советском Союзе эта система прижилась только потому, что фиксированная зарплата рядового рабочего поддерживается на самом низком уровне.

Наличие огромного аппарата тайной полиции и секретности вокруг каждого шага Сталина, а также использование пуле непроницаемых автомобилей для высшего партийного руководства являются доказательством того, что режим держится на страхе и на силе одновременно. Маркс предсказывал отмирание государства, но признаков этому не видно. Наоборот, государство лишь укрепляет свои позиции. Кроме того, в Советской Империи не принято говорить об исправительно-трудовых лагерях, покрывших сетью значительную часть далёкого Севера и Сибири. В них содержатся преимущественно социалисты и коммунисты разных мастей. Никто точно не знает количества заключённых, поскольку лишь единицам удаётся вернуться домой или бежать. В Советском Союзе почти нет таких семей, которых не коснулись бы аресты. Возник особый сорт блатных песен, которые постепенно становятся известными населению, и которые секретно поются даже в Москве. Следует вспомнить известный факт, что в 1941 году украинцы готовы были приветствовать нацистов в качестве освободителей, и тогда бы глупая затея Гитлера привлекла бы огромное количество народа, а не только сто тысяч человек, примкнувших к армии Власова.

С другой стороны, советский режим жесток и всесилен. Может быть, в личной жизни Сталин мягок и сердечен, но он никогда не боялся кровопролития. В своих воспоминаниях «War Memoirs» господин Черчилль описывает, как Сталин рассказал ему о миллионах русских крестьян, пострадавших в период насильственной коллективизации. При этом Черчиллю пришло в голову изречение Бурке (Эдмунд Бурке – англо-ирландский государственный деятель, писатель, философ, основоположник англо-американского консерватизма. Прим. перев.): «Если я не могу на законных основаниях проводить реформу, я не буду проводить её вообще». Если бы господин Черчилль произнёс это замечание вслух, то я не сомневаюсь, что Сталин в свою очередь процитировал бы Ришелье: «По-моему, проще иметь дело с беззаконием, чем с беспорядком». Такой позицией прикрывается любой диктатор, а Сталин прекрасно знает Ришелье, как первого в истории человека, с удовольствием носившего звание Генералиссимуса. Следует честно признать, что в Советском Союзе нет беспорядка, и сейчас, в мирное время, отсутствует вероятность активного сопротивления. В то же время нет и настоящей свободы. В государстве, где правительство не перестаёт обманывать своих граждан, население хранит молчание. Это молчание может косвенно указывать, что народ не верит в советскую пропаганду, но оно ещё и подтверждает, что люди охвачены страхом.

Именно страх заставляет делать «признания» «врагов народа» на открытых судебных процессах, где бы они ни проводились. (Как видите, диссидентская идея того, что, дескать, признания троцкистов, работавших на англо-американский Евреонал, дескать, самооговор, - это тоже всё шло с Запада и использовалось Локхартом ещё в 1940-х годах. Прим. ред.)

Я часто задаюсь вопросом, не получены ли эти «признания» под влиянием медикаментов, поскольку в последнее время сделан большой шаг в развитии психотропных препаратов. В войну немцы применяли амфетамин, позволявший солдатам выдерживать колоссальные нагрузки и преодолевать усталость. Также известно, что инъекция солей барбитуровой кислоты может помрачить сознание и облегчить получения признаний. Пентатол – это ещё один препарат, который, как считают, развязывает язык. В целом, однако, это область находится в зачаточном состоянии и продолжает вызывать споры среди врачей и учёных.

Лично я считаю, что в СССР признания вырываются путём изнурения, когда страх, физическое изнеможение и, наконец, безразличие берут верх. Я уверен, что беспрерывные допросы, однообразие вопросов, задаваемых разными следователями, чередование жестокого обращения и мягких уговоров и, сверх того, постоянная пытка бессонницей морально ломают, в конце концов, даже самую сильную личность и вынудят признать всё, что угодно. Во временном отношении различные следствия могут различаться по продолжительности. Ясно одно: никто из подследственных не появляется в суде без предварительной обработки. Если властям угодно быстро избавиться от не желаемого лица, то его «ликвидируют» тихо и без суда.

Я ещё согласен с мнением, что на процессах старых большевиков признания вызваны желанием войти в историю и объяснить в своём последнем слове причину, по которой они приносят себя в жертву.

Тем не менее, верю, что многие русские недовольны тем, что власти лишают их контакта с внешним миром. Они не верят буквально всему, о чём трубит советская пропаганда, и хотели бы больше знать о западном образе жизни. Не сомневаюсь, что как и всё остальное человечество, они против Третьей Мировой войны.