Будь моя воля, я на Лубянке вместо Феликса поставил бы памятник Цхаю. Он это заслужил.

Странная война с террором

Ещё эпизод. Весной 1996 года начальником отдела в ОУ АТЦ был Колесников. Зашёл в наш кабинет и говорит: «Надо срочно ехать в аэропорт Шереметьево-1, там сидит в милиции человек, который хочет что-то рассказать о терроризме». — «Хорошо, я поеду, дайте машину». — «Машин пока нет». — Я спросил: «А как я в Шереметьево-1 поеду вечером?» — «Ладно, — говорят, — найдём тебе машину». Нашли машину. Дежурный кричит: «Ты бензин купи за свои деньги». Ситуация: человек хочет дать показания о подготовке взрыва в Шереметьево, но нет бензина до него доехать. Я начал ругаться, минут через сорок нашли бензин.

— Странно, в воздухе уже пахнет гексогеном, все подозреваются в терроризме, поступает сообщение о подготовке взрыва, но нет бензина, чтобы до нужного места доехать?

— Да. На оперативную машину — лимиты. На машины начальников лимита нет, а на оперативную машину — есть. Страна же бедная! Я выехал в Шереметьево-1. В отделении милиции сидел за решёткой человек. Его вывели, мы стали с ним беседовать. Рассказал, что он армянин, проживал в Грозном, работал на каком-то предприятии. Как-то раз ушёл на работу, а когда вернулся, на месте дома — огромная воронка. Бомба. Прямое попадание. Погибла вся семья. Он несколько дней ходил вокруг, хотел найти хоть одну фотографию своих близких. Ни фотографий, ни документов, ничего. Пустота. Ужас какой-то — сегодня у тебя семья, а завтра — пустота.

Он говорил, что прожил несколько недель в Грозном и понял, что сойдёт с ума, если оттуда не уедет. Каждый день ходил к своему дому. К яме.

Уехал в Ставропольский край. Не мог найти работу. Бомжевал. Потом перебрался в Москву. Это был какой-то удивительный человек. Он был бомж, но от него даже не воняло.

Рассказал, что он подрабатывает, разгружая что придётся, и ночует на вокзалах. Когда удаётся заработать побольше, снимает койку в гостинице и отсыпается. Раз в неделю ходит в баню, стирает вещи. Недавно нашёл себе халтуру около аэропорта и ночевал в Шереметьево-1. Если спал на вокзале, то за небольшую сумму его не трогали всю ночь.

В этот вечер, часов около девяти, к нему подошли два чеченца (он хорошо понимал по-чеченски). Увидели, что кавказец, и спросили — откуда. Он объяснил, что из Грозного, и рассказал свою историю. Ему сказали, что «надо русским отомстить». Он спросил: «А как?» — «Мы тебе дадим сумку, и надо будет соединить два проводка и уйти. Будет взрыв, и ты отомстишь им за своих детей. Приедешь к нам на аэровокзал в такое-то время, и мы дадим тебе деньги».

Обещали полторы тысячи долларов. Он ответил — «подумаю». Всю ночь не спал, мучался, переживал. Под утро, где-то часов в семь, они опять подошли. И показали сумку клетчатую, в ней коробка и проводки. Он отказался: «Не хочу. Моих уже не вернёшь, и я не хочу никого взрывать».

Когда к нему подошли милиционеры проверять документы, он и рассказал им об этом. Его целый день продержали в милиции, два раза опросили и сказали, что сумасшедший. Он тогда потребовал встречи с сотрудником ФСБ. Они позвонили в ФСБ часа в три дня, пока до нас дошло, было уже шесть. Чеченцев якобы пытались по горячим следам искать, но никого не нашли.

Милиционер мне: «Чего ты с ним разговариваешь, он же сумасшедший». Вызвали «скорую», приехал врач, осмотрел его и говорит: «Не сумасшедший. Совершенно нормальный».

Я позвонил в ФСБ и говорю: «Мне нужен специалист, сделать фоторобот». Они говорят: «Уже поздно, где мы тебе найдём специалиста?» Я объяснил дежурному ситуацию. Он мне говорит: «Подержи его до утра». Я возмутился: «Как это подержи до утра?» Менты предложили: «Да ладно, мы сейчас ему хулиганку организуем. Напишем, что он хулиган, и будет у нас сидеть. Чего ты переживаешь? На пятнадцать суток его посадим, да и всё». — «Вы чего делаете? — я просто ошалел. — Человек помогает нам, рассказывает такие вещи, а вы — пятнадцать суток. Вы чего, все с ума посходили?»

Позвонил дежурному по ГУВД Москвы. Он меня переадресовал на дежурного по Московскому уголовному розыску. Я всё тому объяснил. Чувствую — мужик из оперов. «Да, я понял. Конечно, надо срочно сделать фоторобот. Сейчас подыму дежурного эксперта-криминалиста. Не переживай. Привози его сюда». Я его привёз в лабораторию. Было часов одиннадцать ночи, и в течение двух часов на компьютере мы составили два фоторобота. Один я отдал дежурному по МУРу. Мужика этого отпустил.

А второй фоторобот забрал себе.

Утром пришёл на работу, написал подробную справку с предложением фотороботы немедленно разослать по всем отделениям милиции и областным управлениям ФСБ. И если их установят, взять в разработку для проверки информации. Эту справку я отцал начальнику. Потом уехал в командировку на Кавказ.

Прошло несколько месяцев, и начали взрываться автобусы, троллейбусы. В одном из автобусов была найдена неразорвавшаяся бомба. Я прочитал ориентировку и вспомнил: эта бомба по описанию похожа на ту, о которой рассказывал мне мужик! Я подошёл к начальнику отдела: «Помните, я писал справку. Бомба похожа». Колесников говорит: «Не помню». Открывает сейф, рылся, рылся: «Я вообще забыл о ней». Никто эту ориентировку вообще никуда не посылал.

Я нашёл у себя фоторобот, показал Колесникову. Он раскопал наконец в сейфе нужные документы и говорит: «Доложу руководству». Как раз ко мне в кабинет заходит Женя Макеев, увидел фоторобот и спрашивает:

«А это кто такие? Это же люди из банды Лазовского. — И называет имена.

— Ты где их взял?» — Я рассказал ему всё, и то, что Колесников забыл. Сейчас, говорю, доложит руководству. Будут искать. Макеев посмеялся:

«Раньше нас с тобой найдут, чем их». И ушёл.

В общем, в 96-м теракт мог бы состояться не в московском троллейбусе, а на аэровокзале.

Получается, что борьба с терроризмом мало интересовала руководство ФСБ. В 1995 году Платонов выезжал в Питер с проверкой, и обнаружилось, что там — вообще ни одного дела оперативного учёта по терроризму нет. А у меня однажды сорвали фантастическую операцию — не дали внедрить своего агента к людям в Москве, связанным с Басаевым.

Дело было так. Я поехал в командировку в Нальчик. В один из дней меня вызвал Макарычев — тогда министр безопасности республики — и говорит, что в аэропорту Нальчика задержаны пограничниками два чеченца, возвращавшихся из Турции. Их арестовали за незаконный переход границы. Они везли два мешка с собой: знамена исламские, Кораны, призывы к джихаду — много чего.

Возбудили уголовное дело, передали его в ФСБ. Целая команда изучала фотографии, книги, слушала кассеты, а я работал с дневниками. Обыкновенный дневник, стихи — «русские собаки», «русских надо убивать». Парень грамотно писал по-русски, без ошибок. Из дневника видно было, что воевал и ненавидит русскую армию: «Наступит день, когда мы победим».

В дневнике я обнаружил интересную запись: «Вчера ездили к нашим ребятам в тюрьму в Стамбул, Трабзон». Посмотрел на дату — вспомнил, когда был захвачен паром в Трабзоне. И тут меня осенило: да они ездили в тюрьму, навещать тех, кто захватывал паром. Тогда я пришёл к Макарычеву и говорю: «Смотрите, они лично знают тех, кто захватывал паром в Трабзоне. Надо организовать внутрикамерную разработку». Макарычев говорит: «Вперёд!»

Мы их посадили в разные камеры. Мне надо было завербовать агента из чеченцев, которого можно было бы к ним подсадить. Нашёл одного малого. Парень воевал в Чечне, у него был конфликт с полевым командиром, и он объяснил, что хочет ему отомстить. Просил, чтобы мы ему в этом деле посодействовали.

Мы взяли с него подписку, что он согласен сесть в тюрьму на десять дней. Подготовили документы, получили санкцию прокурора и посадили его к одному из задержанных. Камера была оборудована техникой, и из здания управления мы все их разговоры прослушивали.

Агент оказался ловким, умел к себе расположить. У него были шрамы на лице — он объяснял, что воевал, и ему удалось втереться в доверие к задержанному чеченцу. По их разговорам мы установили, что задержанный из группы Басаева. Я предложил следующую комбинацию. Прихожу в тюрьму, вызываю задержанного чеченца, показываю ему удостоверение Московского уголовного розыска и говорю: «Мы вас сейчас срочно забираем на этап и увозим в Москву, в Лефортово, так как по отпечаткам пальцев есть данные, что вы подозреваетесь в преступлении, совершённом в Москве». Словом, даю понять, что я его увожу. А агенту мы отработали линию поведения, что его под подписку о невыезде выпускают, что адвокату это удалось. Его-то посадили под легенду, что он совершил мелкую кражу на рынке. Агент рассказал объекту, что его выпускают. И тут мы объекта дёргаем. Получилось! После разговора со мной тот возвращается в камеру и говорит агенту: «Слушай, меня в Москву вывозят». Агент спрашивает: «А чем я тебе могу помочь? Меня же выпускают. Буду в Нальчике». Тот ему говорит: «А ты не мог бы в Москву поехать? Мы тебе всё сделаем, документы и всё. У меня есть люди». Даёт ему телефон одной из своих конспиративных квартир. «Езжай к ним. Они тебе помогут. Только передай, что меня везут в Лефортово, и что я молчу».