Получил наконец-то письма: два от Людмилы (от 8 и 9.06) и одно от сестры Натальи (от 4.06). Конечно, они лежали в строевой части. Надо как-то наладить их пересылку сюда. Почему-то до сих пор В. Янович не переслал сыну магнитофон. Подожду еще немного и отпишу в Каунас Виктору Грихонину, пусть разберется. Письма читал с радостью и разрывал конверты с нетерпением. Грустно хмыкнул, когда читал строки о том, что волнуются за меня, что я близкий и единственный. Все можно понять.
Сам же бодро пишу. Что все нормально, «духи» нас не трогают, погода не жаркая, природа курортная. Не писать же, что два часа назад подорвался на выходе из Анавы рухинский БТС с тралом. Погиб механик-водитель, трое раненых. Хорошо, что как раз на площадке разгружались «вертушки». Сразу тяжелораненых на «Урал», и к нам. Загрузили, отправили. Пехота славится бардаком. За полчаса до подрыва БТС остановился у нас, народу сверху сидело человек 12. Я еще подумал, что больно рискованно иметь столько зрителей, если едешь с катком и проверяешь дорогу. А фугас стоял между боевыми машинами «блока» рухинцев. Духи как будто издеваются над нашей беспечностью. Ведь надо: ночью подползти и в 50 метрах от машин рыть землю и устанавливать фугас. После подрыва оставшиеся в живых люди перевязывали раненых, а с «блока» к ним никто не подошел, не помог. Скорее всего боялись, что им люди в горячке врежут за эту бессмысленную смерть, за калек. Одно слово, «посторонние» люди. А ведь дорогу прокатывали и проверяли уже третий раз. Так, для гарантии. Опять урок, не верь никому. Хорошо, что наша колонна прошла без ЧП. Есть теперь и продукты, и боеприпасы. Договорились с пехотой на машину снарядов из их колонны. Маловато все равно, но уже кое-что. Когда будет полковая колонна, да и будет ли вообще, неизвестно.
Из дома пишут: Александр сдает на одни пятерки (математика, литература, русский). 11 июня у него был английский, позавчера физика. 19-го — история, 24-го — химия. Результаты узнаю не скоро. Наталья пишет, что с 14.07 собирается в Ялту, пришла на нее путевка.
Приближается пальба, «блоки» по очереди и все вместе долбят склоны. Значит, скоро будет колонна пехотинцев. Надо встречать. Начиная с 11 часов, и мы будем бросать по паре снарядов по «старым адресам». И так до вечера с перерывами в 40 минут. Наша вендетта. Спокойно «душки» жить не будут.
Наконец, вчера по заявке Константиныча (офицер ГРУ ГШ) отработали по «духам» штурмовики. Что они бросали — не знаю, но гула, грома и пыли было много. За тебя, Валерий Козин, за тебя, Михаил Матвеев!
Кажется, вчера сделал глупость. Вертолетчики жаловались, что мы их плохо прикрываем, на что я ляпнул, что ДШК, их обстрелявший, мы тут же подавили. Сегодня обработали перед их прилетом пару целей, а вчера обнаружили новую кладку для ДШК на 8-м посту и тут же ее разбили. У замкомэска вертолетчиков округлились глаза, и он сказал: «Вот это нам надо знать всегда, где у них точки…», и после этого «вертушки» несколько суток в нашем небе не появлялись… На постах кончается вода, надо забросить боеприпасы, кончается питание к радиостанциям, еле держим связь, а «вертушки» лететь не хотят. Ребятам до замены остался месяц, легли на «сохранение». А придет новый состав эскадрильи, вот намучаемся, пока те, новые, наберутся опыта.
В «группировке» жизнь течет по-прежнему. Воюю за хорошее питание, за выпечку нормального хлеба, за уборку территории, пресекаю болтовню по радиостанциям с постами. Тут еще то один, то другой умудряются где-то раздобыть спиртное и надраться, да так, чтобы все видели. Машины в аховом состоянии, нам же сюда отправляют все старье, а новые машины оставляют в Баграме. Надо и в это вникать. Но главное, конечно, люди. Начинаешь закручивать гайки, появляются синяки. Слово командира по цепочке исполнительности приводит к самому простому способу внушения — кулаку.
Подтверждение предыдущей записи — разговор И. Севастьянихина с вертолетчиками. Один из них молчал, молчал, да и высказался: «За год потеряли четыре экипажа: двенадцать человек. Замена сидит в Чирчике. Ну и, конечно, никто из подлежащих замене не рвется в полет». А нам что делать? Надо укреплять посты. Материалов нет. В кишлаке Корава бревна еще остались, и много, но до них можно добраться только после разминирования. Нет офицеров-саперов (тоже заменяются), а солдат одних на мины послать нельзя. Сегодня взрывчаткой перебили рамы подорванных машин, и эти рубища снесли на вертолетную площадку. Туда же притащили две башни разбитых БТР. Кое-что набрали на свалке. И все это пойдет на посты, чтобы перекрыть траншеи, усилить огневые точки. Если сделать обкладку из камней, получится надежно. Правильно говорили в Отечественную войну: «Десять литров пота заменяют литр крови».
Что-то сегодня хандра напала. Тоскливо и одиноко. На ум приходит: вот так же цивилизованные люди в эру урбанизации дичают в своих квартирах. Не было у меня телевизора, ходили все к одному экрану, а там разговоры, воспоминания, кто-нибудь что-нибудь забавное вспомнит. Между прочим, и проблемы решались. Но вот и комната обжита, и телевизор свой, и сижу теперь, как барсук в норе, с персональным TV. Ко всему, еще и писем опять нет.
Дописываю вечером. Как будто услышав мои мысли, пришел Константиныч и пригласил в гости по случаю проводов своего предшественника. Обошлось без горячительного. Шашлык и чай. Посмотрели футбол, прогулялись по «духовским» полям вместе с овчаркой Бимом, а затем я заторопился в баню. Ну а теперь, и от приятных разговоров, и от хорошего пара с мятой, настроение поднялось, сна ни в одном глазу. Завидовать вроде рано, всего месяц, как из Союза, а человек просидел здесь два года и лишних три с половиной месяца, и все же… Представляю, как он спустится по трапу где-то во Внуково или Шереметьево. Буря чувств, а потом встречи, объятия и самые яркие воспоминания, память — на всю жизнь.
Условия для работы можно считать идеальными. Лучше, наверное, не бывает. Никто не стоит над душой, никто не выговаривает, не учит и не лезет в дела. Как сам решу, так и будет. Чувствую упоение властью (в лучшем смысле этого слова). Любые приказания выполняются почти мгновенно, а так как дурных наклонностей за собой не замечал, то все идет на пользу службе.
Говорить, внушать, воздействовать на людей — это у меня получается. Хорошо это вижу по глазам, по мимике, по позам подчиненных. Может, обольщаюсь, но меня уважают и слегка побаиваются. Жесткая требовательность и напор неплохо сочетаются с умением поговорить, посмеяться на совещании, а это один из признаков уверенности руководителя в себе, в своих поступках. Предложение получилось не совсем удачное, но смысл понятен. Телега, но едет.
Благоприятно то, что физическая нагрузка, надо признаться, пока не большая. За исключением тяжелых подъемом на заставы для ознакомления с местностью, обстановкой и для моральной поддержки аборигенов гор.
После обычного подъема в 5 утра, проведения всех утренних мероприятий, встречи «вертушек», решения текущих дел в разгар жары всегда можно прилечь, отдохнуть, да и время есть продумать свои выступления, проанализировать поступки. Голова свежая, отдохнувшая. Конечно, жизнь есть жизнь. Гладко бывает только у ненормальных, а так как блаженным не являюсь, то и оценку себе даю критическую. И противоречия между вступлением и этими словами нет. Человек и внушаем, и отходчив, постороннее влияние не надо сбрасывать со счетов. Да и условия такие, что мотивов для поступков у людей очень много, а немотивированные поступки вообще непредсказуемы. Многие месяцы люди живут на вершине какой-то горы, на пятачке сто на сто метров под постоянным прицелом врага, в зное и лютом холоде, в окружении надоевших лиц. Обычные педагогические приемы здесь уже не действуют. Котел страстей и омут предыдущих прегрешений. Навязано узлов много. Основные точки столкновений: «кантин», бизнес на продуктах, брага, водка, воровство, самовольные походы с постов вниз в заброшенные кишлаки. Кое в чем сдвигов добился, но более, наверное, загнал в подполье. Скрытое сопротивление ощущаю часто, а внешне — все благополучно.