Нельзя не согласиться с выводами известного исследователя тростенецкой трагедии Евгения Цумарова о том, что «сегодня небезосновательным следует считать и вероятные опасения руководства самого НКВД, что в случае «выхода» на Нюрнбергский процесс Тростенца, как захоронения большого количества граждан европейских стран, придется проводить эксгумацию с участием специалистов разных стран, а также возможные их перезахоронения на основе национальных традиций. А как же тогда отвести внимание дотошных иностранных специалистов от братских могил происхождения 1930-х гг. и июня 1941 г. Ведь они — здесь же…».

Совершенно очевидно, что в данном случае идет фильтрация информации. О жертвах фашизма писать можно, о жертвах сталинизма — «нежелательно». Требования восстановить истину во всем объеме трактуются как политическая игра. Замалчивание, сокрытие мест захоронений и число жертв политических репрессий — аморально. Постыдно, что кто-то имеет право на могилы и память, а кто-то все еще лишен его.

К ЛИКВИДАЦИИ ПРИСТУПИТЬ

В последнее время все чаще ставится проблема интернированных, которые появились после вступления частей Красной Армии на территорию Польши 17 сентября 1939 г. Что же известно об интернированных польских военнослужащих по советским и польским материалам? Их общее число не определено. Представление о принципе формирования лагерей приблизительно. О судьбах офицеров известно только по катынским могилам Козельского лагеря (г. Козельск и Оптина Пустынь находились тогда в Смоленской области, ныне — Калужской).

Они дают возможность говорить о примерном числе погребенных. Может ли там быть 10–12 тысяч расстрелянных, как объявили гитлеровцы в 1943 г., не известно. На сегодняшний день основой определения момента гибели являются даты прекращения переписки с родственниками, данные эксгумации 1943 г., вещественные доказательства, найденные в 1943 г. гитлеровцами, но в 1945 г. уничтоженные ими.

В Войске Польском в мае 1939 г. служило 18,5 тысячи офицеров, в корпусе охраны границ — 846, в резерве — 60 тысяч, в отставке — 12 тысяч. В результате разгрома почти миллионной польской армии в сентябре-октябре 1939 г. гитлеровские войска взяли в плен более 18 тысяч офицеров и 400 тысяч солдат. Часть польской армии смогла уйти в Румынию, Венгрию, Литву, Латвию.

Другая часть польских войск сдалась Красной Армии. В сентябре 1940 г. в газете «Красная звезда» были опубликованы частичные данные об их численности — 181 тысяча солдат, примерно 10 тысяч офицеров.

Выяснить общее число интернированных поляков трудно. В документах есть свидетельства самих интернированных о том, что многие сразу же были отпущены по домам. В лагеря было заключено 130 242 военнослужащих, включая лиц, переданных в 1940 г. из Прибалтики.

По международной конвенции о военнопленных и интернированных «принимающая» сторона имела право использовать рядовых и унтер-офицеров на работах. Поэтому Экономсовет СНК СССР (председатель А. И. Микоян) принял решение направить на строительство шоссе Новгород-Волынский-Львов 14 тысяч человек, на рудники и шахты Криворожского и Донецкого бассейнов 10,3 тысячи человек (Криворожский, Елено-Каракубский, Запорожский и другие лагеря).

На основе соглашения между Наркомчерметом и НКВД для жителей Западной Украины и Западной Белоруссии предусматривалась возможность перевода интернированных в вольнонаемные рабочие. Часть интернированных отказалась работать. Тогда их стали «стимулировать» различиями в нормах питания. Оплата труда определялась нормой выработки.

Сведения о выполнении норм крайне противоречивые. Более близки к истине сообщения о том, что только 10–15 % работавших выполняли и перевыполняли нормы. Это были белорусы и украинцы, «желавшие закрепиться за данным предприятием».

В октябре 1939 г. проходили переговоры между заместителем наркома иностранных дел В. П. Потемкиным и германским послом в Москве фон Шуленбургом об обмене населением, интернированными и военнопленными, поэтому органы НКВД постоянно различали среди интернированных три группы. К первой принадлежали лица, проживающие на территориях, отошедших к СССР, во второй — проживавшие на землях, отошедших к Германии; к третьей — на территориях, отошедших к Литве.

В распоряжении Берии от 3 октября 1939 г. говорилось о роспуске по домам всех солдат, жителей Западной Украины и Западной Белоруссии. «Некоторые категории солдат из этнической Польши надлежало сконцентрировать в Козельском и Путивльском лагерях впредь до особого распоряжения».

В середине октября 1939 г. правительство СССР решило произвести обмен с Германией военнопленными и интернированными. Были установлены пункты передачи: один в Белоруссии и два на Украине.

Германия принимала военнопленных, «если они жили в немецкой сфере влияния». Всего на территорию этнической Польши было репатриировано 42 492 человека, «изъявивших желание выехать», как сказано в советской сводке 1941 г. Ибо, когда началась отправка интернированных к месту жительства, многие отказались ехать под власть немецко-фашистских оккупантов.

19 ноября 1939 г. последовало указание Берии о сосредоточении оставленных (или не принятых Германией) офицеров в Старобельском, Осташковском и Козельском лагерях.

В Старобельске Ворошиловградской области в бывшем монастыре и ряде зданий в городе, где проживали полковники и генералы, на 14 октября 1939 г. было 4813 рядовых и 2232 офицера (когда лагерь стал офицерским, число офицеров увеличилось до 3974 человек). Помещенные в этот лагерь активно и организованно требовали от советских властей выполнение международных конвенций о военнопленных и интернированных. Однако органы НКВД «раскрыли» там тайную антисоветско-националистическую организацию.

Осташковский лагерь, расположенный на одном из островов озера Селигер (остров Столбный, бывший монастырь Нилова Пустынь), функционировал с 28 сентября 1939 г. На 10 октября 1939 г. в Ниловой Пустыни было 184 офицера, 92 помещика, 6938 рядовых из «советских воеводств» и 1913 — из этнической Польши. Затем в Осташкове собрали исключительно чинов полиции, жандармерии, корпуса пограничной охраны, осадников и т. д. На 1 декабря 1939 г. в лагере насчитывалось 5963 человека, происходивших из этнической Польши — 3848, из западных областей СССР и Литвы соответственно 1919 и 196.

Документы дают возможность проследить три различных этапа в истории расположенного в пяти километрах от города Козельска и в двухстах километрах от Смоленска Козельского лагеря. До 1 ноября 1939 г. Козельск-1 был смешанным пересылочным лагерем на 8843 человека. Примерно 6,2 тысячи человек содержались в основном лагере, 2,5 тысячи — в филиале, расположенном в Оптиной Пустыни.

После отправки солдатских эшелонов на Запад в лагерь начали привозить офицеров. 1 ноября пришел эшелон в две тысячи человек. 3 ноября — полторы тысячи. Лагерь стал чисто офицерским. В Козельске-2 на начало 1940 г. находилось 4727 человек. В связи с тем, что лагеря были перегружены, родилось очередное предложение руководства НКВД о «дальнейшей разгрузке лагерей». Для этого 20 февраля 1940 г. Берия утвердил следующие мероприятия. Во-первых, отпустить всех лиц старше 60 лет, всех больных, инвалидов, всех офицеров запаса из советских областей — в мирной жизни агрономов, врачей, учителей, инженеров и техников (всего 700–800 человек). Во-вторых, оформить дела примерно на 400 человек для рассмотрения на Особом совещании, которое провести в НКВД УССР и БССР.

Опубликованные в 1989 г. в книге польского историка Ч. Мадайчика немецкие документы свидетельствуют, что в начале 1940 г. между СССР и Германией шли переговоры о дальнейшем обмене военнопленными. В марте 1940 г. по этому вопросу состоялась встреча представителей НКВД и гестапо, проходившая в Кракове и в Закопане. С середины апреля 1940 г. переселение беженцев и немцев возобновилось.

Мы не знаем даты совещания в Кракове, поэтому не можем сопоставить последовательность событий, происходивших в лагерях интернированных. По последовательности событий, можно судить, что в марте «в верхах» СССР решался вопрос о дальнейшем существовании лагерей.