… Мы нередко обедали и ужинали вместе с Рихтером. Я спрашивал его, как партия откликнется на акт покушения? Он отвечал, что возможно ЦК партии будет его трактовать, как возмущение большевистскими порядками одного из граждан, партия может покушение открыто не признать. Это меня поразило. Ибо перед отъездом из Петрограда мне было сказано, что на все имеется санкция ЦК ПСР.

КРЫЛЕНКО: Кем было сказано?

ЕФИМОВ: Рабиновичем, после услышанного от Рихтера я долго бродил по Москве. В голове был какой-то туман, Рихтер что-то не договаривал. После того, как Борис Моисеенко отказался принимать участие в покушении на Ленина, мне стало ясно, что дело это не чистое.

КРЫЛЕНКО: Вы слышали, как характеризовали здесь Рихтера?

ЕФИМОВ: Вполне согласен, что это шляпа. Не знаю, почему нам такую шляпу дали в руководители. Да, я упустил вопрос на счет яда кураре. Помню, как Рихтер достал яд. Он находился в небольшой бутылочке с притертой пробкой. Виднелось всего несколько бурых или темно-коричневых кусочков. Позднее этот яд оказался использованным в Петербурге против Володарского, а в Москве против Ленина.

КРЫЛЕНКО: Можете ли вы утверждать категорически, что Гоц знал о покушении на Ленина?

ЕФИМОВ: Я утверждаю безусловно категорически.

ШУБИН: Подсудимый Тимофеев говорит: "Почему по вопросам террора обращались не ко мне? Почему Коноплева приезжала в Москву и обратилась к "шляпе" Рихтеру, а не ко мне? Потому гражданин Тимофеев, что сношения с террористической группой были поручены тем членам бюро ЦК ПСР, которые голосовали за террор. Тимофеев, хотя и знал о цели поездки Коноплевой он беседовал с ней об этом накануне отъезда, лично не очень восторженно относился к этому акту… Тимофеев лично не был за террор. У него были другие планы подрывного характера. Он больше западник. Он больше по части сотрудничества с французской миссией, с которой заключил соглашение о подрывной работе против Советской власти. Вопросами террора Тимофеев лично не занимался. Не к нему направлялись исполнители покушения, поэтому — то он все на себя сейчас тянет. Не вам, Тимофеев, ЦК ПСР поручил руководить террористической работой. Этим занимались другие лидеры эсеров. Вы говорите — Рихтер — "шляпа", не занимался военной работой. Вот в том-то и дело, что Рихтер принадлежал не к тем цекистам, которые вели подрывную работу, он был больше на поверхности, больше встречался с коммунистами, больше был связан с той средой, где можно было получить сведения о тов. Ленине…

Тимофеев объяснил, что обстановка была такова, что комиссаров можно было бить походя. Конечно, в такой обстановке Рихтер был полезен, чтобы узнать, где кого можно было найти, чтобы не компрометировать военной организации, чтобы непосредственно с ней не связать Коноплеву, идущую на индивидуальный акт. И если к этому прибавить, что Рихтер, вероятно, был в числе членов бюро ЦК ПСР, которые голосовали на февральском пленуме за террор, то все загадки, которые здесь задавали цекисты, разгаданы вполне.

"В… покушении на Ленина в марте 1918 года принимал участие: во-первых, Рабинович, в качестве прикомандированного от ЦК к Военной комиссии руководителя работы последней, привезшего специальную санкцию на акт из Москвы; во-вторых, в качестве непосредственного руководителя, назначенного ЦК и передавшего Коноплевой яд кураре — член ЦК /правых эсеров — Н.К./ Рихтер, в-третьих, члены ЦК Тимофеев, Гоц и Веденяпин, знавшие о поездке Рабиновича в Москву за санкцией. Коноплева и Ефимов устанавливаются в качестве исполнителей.

Итак, четыре члена ЦК: Рихтер, Гоц, Тимофеев и Веденяпин уличаются этими данными в официальном если не в руководстве, то полной осведомленности о готовящемся покушении. Форма, в которой имел быть совершен террористический акт, устанавливается как акт индивидуальный, не связанный с деятельностью партии /правых эсеров — Н.К./ как таковой, но тем не менее совершенный с ведома партии, ее благословения и под ее руководством.

Вернувшись из Москвы в Петроград, Лидия Коноплева была приятно удивлена: под руководством Григория Семенова ЦК ПСР в ударном порядке создавал глубоко законспирированный Центральный боевой отряд для выполнения особо важных партийных заданий. Вербовали в него не всех, а только годами проверенных террористов. Естественно, Коноплева встретилась с Семеновым и вопрос о ее членстве решился как бы сам собой. Григорию Ивановичу нужен был энергичный и надежный помощник, а Коноплева не нуждалась ни в рекомендациях, ни в согласованных в "верхах". Ее там давно и хорошо знали. Вся предыдущая биография ставила Коноплеву в первый ряд эсеровских активистов-боевиков.

Лидия Васильевна уже пять дней не выходила из дому. Приболела. Не то простудилась, не то ослабла. Все еще сказывались на самочувствии последствия московских передряг. В полдень позвонил Семенов. Спросил, можно ли собраться у нее на квартире. Потолковать. Попить чайку. Послушать музыку. Не раздумывая, Коноплева ответили:

— Буду ждать. Угощу пирогами.

Лидия Коноплева знала Григория Семенова как человека стальных нервов. Он благополучно выходил сухим из самых, казалось бы, невероятных переделок. С четырнадцатилетнего возраста ходил с бомбой за пазухой и спал с револьвером под подушкой. Григорий Семенов родился в 1891 году в городе Юрьеве Лифляндской губернии в семье чиновника. Первый раз попал в царскую тюрьму в 1907 году. Последовали побег, ссылка, снова побег и эмиграция во Францию. Оттуда вернулся в Петроград в феврале 1917 года. Окунулся в самую гущу событий. Сколачивал эсеровские боевые дружины. Производил экспроприации. Расстреливал бывших жандармов. Агитировал солдат за продолжение войны до победного конца.

На IV съезде ПСР Григория Семенова избрали членом военной комиссии при ЦК ПСР. Он развернул бурную деятельность: направил на подрывную работу в наиболее революционные войска Петроградского гарнизона опытных эсеровских агитаторов Леппера, Усенко, Бианки, Ковалева, Фалунина. Они создали эсеровские ячейки в Семеновском, Преображенском, Гренадерском, Измайловском полках, в моторно-понтонном, химическом и саперном батальонах, в 5-ом броневом дивизионе.

И все же результаты лихорадочного труда не удовлетворяли Семенова. Солдатские массы не шли за эсерами. Военная работа ПСР приобретала характер согласованных действий только с белогвардейцами и на белогвардейцев. Эсерам приходилось отдавать кадетам громадный опыт подпольной борьбы, систему явок, конспиративных квартир, "окна" для переправы "нужных" людей за границу и на внутренние фронты.

Пресмыкаясь и унижаясь, эсеры усердно выполняли за кадетов всю черную и неблагодарную "работу". Расстреливали рабочих в городах, пороли непокорных крестьян в селах, вешали коммунистов на фонарных столбах и ссылали их на острова в Северное море. За одно только слово "товарищ" бросали в тюрьму. За переход на сторону Красной Армии уничтожали целые семьи.

На юге, в Закаспийских степях, эсеры И.И.Седых и Ф.А.Фунтиков организовали вместе с английскими интервентами подлое убийство 26 бакинских комиссаров во главе со Степаном Шаумяном. В Грозном эсеры учинили дикий большевистский погром. Более 10.000 рабочих и крестьян, оставшихся верными Советской власти, уничтожили в Терской области.

На Украине эсеры Фрумкин и Зарубин призывали генерала Скоропадского к активной вооруженной борьбе с Советской Россией.

Эсеры Руднев и Бунаков помогли Деникину создать Добровольческую армию. Чернов и Год тайно санкционировали применение в борьбе с большевиками терроры, это, как им казалось, старое, испытанное оружия эсеров.

Террор как политическое оружие имел чрезвычайно странный вид в арсенале мелкой буржуазии, выразительницей интересов которой выступала партия эсеров. Террор использовался социалистами-революционерами не как социалистическое оружие против буржуазии, а как контрреволюционное оружие против социалистического государства и его руководителей.