Более полугода он не поддерживал никаких контактов с КГБ. В сравнении с Лос-Аламосом, в Харвелле мало что можно было выдать. Единственная важная информация, которую он передал в СССР после отъезда из Соединенных Штатов, была политического характера. Тайное решение британского кабинета министров в 1947 году об ускорении создания собственных атомных сил стало известно Москве благодаря Клаусу Фуксу уже спустя несколько дней. Как раз во время его отхода от шпионской работы, британские охотники за шпионами принялись в Харвелле за работу и перепроверяли всех руководящих работников британского ядерного центра. За Фуксом следили круглые сутки, но глаза контрразведки Ее Величества не обнаружили ничего подозрительного.
В Советском Союзе между тем на максимальных оборотах продолжалась работа над первой коммунистической атомной бомбой. После конференции в Потсдаме, где Сталин почувствовал начало американской «атомной дипломатии», Игорь Курчатов получил «зеленый свет» для своей гигантской программы. Со сведениями Фукса в качестве стартового капитала Курчатов быстро продвигался к созданию «Джо-1», как позднее американцы назвали первую советскую атомную бомбу — по прозвищу Сталина — «Дядюшка Джо».
Хайнц Барвих, немецкий физик, работавший для Кремля в сфере производства оружейного урана, после своего бегства на Запад в 1964 году, признал: «Мы только копировали».
Раз за разом вопросы советских создателей бомбы к источнику КГБ становились все более изысканными. Когда Фукс снова восстановил контакт с КГБ, он сталкивался с весьма целенаправленными пожеланиями коллег по другую сторону «железного занавеса».
Однажды Фукса попросили сообщить все, что он знает о бомбе из трития. Это, правда, не было его областью работы, но он догадывался, чего хотят русские: водородную бомбу. Незадолго до своего отъезда из Лос-Аламоса Фукс принял участие в конференции о возможности создания такого термоядерного оружия. Вел конференцию член команды Оппенгеймера Эдвард Теллер. Венгерский физик рассчитал, что, используя обычную атомную бомбу в качестве «спички», можно заставить плавиться атомы водорода. Сила такого ядерного слияния, которое царит внутри Солнца, будет намного больше, чем у обычной атомной бомбы. Но в США работа над «Супербомбой», как физики называли водородную бомбу, проходила вначале в экономном режиме. Оппенгеймер, как Прометей, который хотел погасить разожженный им самим мировой пожар, яро выступал против, а американское правительство вовсе не хотело начинать новую программу стоимостью в миллиарды долларов.
Фукс собрал все теоретические материалы о водородной бомбе, которые ему удалось узнать в Лос-Аламосе и поставил их постоянно менявшимся советским связникам — предательство с очень тяжелыми последствиями, как показало будущее.
Несколько недель спустя русские спросили об определенном досье о реакторе в Чок-Ривер в штате Огайо, в следующий раз — о «смешанных» бомбах, адских машинах из урана и плутония.
Фукс немало удивлялся, ведь это были вещи, о которых он сам никогда ничего не слышал. Это означало, что у Советов были и другие источники в секретных западных ядерных исследованиях.
Некоторые из этих скрытых коллег Фукса позднее были разоблачены, но о действительном масштабе деятельности советских агентов на ядерных кузницах Запада до сих пор выдвигают самые различные предположения. Так, многочисленные «разоблачения» ветеранов КГБ после распада Советской империи в 1989 году скорее послужили созданию легенд, чем пролили свет на темные подробности атомного шпионажа. История высокопоставленного разведчика КГБ Павла Судоплатова, утверждавшего, что сам Роберт Оппенггеймер был самым эффективным советским «кротом» в Лос-Аламосе» принадлежит к области атомных мифов, как и мнимая находка второй, неразорвавшейся атомной бомбы в Нагасаки, которую японские офицеры якобы передали русским.
В августе 1949 года высокочувствительные счетчики Гейгера на борту американского разведывательного самолета сигнализировали тревогу. Машина над водами Юго-Восточной Азии попала в радиоактивное облако, которое могло попасть туда только в результате испытания атомной бомбы в Советском Союзе. В Вашингтоне это сообщение вызвало шок. США потеряли ядерную монополию. «Джо-1», благодаря тайной помощи Клауса Фукса точная до мельчайших деталей копия взорвавшегося над Нагасаки «Толстяка», взорвавшись над степью под Семипалатинском, дала старт атомной гонке вооружений между сверхдержавами.
Во всем мире сообщение о том, что Советский Союз стал второй ядерной державой, помимо испуга вызвало и чувство облегчения. Отто Хан, заглядывая вперед, заметил: «Это хорошая новость! Я думаю, что то, что у русских тоже есть атомное оружие, пойдет на пользу миру; ведь теперь обе стороны так боятся друг друга, что ни одна из них не начнет первой.» Хан не предполагал, что его молодой эмигрировавший в Англию коллега в значительной степени ускорил создание этого равновесия взаимного устрашения.
Через несколько дней после взрыва «Джо-1», Клаус Фукс попросил о встрече с офицером безопасности Харвелла Генри Арнольдом. Арнольд и начальник отдела теоретической физики были хорошими друзьями. Фуксу нравилась спокойная, сдержанная манера этого летчика- ветерана обеих мировых войн. Но сейчас речь шла о служебных делах.
С озабоченным лицом он начал рассказывать, но не о той тяжести, которую тянул на себе годами, а о своем отце. Эмиль Фукс, посетивший сына в Харвелле, теперь жил в Лейпциге, где преподавал теологию. Его сын теперь боялся, что его могут шантажировать, используя отца, проживавшего в Советской оккупационной зоне. Фукс спросил Арнольда, не лучше ли ему будет покинуть Харвелл. Место в университете он теперь найдет легко, добавил Фукс. Арнольд был в достаточной степени психологом, чтобы раскусить своего друга. Фукс действовал так, как реагируют многие люди в состоянии страха и стресса: он пытался перевести внимание с себя на других людей — держите вора! Арнольд ответил уклончиво. Подозрение против Фукса укрепилось. Его телефон подслушивался уже многие недели, его почта перлюстрировалась, а за ним самим следили на каждом шагу. Контрразведка была уверена в своих подозрениях. Но недоставало улик.
Решающий след, приведший к разоблачению «крота» из Лос-Аламоса, скрывался в тайне в течение десятилетий, и на это была причина. Летом 1949 года американские эксперты с помощью компьютеров — эти гигантские считающие монстры как раз вступили в действие — расшифровали тайные коды Советского Союза, которыми шифровались все радиопереговоры между советскими дипломатическими и военными учреждениями. Целые архивы перехваченных радиопередач, накопившиеся с 1944 года, ждали своего анализа.
Среди гор подслушанных сообщений нашли информацию наивысшего значения: отчет об успехах «Манхэттенского проекта», который советское консульство в Нью-Йорке в сентябре 1944 года переслало в центр в Москву. Сообщение было подписано именем Клауса Фукса.
ФБР занялось расследованием этого дела, но у сыщиков были связаны руки. Фукса нужно было разоблачить, не упоминая в качестве доказательства расшифрованное послание советского консульства в Нью-Йорке. Успех экспертов-криптографов не мог подвергаться опасности. Пока Советы не знали, что их шифры раскрыты, они пользовались и далее ими для кодирования своих сообщений при радиообмене. Это оказалось стратегическим преимуществом национального значения, которому ни в коем случае не должен был повредить и процесс против атомного шпиона Клауса Фукса.
Проведенное одним из посвященных отделов ФБР расследование не дало однозначных улик. Фукс не оставил следов. Люди, стоявшие за ним, для сыщиков полностью оставались неизвестны. В начале сентября американцы обратились к коллегам из английской спецслужбы с отчаянной просьбой о помощи. Единственной возможностью раскрыть атомного шпиона, не подвергая угрозе успех криптографов, состоял в том, чтобы вынудить его самого сделать признание.
21 декабря 1949 года, за неделю до его тридцативосьмилетия, бюро Клауса Фукса посетили из Скотланд-Ярда. Человек, которого Генри Арнольд представил Фуксу в этот день, был как вылитый похож на Шерлока Холмса. Уильям Скардон был высокого роста, тщательно ухаживал за своими усами, одевался с изысканной элегантностью британского высшего света и каждую удобную минуту раскуривал трубку. Его карьера криминалиста началась в лондонском отделе по расследованию убийств. Во время войны его взяла к себе на работу МИ 5, английская контрразведка. Теперь он пользовался заслуженной славой охотника за шпионами № 1. Но Генри Арнольд предупредил его: очень умный и интеллигентный физик, несомненно, окажется крепким орешком.