Собственно говоря, профессия фонарщика была престижной во всех крупных городах Замонии. Тебе платили за то, что ты освещал дорогу домой пьяным и гостям города. Особенно популярно это было в слабо освещённых районах. Единственное но – среди таких фонарщиков встречались заблудшие овцы, которые работали вместе с бандитами и заводили своих клиентов в ловушки, где их грабили и нередко убивали. При этом фонарщик стоял рядом и освещал место происшествия.
Чаще всего Ушан был пьянее своих жертв, поскольку он всегда носил с собой бутылку водки. И даже если никто никогда не обвинил его в незаконности происходящего, каждый раз, когда он ночью освещал место работы своих фальшивых друзей, его охватывало необъяснимое чувство вины, погасить которое он мог только высокопроцентным Ушаном.
В ту ночь, которая изменила его жизнь, Ушан был так пьян, как никогда ранее. С огромным трудом он нашёл обусловленное место. И теперь он шатаясь стоял там и смотрел, как его приятели – банда из шести хундлингов, которые постоянно напаивали свои жертвы в Конечной станции – грабили жертву. Это был богатый крестьянин из окрестностей Бухтинга, пьяный, толстый полугном, отмечавший до глубокой ночи удачную продажу скота. Крестьянин с трудом вытащил свою шпагу, когда заметил засаду, но в этот же момент он получил удар по руке и оружие со звоном упало на землю. Ушан стоял рядом и инстинктивно поднял шпагу, как это делают вежливые люди, помогая кому-то поднять упавшее. Он ещё никогда не держал шпагу в руках.
Когда он взял шпагу в руки, с ним что-то произошло: впервые за пять лет он был трезв. Будто весь алкоголь перетёк из его крови в шпагу, которая теперь как пьяная разрезала воздух. Ушан вырезал в тумане месяц и стёр его остриём шпаги. Затем вырезал пятиконечную звезду, затем – летящую птицу, потом контур скачущей лошади. Ушан рассмеялся.
– Эй, посмотрите, что я могу!
– Не занимайся ерундой! – крикнул один из хундлингов.
– Заткнись! – крикнул ещё один.
Ушан почувствовал себя освобождённым от гнёта. Неожиданно он увидел всё так ясно и просто, как никогда ещё в своей жизни: всё, абсолютно всё, что он до сих пор делал, было неправильным. Ушан опять засмеялся.
– Вжик-вжик-вжик! – имитировал он звук шпаги. – Шестеро против одного. Это неправильно. Отпустите его!
Хундлинги озадаченно посмотрели друг на друга. Крестьянин стоял между ними ничего не понимая.
– Вжик-вжик-вжик! – повторил Ушан снова. – Вы меня поняли. От-пус-ти-те е-го!
Предводитель банды первым пришёл в себя:
– Не лезь, пьянь!
– Вжик-вжик-вжик! – свистел Ушан. – Как ты назвал меня, Двенадцатипалый Тим? Ещё никогда в жизни я не был так трезв. Вжик-вжик-вжик!
– Ты назвал моё имя, идиот! Теперь мы вынуждены его убить! Пьянство, наверное, разжижило твои мозги.
– Вжик-вжик-вжик! А я могу назвать все ваши имена: Хонко-Палисад, Одд-Забойщик, Хогу-кот, Томтом-Амфибия и Нарио, которому всё ещё не дали клички, потому что он слишком туп. А меня зовут Ушан де Люкка-Бутылка.
– Ты с ума сошёл? – закричал крестьянин. – Теперь они на самом деле вынуждены меня убить!
– Видишь? – засмеялся двенадцатипалый Тим. – Даже он так считает. Вали, Ушан! Бери эту проклятую шпагу и вали отсюда! Мы без тебя разберёмся.
– Вжик-вжик-вжик! А вы знаете что это? Это не шпага. О, нет! Это часть моего тела. У меня выросла ещё одна рука. Вжик-вжик-вжик.
– Ушан, уйди, наконец! – тихо и угрожающе прошипел двенадцатипалый Тим. Все вытащили свои шпаги.
– Вжик-вжик-вжик, – продолжал Ушан. – Нет, вы исчезните! Оставьте бедного парня в покое и я вас отпущу. Я вам предлагаю сделку. Вжик-вжик-вжик.
Перед последними тремя вжиками он шагнул к бандитам и – вжик – отрезал Хогу-коту штанины, – вжик – разрезал ремень Одду-Забойщику и – вжик – порезал щёку Томтома-Амфибии.
– Ты сбредил? – сказал Томтом, прижав руку к кровоточащей щеке. Нет, бандитов Ушан этим не удивил. Это стало сигналом к началу драки.
– Вжик-вжик! – тихо шипел Ушан. – Вжик-вжик-вжик!
Он легко кружился по камням мостовой и раздавал удары и порезы. У Хонко-Палисада кровь ручьём текла из руки.
Только двенадцатипалый Тимм не был ранен. Он целенаправленно пошёл на Ушана, который – вжик-вжик-вжик – парой лёгких ударов дал ему отпор, со скоростью пули всадил шпагу ему в сердце и вытащил назад. Двенадцатипалый Тимм безжизненно шлёпнулся на мостовую.
– Да, – будто самому себе сказал Ушан, – если уж взял оружие в руки, будь готов убивать.
Он вынул из кармана носовой платок, вытер кровь с клинка и повернулся к оставшимся раненым бандитам:
– Лучше перевяжи рану, – сказал он и бросил Хонко окровавленный платок. – Это начало новой эпохи. Старый Ушан де Люкка мёртв. Мёртв, как бедный двенадцатипалый Тимм. Теперь я не Ушан-Бутылка, а Ушан-со-шпагой.
Пятеро бандитов стали отходить назад, медленно и осторожно, шаг за шагом, пока не исчезли в темноте.
Ушан повернулся к крестьянину:
– Ничего, если я возьму твою шпагу? Не подумай ничего плохого, просто мне кажется, что она была сделана именно для меня.
Крестьянин молча кивнул.
– А ты можешь взять мой фонарь.
Силуэт Ушана растворился в темноте и только некоторое время был слышен его голос.
– Вжик-вжик-вжик! – шипел он. – Вжик-вжик-вжик…
Ушан де Люкка обнаружил то, что он мог делать лучше всех.
Щелчок по носу
– Нападай! – приказал Ушан.
Румо уже обдумал стратегию. Внешность Ушана де Люкки говорила, что он не может обладать быстрой реакцией. Плохая осанка, мешки под глазами, морщины, плаксивая манера говорить, очки на кончике носа – всё это указывала на отсутствие особых спортивных способностей. Вероятно, его сила основывалась на тактике и опыте. Румо планировал начать нападение снизу – нанести удар по ногам, чтобы заставить Ушана де Люкку подпрыгнуть, к чему тот наверняка не был способен. И затем, когда Ушан откроет свою защиту, Румо приставит клинок снизу к его горлу. И он начал атаку.
Ушан двигал свою шпагу кистью руки непонятным для Румо образом. Учитель стоял на месте, как вкопанный и работал клинком, а не телом. Румо мог приседать и пытаться нанести удар по ногам Ушана так часто, как он только хотел, но каждый раз там был клинок учителя, который легко, даже нежно отводил его собственный клинок в сторону. Вскоре Ушан, продолжая отбивать атаки Румо, засунул одну руку в карман брюк. Некоторые школьники захихикали.
– Вот, уже совсем хорошо, – сказал де Люкка таким тоном, что сразу стало ясно – он имел ввиду совсем обратное. – Но ты должен двигать шпагу кистью руки, а не предплечьем.
Он помахал клинком у Румо перед носом, демонстрируя, как легко ему бы удалось выколоть своему ученику глаза.
Учитель зевнул:
– Дорогой мой, однажды я провёл захватывающую дуэль с маятником моего метронома.
Кто-то засмеялся.
Рyмо был вне себя от злости. Между ним и де Люккой находилось нечто, что не пропускало его дальше – стена из бесчисленных клинков. Что-то, что не имело отношения к физической силе и выносливости. Тут были важны опыт, интеллект и самообладание. Он понял, что он не просто ничего не знал о владении шпагой, а абсолютно ничего не знал. Он увидел искру в глазах Ушана де Люкки, но было слишком поздно. Он почувствовал боль, неожиданную и сильную, которую он чувствовал ранее лишь один единственный раз в пещере на Чёртовых скалах, когда циклоп ударил его факелом в лицо. Ушан уколол его кончиком шпаги в нос.
Румо заплакал. Он ничего не мог с этим поделать, боль заставляла течь слёзы из глаз. Он безостановочно всхлипывал.
– Ага, – сказал де Люкка, – не трус, а плакса.
Никто не засмеялся, даже Рольф. Каждый из них мог оказаться на месте Румо.
– Итак, – снова тепло и по-отцовски сказал де Люкка, – садись на своё место, Румо. Слушай лекцию и запоминай позиции. Со следующего урока ты можешь принимать участие в практических занятиях.