– Вот ты опять выучил что-то новое, – сказал Смайк. Он развалился на мягкой куче кленовых листьев и потягивал из мешка красное вино из Стеклянного человека. Румо понюхал его и с благодарностью отказался, так что всё досталось Смайку. – У тебя ловкие руки. Разжигать огонь – это занятие не для людей моего возраста. В больших городах на каждом углу горит огонь, поддерживаемый искряными карликами. Платишь символическую сумму и можешь взять с собой горящий факел. Так и должно быть.

Эльфийские осы, звеня, кружились вокруг пламени, хрустящие жуки гудели около головы Смайка и угрожали ему своими крошечными клещами. Весна рассыпала везде армии насекомых. Пыльные моли презирая смерть бросались в тлеющие угли и сгорали в виде цветных миниатюрных взрывов. Смайк брезгливо скривил лицо.

– Это именно то, что мне больше всего мешает в природе – она принадлежит насекомым. И нужно её им отдать. Насекомым – природу, остальным живым существам – города. Мы держимся подальше от природы, а насекомые не лезут в города – это было бы правильным решением. Что потеряли пауки в спальне? То же, что и мы в этом болотном лесу!

Румo был занят тем, что, согласно указаниям Смайка, дул в огонь. Он был очарован – как же быстро из-за этого разгоралось пламя.

– Если мы встречаем насекомых в цивилизованном мире – мы убиваем их, – причитал Смайк дальше. – Насекомые поступают с нами так же, только они пользуются изощрёнными способами. В этой местности обитают Мумифицирующие клещи, чей укус не умерщвляет жертву, а делает её неумирающей – можешь себе такое представить? Они не больше песчинки. Они годами висят на деревьях, а потом, когда ты по ошибке сядешь под такое дерево, они падают тебе на голову. Они пролазят внутрь, до мозга и откладывают в него яйца. Ты этого не чувствуешь, но когда личинки вылупятся из яиц, тогда твоя голова покроется изнутри плесенью и ты превратишься в ходячий труп, питающийся молью.

Румо посмотрел вверх на листья и взъерошил руками шерсть.

Взгляд Смайка преобразился, когда он снова взглянул на огонь. Он думал об огнях большого города. О каменных домах, высоких, как горы. Об улицах, заполненных живыми существами. О кабаках. О! Он знает там один кабачок, в Гралсунде, который… Одна из веток взорвалась в огне и вернула Смайка в реальность.

– Было бы здорово, если бы у нас был маленький поросёночек, которого мы могли бы зажарить над костром,- вздохнул Смайк. – Я знаю великолепный рецепт для свинины, в котором тмин играет важную драматическую роль. Знаешь ли, что тмин исключительным образом подходит к харцерскому сыру?

Румо желал, чтобы Смайк хоть на одну минуту прекратил свой монолог. Он кое-что учуял и хотел прислушаться, но глупая болтовня червякула его отвлекала. Результаты, которые ему сообщали слух и обоняние, были противоречивы и путаны. Румо чуял только одно существо, спрятавшееся в кустах на расстоянии около двадцати метров. Он слышал стук одного сердца: спокойный, равномерный, медленный, из чего он заключил, что, как минимум, не следует ожидать нападения. Или там находилось существо, обладающее такой самоуверенностью, что даже возможность предстоящей битвы не ускорила его сердцебиения. Но он слышал работу ещё четырёх органов – беспрерывный скрип, хруст и скрежет. Румо ещё ни разу не встречал существо, внутренности которого издавали бы такие звуки.

– Завтра мы идём на охоту, – решил Смайк. – Ты должен наконец преодолеть своё отвращение, так как это против твоей природы. Я научу тебя охотится. Может быть мы даже найдём свинью, местность тут достаточно топкая для…

– Там кто-то есть, – прошептал Румо. – В кустах. Одно или несколько существ. Я слышу непонятные звуки.

– Непонятные звуки? – Смайк тоже понизил голос. – Что за звуки?

– Треск. Это может быть каким-нибудь органом. Но я никогда ещё такого не слышал. И их там четыре.

– У таракрыс, кажется, четыре печени, – прошептал Смайк, – но они передвигаются только в стаях.

Смайк был зол, оттого, что в его общем образовании имелись пробелы и он был совершенно неуверен в верности этих обоих утверждений.

В кустах загорелись два огонька. Они были абсолютно круглыми, желтоватыми и не особо яркими, но их появление было таким неожиданным, что Румо вскочил и приготовился к нападению, а Смайк схватил тонкий прутик. Но тут огоньки зашевелились, кусты раздвинулись и огоньки направились к Румо и Смайку. Из леса появилась ужасающе худое тело с большой, невероятно непропорциональной головой на плечах. Огоньки оказались глазами, большими, круглыми, светящимися, а движения странного существа были такими неуклюжими и неловкими, что готовность Румо к бою инстинктивно угасла.

– Надеюсь, я не испугал господ, – произнёс ночной гость высоким, почти надменным голосом, – Но я увидел огонь, и поскольку я странствую по региону, ставшим, из-за своей недостаточной изученности, непривлекательным для туристов, то во мне проснулось любопытство и я позволил себе подойти поближе. В связи с научно доказанной высокой плотностью проживания Лаубвольфов и Лунных теней в этом регионе, я лично не отважился бы разжигать огонь в этой местности. Но небольшое, постоянно готовое к обороне общество может себе позволить маленький костерок, не правда ли?

"Эйдет", – подумал Смайк.

– Да, верно, я – эйдет. А значит – безобидный, господа! Опасен только на духовном уровне – и даже не пытайтесь тягаться со мной в вопросах интеллектуального развития, ха-ха! Позвольте представиться: моё имя – Колибрил. Доктор Оцтафан Колибрил.

Смайк был поражён бесстрашием, с которым этот хилый гном подошёл к нему и Румо. Очевидно он мог читать мысли и он был чем-то похож на того профессора из Форта Уна, которому Смайк обязан своими познаниями в области циклопьих языков. У него были такие же светящиеся глаза, такое же хрупкое тельце, такая же огромная голова. Но что-то в нём было другим.

– Подходите спокойно ближе, – сказал Смайк, – Для нас было бы радостью предоставить место у нашего костра дружественно настроенному путнику.

Это было традиционной фразой, которую, согласно постановлению Антлантического союза путешественников, следует произносить в подобной ситуации. Это предложение, выдуманное наттиффтоффскими политиками, предающимися в своё свободное время многочисленным путешествиям, обозначало гостеприимность и вежливость, но содержало также подсознательную угрозу. Оно чётко давало понять, что в случае возможного злоупотребления гостеприимством будет оказано активное сопротивление. Ни какой закон не предписывал обязательного использования этой глупой фразы, но она была признана всеми и изучалась во многих школах. Правильный ответ на неё звучал так: "Я благодарен за предоставленное гостеприимство и клянусь не преступать границ дозволенного."

– Я благодарен за предоставленное гостеприимство и клянусь не преступать границ дозволенного, ответил торжественно Оцтафан Колибрил и добавил, – Кроме этого хотелось бы упомянуть, что в моём владении находятся нескольких эббигских колбасок из вяленого мяса, которыми, по правилам гостеприимства, я бы с готовность поделился с господами-хозяевами костра – это ли не подобающе?

Определённая странность речи, вызываемая, по мнению некоторых учёных, болезнью, возникающей из-за бесконечного словарного запаса во множественных мозгах, считалась фирменным знаком эйдетов. Колибрил поднял вверх тряпичный мешок и вынул из него длинную тонкую колбаску.

– Подобающе, подобающе! – воскликнул восхищённо Смайк и торопливо замахал ночному гостю, приглашая его к костру.

Румо прекратил принимать оборонительную позу, но продолжал с недоверием наблюдать за Колибрилом.

После того, как маленькое общество, сидя вокруг потрескивающего, костра молча расправилось с подарком гостя (при этом Смайк получил большую часть, эйдет съел всего чуть-чуть, а Румо совсем отказался), Смайк попытался завязать непринуждённую беседу:

– Позволите узнать куда вы направляетесь? – спросил он.

– Я направляюсь в Туманный город.