— Вот что, хлопцы, — обратился Бородач к разведчикам, — отряд не может дальше оставаться в этом районе. И так задержались… Нас не трогают, но это затишье перед бурей. Вы сами даете разведданные, что бандеровцы готовятся.
— Все готовятся, — подтвердил Петрович, — и немцы, и бандеровцы.
— Есть данные, что и аковцы что‑то замышляют, — добавил Серовол.
— Ну вот! — воскликнул Бородач. — Значит, надо уходить, наносить удары там, где нас не ждут. Чего вы тянете? Серовол мастер тянуть резину.
— Василий Семенович, это не капитан, а я тяну, — признался Петрович. —Операция сложная, требуется тщательная подготовка.
— Сколько вам нужно? —, Дня три–четыре.
— Много, хлопцы. Не могу рисковать. Прихлопнут.
— Не так просто, — сказал Серовол. — Четвертая рота…
— Четвертая рота еще в себя не пришла, от ветра шатаются… Я должен знать, ради чего буду торчать тут. Вы «секретничаете, шепчетесь друг с другом целые сутки, не посвящаете. Может быть, вы и мне не доверяете?
— Не было смысла докладывать, еще все в стадии подготовки. Знаете пословицу: «Не говори «гоп!», пока не перескочишь».
— Мне «гоп!» не надо, вы мне скажите, куда прыгать собираетесь?
Петрович взглянул на Серовола, засмеялся.
— Придется рассказать, Василий Семенович, мы решили… Собственно, для этой цели нас с Валей прислали сюда, когда вы сообщили о появлении Ганса. Мы решили захватить господина Сташевского живьем.
— Так‑то просто! — недоверчиво фыркнул Бородач. — Кто это сделает?
— Валя.
— Погубите человека… — возмутился командир отряда. — Ганс хитрющая бестия. Вы сами говорили — бывший начальник полиции, опытный провокатор, не раз себя за командира партизанского отряда выдавал, многих вокруг пальца обвел, погубил, а вы к нему девчонку посылаете. Да он сразу же ее раскусит и уничтожит. Что вы, хлопцы!
Петрович выслушал Бородача с грустной улыбкой.
— Вы не знаете одного обстоятельства. Валя — дочь бывшего бургомистра. Друга Сташевского. Сташевский ее знает, видел.
— Валя? — Бородач даже отшатнулся. — Как же так?.. Отец…
— Представьте, — с вызовом сказал Петрович. —Отец— негодяй, предатель, а его дочь ― комсомолка, горячая патриотка, наша отважная разведчица. ― Он хотел еще что‑то добавить, но передумал.
Все равно не надо рисковать. Зачем он вам в живом виде? Ухлопаем его из засады… Серовол пошлет хороших хлопцев. И сообщим на Большую землю, что приговор, вынесенный советским судом этому черту, приведен в исполнение.
— Сташевский многое знает…
— Так он тебе и расскажет, — насмешливо возразил Бородач. — Язык себе откусит и проглотит. Он ведь знает, что осужден как военный преступник и его ждет одно — петля.
— Мы предполагаем захватить все его документы. В его руках большая сеть агентуры.
Командир недоверчиво и сокрушенно покачал головой.
— Ох, эта агентура… Вы мне скажите, кто такой Москалев? Выходит, он и был главным шпионом? Серовол, что молчишь?
— Пока не могу сказать определенно, — неохотно ответил капитан.
— Значит, все он брехал? Или запутался, хотел и нашим и вашим?
— Возможно. Скоро все выяснится.
— Это я давно слышу — «скоро», «надо выяснить». Тут новая наша радистка приходила, какую он спас. Плакала. Передала вот это письмо. Он будто бы ей за день до гибели дал, чтобы после войны переслала его родным, если с ним что‑нибудь случится. Прочти‑ка!
Серовол взял из рук командира треугольник письма, развернул его и прочел вслух:
— «Дорогие папа, мама, Андрюша и Верочка! Я не писал вам потому, что был в плену. С большим трудом и бедой вырвался оттуда и в настоящее время нахожусь в партизанском отряде. Воюю хорошо, не жалею сил и жизни для приближения победы над врагом и мечтаю живым дождаться конца войны. Но на войне всякое бывает, и если не вернусь, к вам, то знайте: ваш Валерка погиб как честный советский человек. К сему — ваш Валерий Москалев».
— Вот и пойми его… — сказал Бородач. — Может быть, нарочно так написал? Мол, я на подозрении, письмо радистка передаст начальнику разведки, тот прочтет и поверит…
— Скоро все выясним, Василий Семенович, — со вздохом ответил Серовол, складывая письмо в треугольник. — Письмо возьму. Боюсь, что Москалев на моей совести…
Бородач не понял, хмуро и рассеянно посмотрел на своего начальника разведки. Командир отряда уже думал о другом. Он поднялся и сказал, хлопая ладонью по столу:
— Добре, хлопцы! Три дня ваши. Если положение не изменится в худшую сторону. Изменится — не обижайтесь. Тогда оставлю тут небольшую группу, а отряд — марш, марш… По коням!
Юра Коломиец сбился с ног, выполняя поручения Серовола. После появления парашютистов капитан перевел своего помощника на временное жительство в клуню, куда приходил ночевать и сам. Правда, в эти дни начальник разведки спал очень мало. В хате шла напряженная работа. Серовол, Петрович и Сергей почти все время что‑то обсуждали, изучали полученное сообщение, расспрашивали тех, кого, иногда среди ночи, приводил по приказу Серовола его помощник. К этим секретным обсуждениям Юра допускался от случая к случаю и поэтому не знал, что, собственно, готовят начальник и прибывшие к нему на подмогу усачи. Но то, что они готовят что‑то серьезное, не вызывало у него сомнений.Юра заметил также, что Серовол делает все возможное, чтобы Петрович и Сергей поменьше попадались кому‑нибудь на глаза. Сергей к тому же оказался великим молчальником ― за три дня Юра не услышал ни одного слова, сказанного усатым красавцем. Когда Серовол и Петрович вели с кем‑нибудь разговор, Сергей сидел в сторонке, поглаживал пышные бачки, крутил то один, то другой ус и помалкивал.
Первой на разговор к начальнику разведки была приглашена новая радистка Ольга Шилина. Серовол и Петрович расспрашивали ее в присутствии Юры. Речь все время шла о том полицае, который видел в лесу ее и Москалева. Девушку спрашивали, хорошо ли запомнила она фамилию, на которую откликнулся этот человек, просили подробнейшим образом описать его внешность. Когда Олю отпустили, капитан потребовал, чтобы Юра по имеющимся у него заметкам восстановил и повторил для Петровича и Сергея рассказ Москалева о его визите к Гансу. Затем Юре пришлось сбегать за Зарембой и Эрнстом Брюнером, на беседе с которыми он не присутствовал. Вскорости после этого с почтарями ушли две группы, а на следующий день была выслана к Будовлянам и Княжполю группа Ковалишина, которая должна была попытаться восстановить связь с информатором Червонным, уже продолжительное время, по словам Серовола, не дававшим ничего о себе знать. Юра никогда не слыхал этой клички ― Червонный, но подумал, что связь с этим информатором оборвалась задолго до того, как он попал под начало капитана Серовола.
Перед тем, как отправить группу, Серовол встретился с Ковалишиным, но не в хате, а в лесу, на полянке, пригласив на эту встречу и своего помощника. Он долго и подробно инструктировал взводного, как ему следует поступать при тех или иных обстоятельствах. Задание действительно оказалось сложным и требовало времени, терпения, риска, так как нынешнее местонахождение информатора не было известно, и чтобы вызвать его обусловленным сигналом на встречу, необходимо было дважды проникнуть в Будовляны, а в случае неудачи ― в Княжполь. Выполнение самой ответственной части задания возлагалось на Ковалишина, хлопцы, которых он брал с собой, должны были только охранять, а в случае надобности прикрывать его на подходах к этим двум городкам.
Откровенно говоря, Юра не мог понять, почему капитан, согласившийся занести взводного в кондуит, одновременно поручает ему такое секретное дело. Что касается версии, которая могла бы подвергнуть сомнению рассказ Ковалишина и указать на иные мотивы убийства Москалева, то как ни вертел Юра известные ему факты, они снова прочно становились на свои места в той логической цепи, какая приводила к выводу, что Валерий Москалев был вражеским агентом и отправлял донесения при помощи голубиной почты.
Правда, Юра собрался еще раз побывать на поляне и даже вычертить, как передвигались по ней Москалев и Ковалишин, когда увидели друг друга и завязали перестрелку. Но для этого нужно было время, а свободного времени у Юры не выпадало. Что же касается Серовола, то он Юру об этом деле не расспрашивал, точно забыл, какую задачу поставил перед помощником.