Между прочим, в нашей стране, где каждый каждого обвиняет или подозревает в стукачестве, принято стыдиться слова «агент». Кима Филби, Рихарда Зорге, Блейка торжественно именуют разведчиками — иначе говоря, штатными сотрудниками нашей военной или политической разведки. А ведь все они агенты — блестящие, храбрые, много сделавшие для нашего государства (каким бы оно тогда ни было). А сколько людей не числилось ни в каких картотеках и не давало никаких подписок, но помогало секретным службам в военное и мирное время? Сколько их предано суворовыми, гордиевскими, поповыми, пеньковскими? Почему во время телеинтервью с предателями никто из «свободных» журналистов не спросил их об этом? Снова и снова задаю себе и другим еще вопрос: кому же все-таки нужна — и для чего — героизация предателей? В интервью с Суворовым на экране то и дело появлялась драматическая надпись: «Приговорен к расстрелу». А к чему бы вы, господа, хотели его приговорить? К Нобелевской премии? К званию Герой Соединенного Королевства или США?

«Предательство как… благо». Это название статьи из популярного еженедельника, где на полном серьезе читателя убеждают, что измена Пеньковского спасла мир во время Карибского кризиса. Этой же теме посвящена толстенная книга о Пеньковском, которая так и называется — «Шпион, который спас мир…»

Написанная американским «журналистом» Джералдом Шектером и покойным ныне предателем СССР и советской разведки Дерябиным, она поражает обилием фактических материалов, которые ЦРУ с небывалой готовностью предоставило авторам — каждое лыко в строку.

Другой предатель, Гордиевский, тяжело, видите ли, переживал вторжение войск Варшавского Договора в Чехословакию и поэтому… Позвольте, если офицер настолько переживает по этому поводу, что вполне возможно, пусть напишет рапорт об отставке и уже в качестве гражданского лица оппонирует правительству, с политикой которого не согласен. Ан нет! Он предпочитает наняться в прислуги к английской разведке, предавать офицеров-чекистов, работающих вместе с ним, агентов, нелегалов — все и всех. Предательство как благо? Да, блага тут очевидны — заместитель резидента разведки в Англии знает много, и торговать было чем. Судя по тому, на каких уровнях англичане просили отпустить к Гордиевскому его семью, он, видимо, не продешевил.

А все эти публикации в защиту предателей, попытки изобразить их борцами против «режима КПСС» имеют только одну хорошо замаскированную цель — это работа высококлассных разведок по выводу из игры своих провалившихся или расшифрованных агентов.

Хорошо понимая, что агентура, перед которой стояла цель развала, разрушения нашей страны, уже «выработалась», состарилась, не имеет возможностей, запаса здоровья, влияния, зарубежные спецслужбы готовят новые агентурные кадры, призванные решать новые задачи. Эти агенты должны быть уверены в том, что в случае провала их не бросят в беде, используют любое влияние, чтобы вывезти за рубеж, обменять на собственных попавшихся агентов, отменить приговоры к высшей мере наказания…

«…Мы своих людей в обиду не даем…»

Интересно, с чьей это помощью наши сердобольные журналисты берут интервью у перебежчиков? Что, можно приехать в Лондон, например, и спросить у первого же «бобби» — как бы встретиться с Гордиевским?

Такие встречи, беседы, интервью может устроить только секретная служба, когда она заинтересована в этом.

Было еще одно путешествие за счет государства (так иногда называли в «Доме» командировки), которое я вспоминаю, когда слышу словосочетание «северные территории».

В конце мая 1973 года меня вызвал к себе Ник. Ник. и, загадочно улыбаясь, спросил, не хочу ли я проверить работу Управления КГБ по Приморскому краю? Я заметил, что проверять чужую работу гораздо приятнее, чем выполнять свою, и спросил, в чем дело. Оказывается, было принято решение проверить работу чекистов в Приморском крае, и Инспекторское управление (то самое, куда когда-то был сослан за строптивость Алексей Николаевич Лебедев) формировало рабочую группу из представителей всех подразделений центрального аппарата.

Наше Управление предложило две кандидатуры — полковника Ч. и меня. В те времена я не понимал, что попасть в такую группу — привилегия, и особого восторга не выказал, но Ник. Ник., сам опытный дальневосточник, вдобавок ко многому рассказанному им о работе в Приморском крае прибавил еще кое-что, и я всерьез заинтересовался поездкой. Она обещала быть довольно долгой — месяц. Я не любил уезжать из дома так надолго.

Я почему-то не попал на общий инструктаж группы: Ч. уже в самолете рассказывал о нем. Нас было человек 20: двое из ПГУ, пара молодых ребят из 2-го Управления, технари, представитель Инспекторского — перезнакомились уже в Ил-86.

Рейс был прямой — «Москва — Владивосток», летели страшно долго, все время что-то ели (тогда Аэрофлот еще не научился ненавидеть своих пассажиров), а один из сотрудников ПГУ довольно прилично «набрался». Во Владивостоке нас встретили коллеги и отвезли в скромную гостиницу в получасе ходьбы от Управления КГБ. Там начальник Управления и несколько его офицеров устроили прекрасный ужин, во время которого нам дали возможность познакомиться с местной кухней и особенно с тем, что в Приморском крае называют морепродуктами. Стол был заставлен креветками, которые там называют «чилим», рыбой, салатами из морской капусты и другими деликатесами.

После ужина я спросил Ч., почему, например, мы проверяем Приморье, а не Узбекистан. Ч., многоопытный умница, засмеялся и сказал: «Знаешь, Женя, в таких случаях только проверяемые знают или догадываются, почему их проверяют, а проверяющие не знают этого никогда. Может, хотят снять начальника Управления, может, наоборот, перевести в Москву, наше дело — разобраться, как тут обстоят дела по «пятой линии»».

Много лет спустя я вычитал на последней странице «Литературной газеты» изумительную фразу: тех, кому верят, проверяют те, кому доверяют…

Утром мы пришли в старенькое здание Управления и разбрелись по кабинетам. По дороге сопровождавший нас сотрудник показал строившееся новое здание КГБ, которое гордо торчало над Владивостоком и одним своим видом не должно было оставлять никаких сомнений у тех, у кого «рыльце в пуху».

Мы целыми днями сидели в кабинетах коллег, читали дела оперативного учета, знакомились с сотрудниками и даже ходили на «контрольные» встречи с агентурой; беседовали с руководителями отделений и отделов. Я впервые почувствовал, что неплохо, черт возьми, знаю свою работу… Никаких серьезных промахов или ошибок мы в 5-м отделе не нашли и найти не могли, потому что негде их было искать. Приморье было режимным районом, попасть туда можно было лишь в служебную командировку или по личному приглашению (желательно родственников); с точки зрения КГБ это пространство считалось относительно «чистым». Нас очень интересовало, как готовятся коллеги к работе по строившемуся тогда ДВНЦ — Дальневосточному научному центру Академии наук СССР.

Ученые, намеревавшиеся работать в Центре, уже часто наезжали в Приморье, а некоторые успели поселиться там. Нам с восторгом рассказывали об их работе: они постоянно находили то неизвестное раньше растение, то какого-нибудь рачка в океане.

Создавались и испытывались на основе только что открытых растений лечебные препараты, и уже было несколько печальных и одновременно смешных случаев. Один из препаратов якобы сильно повышал мужскую потенцию, о нем стало известно в Москве. И вот пожилой, заслуженный ученый, обращаясь к местному коллеге, говорит вполголоса: «Иван Александрович очень просил вас прислать ему того-этого…» Его, естественно, снабжают препаратом. Просителю неудобно расспрашивать о дозировке, времени приема, чтобы не выдать собственную заинтересованность, а местный коллега уверен, что уж в Москве-то знают, как обращаться с лекарством, и не лезет с объяснениями.

Вечером приезжий, насмотревшись в ресторане гостиницы на хорошеньких официанток, поднимается в номер, выпивает чайный стакан снадобья и замертво валится на пол. Нужно было, оказывается, только столовую ложку…