Так всегда уезжают солдаты — наспех, будто ненадолго, и чаще навсегда.

Колонна медленно продвигалась вперед. Вокруг было относительно тихо, лишь издали доносился орудийный грохот. Миновали село и выехали в открытое поле. Внезапно сбоку из перелеска на нас обрушился минометный залп. Машины приостановились. И тогда, передав по колонне команду: «Делай, как я!», головная машина, а вслед за ней и остальные, повернули под прямым углом вправо и устремились развернутой цепью к перелеску. Оттуда навстречу нам ударили пулеметные и автоматные очереди. Машины мчались вперед по полю. Свистел ветер, свистели мины и пули, ревели моторы. Перелесок был уже совсем близко. Мы открыли ответный ураганный огонь из автоматов и винтовок. И хотя стрельба из несущихся по неровному полю машин не могла быть прицельной, все же наши отчаянные и дружные действия ошеломили немцев, и огонь с их стороны затих. Но тут же возобновился с такой силой, что очень скоро почти все машины оказались выведенными из строя. Рядом с нашим ЗИСом разорвалась мина. Водитель был убит, несколько человек получили ранения. Я выбрался из кузова и вместе с другими продолжал бежать вперед, пригибаясь, падая и вскакивая вновь. Но мы так и не смогли прорвать цепь гитлеровцев и вынуждены были отойти назад, залечь. А ночью попробовали повторить прорыв. Но фашисты не жалели ракет, освещали подступы к своим позициям, и все попытки прорваться ни к чему, кроме жертв, не привели.

Едва начало светать, в небе появилось два самолета. Когда они приблизились, от их фюзеляжей отделилось два темных предмета, и сразу же над ними раскрылись купола парашютов. Кто-то, не разобравшись, крикнул: «Немецкие парашютисты!». По ним открыли огонь и расстреляли последние патроны. Лишь потом мы сообразили, что это наши самолеты сбрасывали нам боеприпасы. А парашюты ветром отнесло в расположение немцев.

Утренний ветер окончательно очистил небо. Предстоял жаркий день. Первые лучи осветили поле ночного боя. Чернели подбитые машины, в невысокой траве лежали неподвижные тела. Среди них я увидел майора. К смерти, даже встречаясь с ней ежедневно, ежечасно, я так и не мог привыкнуть.

Тишина воцарилась над полем. Но она была недолгой. В небе снова послышался гул моторов. Показалось несколько бомбардировщиков. Они вытянулись в цепочку, сделали круг над нами, а там, пикируя с ревущими сиренами, по очереди прицельно начали сбрасывать бомбы прямо на нас. В открытом поле остатки колонны были хорошей мишенью. Снова из леса раздались выстрелы. Ответить на них было нечем. Ждать чего-то— бесполезно, надеяться — только на чудо. Мы стали отходить к лощине. Задержались у брошенного грузовика. Чудом удалось его завести. В кабине — еще везение— оказался автомат с нерасстрелянным диском. Услышав шум двигателя, к грузовику уже бежали те, кто остался в живых. В этот момент снова появились «юнкерсы». Все бросились прочь от машины. Снова земля содрогалась от взрывов бомб. Когда самолеты улетели, к машине подошла лишь небольшая горстка бойцов, среди них уже не было нашего водителя. Мотор еще работал. Мне пришлось сесть за руль. Рядом со мной оказался сержант. А сбоку уже бежали немецкие автоматчики.

Сержант высунулся из кабины и дал очередь из автомата. Я нажимал до отказа на газ, но чем быстрее мы двигались, тем стремительнее приближались к развязке.

Дорога шла под гору. Впереди, в низине, на огромной ровной площадке, окруженной голыми холмами, я увидел множество наших бойцов, повозок и машин. С каждой минутой их количество увеличивалось. Они вливались в низину со всех сторон, словно потоки воды после ливня. Неразбериха царила полнейшая. Что делать и куда деваться — никто не знал. Да и деваться, собственно, было некуда: кругом на высотках немцы, а внутри этого ужасного котла — наши, растерянные, мечущиеся, не имеющие шанса выжить, без боеприпасов, без горючего.

В небе снова послышался нарастающий гул моторов. Приближались бомбардировщики. Казалось, они закрыли все небо. И началось светопреставление…

Взрывы сливались в сплошной грохот. На смену отбомбившимся эскадрильям прилетали новые.

Я укрылся в воронке от бомбы, знал, что вторичное попадание в ту же воронку — маловероятно. В этой же воронке залег еще один солдат. Он сразу плюхнулся на дно лицом вниз, прикрыл голову руками. Я же, как делал это обычно во время бомбежек, лег на откос воронки лицом вверх, так, чтобы видеть направление падающих бомб. Делал это по привычке, усвоенной еще из занятий боксом — встречать удар с открытыми глазами. Следя за надвигающейся волной «юнкерсов», я видел, как из-под фюзеляжей появлялись одна за другой, с одинаковыми интервалами, черные точки бомб. Они устремлялись вниз по параболе, и можно было приблизительно определить место их приземления. По вот я заметил, что несколько бомб летит прямо на нас…

— Уходим! Здесь накроет! — крикнул я, вскочил и бросился бежать. Взрывной волной меня кинуло на землю.

Когда отгремели разрывы и дым рассеялся, я вернулся к воронке. Она была разворочена прямым попаданием. На дне, перемешанные с землей, виднелись куски шинели и сумка от противогаза. Метрах в тридцати от воронки лежало окровавленное тело того самого солдата. К нему трудно было подступиться, — он весь был иссечен осколками и истекал кровью. Тут уже нельзя было помочь. Попытался позвать кого-нибудь на помощь, но куда там — каждый, используя короткую передышку, старался поглубже зарыться в землю. Если не было лопаты — скребли грунт касками или штыками, а то и просто руками… Новая воздушная атака заставила меня прижаться к земле.

В этом огненном смерче даже мертвые не обретали покой. Вместе с живыми их швыряло взрывной волной, кромсало уже искореженные тела. Они подскакивали, падали, вздрагивали от новых разрывов и попаданий осколков.

Когда бомбардировщики улетели, тишина установилась лишь на миг. Ее разорвали орудийные и минометные залпы. Воздух наполнился ревом снарядов и воем мин. Они летели со всех сторон, добивая то, что еще уцелело. От непрерывного грохота в ушах стоял звон кругом дым и пламя, кровь и стоны. Сознание уже плохо воспринимало то, что творилось вокруг

Из-за холма показались немецкие танки и бронетранспортеры. За ними шли автоматчики. Начался последний акт кровавой бани. Недалеко от меня поднялся незнакомый капитан с окровавленной повязкой на голове. В руке — граната.

— За мной! — крикнул капитан.

Те, кто еще мог подняться, устремились вперед. Мы шли во весь рост, собрав последние силы и волю, навстречу танкам и автоматчикам, не обращая внимания на свист пуль и осколков Диск автомата давно уже был пуст. Я схватил его за ствол, готовясь использовать автомат как дубину в рукопашном бою. Вот тут пожалел, что в руках у меня не винтовка со штыком. Хотя против брони и она была бы бесполезной

Наша немногочисленная цепь с каждым шагом ре дела. Упал и капитан, так и не успев метнуть свою гранату.

«Когда же моя очередь?» — мелькнуло в голове.

Всплеск ослепляющего огня. Земля вздыбилась, ушла из-под ног. На меня обрушился поток песка… Все затихло, замедлилось и стало куда то проваливаться. Вот она.

Пришел в себя, когда танки и бронетранспортеры были уже рядом. Попытался подняться, но помешала резкая боль в ноге! Галифе на колене рассечены и пропитаны кровью Ранение в колено. Как ни странно, при виде крови мысли снова приобрели ясность. С бронетранспортеров уже кричали: «Русс, комм!».

Не обращая внимания на гитлеровцев, я начал вытаскивать из песка свой сапог, непонятно когда и как снявшийся с ноги. Ко мне подскочили двое. Один целил в голову, другой замахнулся автоматом. В голове шум. Все происходящее — как будто наблюдаю со стороны. Все как бы происходит уже не со мной и кажется без различным. Немцы увидели, что я ранен, подтащили к бронетранспортеру и бросили в кузов. Машина развернулась и двинулась в обратном направлении. Рядом конвоировали большую группу пленных. Затем в кузов бросили еще двух раненых.