Изменить стиль страницы

Ольга знала, что, только он с болью переживал давно отошедшее в прошлое ее горькое детство, как свое личное. Однажды она проникновенно написала ему: «Я вечно буду тебе благодарна за все то, что сделал для меня». Как‑то проснувшись в ночной теми с этим признанием, она до утра не могла сомкнуть глаз, оставаясь в гнетущем состоянии, как после кошмарного сна. То было ее искреннее

заверение и в нем он тогда не сомневался, но она, втиснутая в прозаический алчный мир, вынуждена была скрывать свои естественные чувства от окружения и от общества, установившего табу на подобные отношения. Казалось бы, общество не вправе вмешиваться в личную жизнь, не вправе винить и публично унижать тех, которые тянулись к своему счастью, нарушая казенные устои, но не испытывая угрызений совести. Только она, совесть, могла их судить. Выстраданные же помыслы Ольги и Геннадия Ивановича были чисты.

Ольга знала, сколько ему пришлось вытерпеть из‑за нее, считавшего ее необыкновенной. Он этого не скрывал, добавляя. Что такой она и останется, пока будет с ним. Прозаичности в их отношениях он не терпел, хотя она не всегда соглашалась с ним в ее исключительности. Геннадий Иванович выслушивал ее, но оставался при своем мнении: «Если что‑то случится, — опасался он, — вот тогда она вернется в свою раковину и однажды предстанет перед ним обыкновенной, покорной, живущей в убогом сарайчике, как в келье, смирившись со своей судьбой, в одеянии послушницы с надвинутым на лоб черном платке».

С той бессонной ночи Ольгой завладели душевные бури, причинявшие ей боль, которой она пыталась противиться. Она боролась с собой, но собиралась с духом. У человека, перенесшего тяжкие жизненные невзгоды, не может быть черствого сердца. В нем зрело порывистое признание: «Как хорошо, что ты есть». Но Геннадий Иванович, тоже забитый раздумьями, находился в полном неведении, что замышляла Ольга в наступившие знойные дни.

47

Неведение Гришанова было его личным делом. Оно сказывалось на его настроении, переживаниях, вредивших здоровью, но он старался удержать их в себе, не причинять неудобств окружению. Другое дело держать в неведении народ, пугая его «непредсказуемыми событиями», о которых часто напоминал новоиспеченный президент. Одному ему было известно, что он имел в виду и с какой целью грозил ими. Страну уже охватил хаос, общество захлестнула стихия, государство стало неуправляемым, шла война, лилась кровь. Какие еще могут быть «не

предсказуемые события?..» Оставалась гражданская война.

— Не только, —поправил меня Геннадий Иванович.

— Что же еще?

— Горбачевские кооперативы, как панацея от всех зол, по замыслу прорабов «перестройки».

На свет божий хлынули кооператоры, воодушевленные лозунгом, позаимствованным у знаменитого Остапа Бендера, правда, несколько перефразированным с учетом «нового мышления: «Ударим кооперативами по экономике и обнищанию!» И «процесс пошел». «Даешь кооперативы», как раньше: «Даешь коммунизм!» — Кто больше! Не отставать», — призывал президент.

Кооперативная эйфория стала составной «перестройки», охватившей всю страну. Она раскачивала огромный государственный корабль, попавший в грозную стихию урагана с непредсказуемыми последствиями. Но прорабов «перестройки» это не устрашало. Кооперативы по замыслу их архитектора должны были спасти «перестройку».

Любителей легкой наживы оказалось более чем достаточно. Благо можно было нажиться ничего не производя, а только скупая и перепродавая на жульнической аферной основе. Она‑то и насторожила бдительных железнодорожников при следовании «загадочного поезда», шедшего из Нижнего Тагила в Новороссийск. На платформах под брезентами — чехлами они обнаружили дюжину танков без воинского караула. Осмотрщики вагонов сразу заподозрили что‑то нечистое. Такого еще не было, чтобы грозное новейшее оружие не значилось в графике воинских перевозок. Обратились к документам. А в них сплошной «туман» — танки значились как «металлолом», в который попали новенькие «неразоборудованные транспортирующие средства».

Кто‑то явно «липовал», грубо маскируя новейшие танки, выпуска 1989 г., начиненные электронным оборудованием, под казенной малозначащей записью «печи железнодорожные». И почему танки с заводского двора переправлялись к морю? В Новороссийске и поблизости не было танковых дивизий. Обследования «странного поезда загадок» позволило обнаружить еще около четырех сот тонн стальной ленты, около тысячи тонн труб из алюминия, более тысячи тонн удобрений и других остродефицитных товаров, которых днем с огнем не найти на снабженческих базах. Поезд остановился на запруженной

составами железнодорожной станции Новороссийск и не мог оставаться без охраны.

Вскоре появились представители концерна «АНТ», спешившие перекантовать груз на платформах Новороссийскому морскому пароходству для отправки на судах за рубеж. Начали разбираться, что это за всемогущественный «АНТ», коему позволено продавать военную технику за границу?

— Перестройка же, — твердили они.

Доложили наверх. Сначала в Москве не поверили. Сомневались, уточняли, проверяли. Но фотоаппарат бес- спристрастно зафиксировал на цветной пленке пахнущие свежей краской танки. Пригласили первого секретаря крайкома, показали ему фотографии, чтобы рассеять всякие сомнения и с надеждой, что он незамедлительно доложит в ЦК. А тем временем стали разбираться с производственно–технологическим кооперативом «АНТ», что означало: Автоматизация. Наука. Технология. Начинал он свою деятельность в подмосковном городке Ногинске довольно скромно при местном райпотребсоюзе с изготовления полиэтиленовых мешочков, оборудованием магазинов противопожарной и охранной сигнализацией. Вот и вся автоматизация, наука и технология. Предприимчивые руководители — дельцы кооператива обвели вокруг пальца даже самого Егора Лигачева, второго человека в партии, который не только поддержал кооператив, как предприятие, способное насытить рынок потребительскими товарами, но и дал ему зеленый свет для беспрепятственного продвижения эшелона с танками. Глава уже государственно–кооперативного объединения «АНТ» В. Ряшенцев развернул бурную деятельность, прибирая к рукам кооперативы в Москве, Ленинграде, Харькове. Он всплыл на волне кооперативной эйфории из тьмы безвестности, шагнув сразу в элиту влиятельных бизнесменов–коопера- торов, которым Горбачев предсказывал великое будущее. С помощью правительственных и партийных чиновников АНТ стал уже не каким‑то там кооперативом, а концерном, пышел на международную арену, заключив с французской фирмой 808 сделку на поставку миллионов тонн металлолома, а пока лихорадочно продвигал самолетами поставки за рубеж авиационных моторов, имея в виду специализироваться на продаже советской военной техники в обмен на поставки видеомагнитофонов, аудиокассет, видеокассет, магнитофонов, презервативов до 50 миллионов штук.

Вскоре была получена информация от торгпреда в Париже, что фирма 8Э8, имевшая связь с АНТом прекратила платежи по своим обязательствам и была ликвидирована. Генеральному директору АНТ пришлось срочно переключиться на посреднические фирмы в Венгрии и Швейцарии, заключать миллионные сделки. Но тут доморощенных бизнесменов–воротил, занимавшихся явной аферой, ждал неприятный сюрприз с двенадцатью танками Т-72 МТМ, обнаруженными на Кубани.

В борьбу с концерном включился Полозков. Один против могущественного спрута, поддерживаемого в ЦК и в Совмине. О торгово–финансовых махинациях, которым суждено было войти в анналы истории «перестройки», доложили Председателю Совмина Рыжкову, распорядившемуся проверить деятельность АНТа. Иван Кузьмич обнажал противоправную торговлю АНТа оружием. «Танковая» афера была настолько очевидной, что даже консервативная прокуратура вынуждена была возбудить уголовное дело по признакам статьи, квалифицировавшей деятельность концерна, как покушение на контрабанду оружием.

Когда запахло жареным, генеральный директор и его ближайшие подручные удрали за границу и там объявили о ликвидации своего детища.