Поздно вечером скорый поезд увозил следователя в город, где высококвалифицированные специалисты — эксперты изучили извлеченный из земли материал. Эксперт дал заключение, что среди найденных костей имеются и кости ребенка в возрасте примерно двух-трех месяцев. Пролежали они в земле два-три года, а поскольку труп ребенка подвергается разложению значительно быстрее, ткани сохраниться не могли…
Итак, установлено, что в подвале были погребены два трупа — женщины и ребенка…
В Куйбышеве и Львове, между тем, продолжались поиски Лидии Коваль, ее брата и сестры. На вторичный запрос следователя куйбышевский адресный стол сообщил, что в городе проживает несколько десятков граждан по фамилии Коваль. Среди них была и женщина по имени Лидия.
Куйбышевская Лидия Коваль, когда ее спросили о родственнице по фамилии Сокурина, только пожала плечами — никогда таких родственников у нее не было. Посмотрев на фото Кондрата Сокурина, она заявила, что видит этого человека впервые.
Значит, это другая Лида Коваль! На всякий случай допросили всех женщин по фамилии Коваль.
Ни брата, ни сестры Лиды в Куйбышеве тоже не оказалось. Во Львове жило несколько Ковалей, но никто из них к убийству в местечке Д. не имел никакого отношения…
В руках Валерии Барко документ, присланный из Таганрога: письмо мужа Сокуриной к своей племяннице — Наталье Байдиченко.
Даже при беглом чтении ясно, что письмо — образец неумелой конспирации.
Вот что писал дядя:
«Здравствуй, Наташа! Я хочу написать тебе несколько слов об истории в местечке Д. В сентябре 1947 года тетя Маша получила от прокурора телеграмму — ее вызывали по делу Лиды, нашей невестки. А дело вот в чем. Когда я демобилизовался из армии в сентябре 1946 года, мы переехали в Таганрог, где живем и по сей день. Когда уехали из местечка, квартиру купил один врач. Вот там в подвале и нашли труп неизвестной женщины. Прокурор выясняет, что это за труп и кто убийца. Котенко пустил слухи, что это труп нашей Лиды и что убили ее якобы ты и тетя Маша. Ее вызывали в местечко Д., и она показала, как было дело с Лидой и как она уехала. Вспомни, как все было. Если забыла, я сам тебе напомню, тетя твоя все мне рассказала. Однажды тетя Маша уехала в областной центр. Мая была в школе, Лидка и ты оставались дома. В это время заявляется Лидкина сестра из Львова. Они стали собираться, а тебя, помнишь, еще послали достать денег на дорогу. Ты ушла, а они прихватили из чемоданов несколько отрезов шерсти и шелка. Когда ты явилась домой, они уже уехали во Львов. После того о них ни слуху, ни духу. Обокрали и уехали. А сейчас тетю Машу таскают и, как мне стало известно, тебя допрашивают. А ты не бойся, нечего тебе волноваться. Расскажи прокурору все, как было. Расскажи, что знаешь, и как все с Лидкой произошло. Что за труп обнаружен — кто его знает, и кто убийца — не наше с тобой дело.
Наташа! В сентябре 1947 года тетя Маша тебе писала, чтобы ты ей сообщила, как Лидка уехала, а ты ей не ответила. Писать кончаю. Вот и все с этой историей. До свидания…»
Для следователя Барко, да и не только для нее, было ясно, что сообщение Наташиного дяди, как говорится, шито белыми нитками.
Показания Натальи Байдиченко, а главное письмо ее дяди вызывали новые вопросы, разрешить которые Барко решила лично, не поручая этого кому-либо на месте.
Появление следователя из Подолии в районной прокуратуре Ростовской области многих удивило. Чего ради приехала Барко? Ведь Байдиченко допрошена? Барко объяснила, что должна еще раз ее допросить.
Байдиченко на допросе вела себя как-то странно: чувствовалось, что она чего-то не договаривает; только начнет рассказывать, но тут же спохватывается, и умолкает.
Вдвоем они просидели очень долго. Наталья говорила только о взаимоотношениях Сокуриной с Лидой, а едва дело доходило до того, куда та девалась, сразу умолкала и исподлобья глядела на следователя.
Барко чувствовала, что Байдиченко многое знает. Но как заставить Наталью заговорить?
Следователь решает взять ее с собой в Д. Может быть, там, на месте, где было совершено преступление, она станет более откровенной.
В дороге они говорили, о чем угодно, только не об убийстве. Постепенно официальные отношения уступали место простым, человеческим, почти дружеским. И вдруг, когда до Д. оставались уже считанные километры, Наталья призналась в том, что Лида и ее дочь были убиты.
И вот в кабинете прокурора Наталья Байдиченко рассказала страшную повесть: она говорит о своих родителях, о том, где она училась, кем ей доводится Мария Сокурина, о том, как в расцвете лет погибли молодая женщина и ее ребенок.
— «Лиде жилось у Сокуриной очень плохо. Но чем я могла помочь ей? Я ведь и сама целиком зависела от тетки, боялась, что она в любой момент выгонит меня. А куда я денусь — без специальности, без денег? Тетка часто возмущалась выбором сына. И писала ему об этом. Под влиянием матери Кондрат все реже и реже подавал весточки жене. Лида это очень переживала.
— Как-то раз мы с теткой сидели вдвоем. И вдруг она мне предложила убрать Лиду. Прямо так и сказала: «убрать». Я не поняла, что это значит. А тетка также спокойно ответила: «убить, значит». Я была в ужасе. Я вскочила и закричала, что она сошла с ума. «Ты у меня в руках: вот отравлю ее, а свалю на тебя. Мне поверят», — так говорила тетка.
— Однажды она послала меня за каким-то лекарством — хотела им отравить Лиду. Я разбила пузырек по дороге. Тетка тогда ничего не сказала. А потом снова завела разговор об убийстве Лиды. Я отказалась наотрез. Вскоре к нам явился какой-то мужчина. Фамилии и имени его не знаю, но видела его несколько раз в местечке. Я знала, зачем он пришел, и убежала из дому. Когда возвратилась, тетка говорит: «Тебе нечего бояться, он сам все сделает. Когда он появится, ты уйди куда-нибудь, а я в город уеду. Нас никто не заподозрит».
— Рано утром, когда Лида и ребенок еще спали, Сокурина уехала в областной центр. В это время в дверь постучали. Пришел «тот». Я впустила его в квартиру, показала, где спит Лида, взяла деньги, оставленные теткой, и пошла на базар. Когда вернулась, незнакомец сидел на кухне и пил водку. Лиды с ребенком не было. На полу и на подушке виднелись следы крови. Через несколько часов тетка вернулась. Мы с нею договорились, что распустим слух, будто за Лидой приехала из Львова сестра, и они, забрав вещи, в том числе и вещи тетки, уехали, а я в тот день ходила к соседке занять денег «на дорогу Лиде».
— После убийства Лиды я не могла оставаться в теткином доме и вскоре уехала к матери в село под Таганрогом.
— Как убивал этот мужчина Лиду, я не видела. Но, когда мыла полы, нашла револьверную гильзу и выбросила ее в сад. Наволочки на кровати, где спала Лида, были в крови, я их сняла и выстирала. Когда земля в погребе начала оседать, тетка велела засыпать яму золой. Она часто лазила в погреб, но что там делала, — не знаю.
— Вскоре после того, как нашли труп, тетка прислала письмо, в котором писала, что ее вызывали в местечко Д., допрашивали, но труп опознать не могут. Бояться нечего, только не надо ни в чем признаваться. Письмо это я уничтожила».
Кто же приходил к Сокуриным? Опять бесконечные допросы свидетелей. И вот всплывает некто Антон Кушевар. Он в свое время был осужден за какое-то преступление, в 1945 году вышел на свободу, но вскоре после этого умер. Все это было выяснено следователем. Наталья Байдиченко без труда опознала его фотографию, которую ей предъявила следователь среди других, близких по типу.
Мария Сокурина была арестована. Она категорически отрицала свое участие в убийстве Лиды Коваль и ее ребенка.
— Убежала она от меня, вот святой истинный крест, убежала. Да еще и вещи мои прихватила, — клялась и божилась Сокурина.
На одном из допросов Сокурина вдруг заявила, что после отъезда Лиды, примерно через месяц, она получила от нее письмо, как будто из Владимира.
— Где письмо?
— Наверное, выбросила.
Запросили Владимир. Ответ: по данным адресного стола, Лидия Коваль в городе никогда не проживала.