Казанков А.

«Кулацкая операция» 1937–1938 гг. в истории села Кояново

Татарское село Кояново расположено в 25 км от города Перми на Сибирском тракте (Пермь — Екатеринбург). В пореформенной России хозяйственная жизнь села находилась на подъеме:

В среднем на один двор жителя села Кояново в 1875 г. приходилось 4 лошади, 4 коровы, 5 овец[539]. Среднее хозяйство выращивало до 10 пудов ржи, 20 пудов овса, 5 пудов ячменя и 15 пудов пшеницы, т. е. в среднем на двор приходилось по 400 кг зерна ржи и пшеницы и по 400 кг зерна овса и ячменя.

В годы гражданской войны наиболее зажиточные и богатые жители Кояново покинули страну. Это были крупные и средние «торговцы», всего 7 семей[540].

Мировая и гражданская войны, «изъятия излишков» времени «военного коммунизма» нанесли хозяйству села значительный урон. Всероссийская перепись населения 1920 г. зафиксировала в Коянове 2219 жителей и 499 хозяйств. В среднем на одно хозяйство приходилось 0,7 лошади, 0,9 коровы, 0,1 овцы и барана[541]. Жители села были обложены продразверсткой — «хлебная разверстка — 5 пудов 10 фунтов с посевной десятины ржи», а также — 1030 пудов сена и 1390 пудов яровой соломы[542]. Средняя урожайность хлеба по Пермскому уезду в 1921 г. составила 30,6 пуда с десятины[543]. Таким образом, хлебная разверстка в 1920 г. составляла примерно 16,6 % урожая.

Продовольственная политика советской власти, основанная на принудительном изъятии продуктов у крестьян, вела к сокращению посевов. Так, проведенный в 1921 г. анализ посевной площади Пермского уезда выявил сокращение посевов почти на 30 % по сравнению с 1916 г. В среднем сбор хлеба на 1 едока в уезде составил 3,6 пуда, тогда как минимальная «голодная» норма была в то время 9 пудов хлеба на 1 едока в год[544].

В 1928–1929 гг. в селе начали организовываться ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли). В 1929–1930 гг. ТОЗы объединились в колхоз «Передовик», имевший 500 гектаров пашни. В 1931 г. председателем колхоза был избран Галимзян Максудов[545].

В 1937 г. село Кояново административно входило в Пермский район и подчинялось Пермскому горсовету. В архивном фонде горсовета сохранились постановления, касающиеся колхозов и сельсоветов. Весной и летом 1937 г. горсовет отстранил от работы или рекомендовал привлечь к суду десятки руководящих работников сельсоветов, колхозов, МТФ (молочно-товарная ферма) за «развал работы и бездеятельность». Постановлением № 36 от 22 июля 1937 г. рекомендовалось привлечь к судебной ответственности правление колхоза «Передовик» Кояновского сельсовета[546]. После отказа председателя Кояновского сельсовета Беляева послать на лесозаготовки требуемое горсоветом число людей[547] 26 мая 1937 г. специнструктор Пермского ГОРФО проверил состояние доходной и расходной части бюджета Кояновского сельсовета. В постановлении было отмечено «слабое поступление госналога, сельхозналога, культсбора», было вынесено предписание — передать дело на председателя сельсовета Беляева Шарифа, заместителя председателя Мурасова, счетовода Сазонова и члена президиума сельсовета Беляева Хузю горпрокурору для привлечения виновных к уголовной ответственности по ст. 109 и 111 УК (превышение власти и халатное отношение к службе)[548].

6 августа в селе начались аресты. Всего с 06.08.1937 по 13.04.1938 гг. было арестовано 19 жителей села и тракторист Кояновской МТС — из соседнего села. Дальнейшей нашей задачей будет выяснить причины их ареста, соответствие арестованных группам приказа № 00447, наиболее значимые периоды в ходе репрессий, социальный состав репрессированных, особенности проведения массовой операции в селе Кояново.

Подготовка к массовой операции

Выбор жертв начался в июле 1937 г. по специальным директивам НКВД[549]. К сожалению, прямых документов НКВД и административно-партийных органов о подготовке операции в Пермском районе Свердловской области найдено не было. Поэтому попытаемся восстановить по архивно-следственным делам и косвенным источникам факторы, повлиявшие на включение конкретного человека в списки на арест и отнесение его к первой или второй категории.

Приказ определял «контингенты, подлежащие репрессии»: бывшие кулаки, судимые за антисоветскую деятельность, бывшие члены антисоветских партий, белые, «изобличенные […] участники […] повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверсионных формирований» и др.[550] Таким образом, в списки репрессируемых должны были попасть люди, каким-либо образом зафиксированные в специальных формулярах НКВД («бывшие», судимые, проходящие по оперативным разработкам за антисоветские высказывания, активные церковники). Пункт 5 раздела «Контингенты, подлежащие репрессии» приказа № 00447 давал возможность вовлекать в круг действия приказа любого гражданина — «изобличенного следственными и проверенными агентурными материалами […] участника повстанческих организаций».

Из 20 арестованных в селе Кояново 5 человек имели почти безупречную для того времени биографию[551]: три человека из семей крестьян-бедняков и не судимых, один — несудимый середняк, один — из семьи служащего (писарь). Бывших кулаков, торговцев, мулл — десять человек, восемь человек — ранее судимых, но ни одного по 58 статье. Среди расстрелянных были раскулаченный и ранее судимый мулла, активные верующие села (из семей крепких крестьян и муллы) и директор МТС из крестьян-бедняков, член ВКП(б). Таким образом, мы видим, что в списки 1 категории попадали не только «бывшие».

Первые документы на верующих мусульман в архивно-следственном деле датируются еще 1926 г., следующие материалы 1934 и 1936 гг. — это доклад о съезде мусульман[552] и доносы о контрреволюционной агитации пермских и кояновских мусульман. Наблюдение за «церковниками», сбор агентурного материала велись уже более 9 лет. Вероятно, они действительно выражали недовольство политикой советской власти, особенно в области религии.

Допрошенный в 1939 г. Былкин Василий Иванович — заместитель начальника Пермского горотдела НКВД — рассказал, что «кулацкой операцией» в Пермском районе руководил он: