— Правильно, — изумился вихрастый. Теперь он уже повернул к женщине свое лицо — круглое, с румянцем во всю щеку, и с хитрым прищуром рассматривал незнакомую поэтессу, понравившуюся ему тем, что разговаривает без жеманства, не поучает: застегни пуговицу, причеши волосы, на кого ты похож, а еще сюда заявился, где столько народу собралось и столько гостей знатных понаехало, чтобы отметить день рождения писателя, как недавно отчитывала его тетка с ярко накрашенными губами, когда он хотел пробраться на свободное место возле нее.

— А знаю я тебя вот откуда, — просто начала она, но потом передумала и сказала: — Давай знакомиться: я — Ида Федоровна Шевцова, капитан милиции. Работаю в детской комнате. А ты Саша. Правильно? Я в вашем детском доме часто бываю, лекции читаю, стихи. Тебя видела там мельком. Ты стоял у окна грустный такой. Я сразу поняла, что новенький. А у директора все про тебя расспросила. Я новенькими всегда интересуюсь.

— И про коров?

— Что про коров? — не поняла Ида вопроса.

— Про коров, что я пас, тоже расспрашивали?

— Ах вот ты о чем, — рассмеялась она. — Расспрашивала, потому что хотела знать о твоих увлечениях. Да ты не расстраивайся, — заметив, что Саша низко опустил голову, взбодрила его Ида. — Многие пасли коров, и это им не помешало стать настоящими людьми. Вот и Шукшин.

— А что, и он пас? — вырвалось у мальчика.

— Пас, матери помогал. У него отца-то рано не стало. А отчим на фронт ушел. Мать одна, с двумя детьми. Тяжело ей было, вот Васятка и подрабатывал как мог. Летом коров пас, а зимой учился. Читал он много. Ты, видно, тоже любишь читать, раз сюда пришел? А как добрался-то? От вашей деревни до Сросток не близко.

— На попутке, — сказал он. — А рассказы его, — Саша кивнул на портрет, — я читал, умора. Особенно запомнил, как мужик деньги нашел в магазине и всем предлагал: «Кто потерял, кто потерял», а оказалось, что это он сам и потерял. Вот чудак.

Долго сидели в тот день возле портрета знаменитого земляка двое: мальчик и женщина. Издали можно было подумать, что беседуют друзья. Их разговор то и дело прерывался смехом, потому что мальчик все время жестикулировал. Ида внимательно слушала Сашу и изумлялась его цепкой памяти, наблюдательности.

В Бийск они возвратились поздно. Шевцова тут же позвонила участковому, обслуживающему деревню, в которой жил Саша, и попросила его предупредить отца мальчика, что Саша ночевать останется у нее.

Ужинали вчетвером. Катя — дочь Иды Федоровны — быстро собрала на стол. Ожидая мать, они с братом Васей напекли блинов, сбегали в магазин за сметаной, заварили душистый чай. Все пришлось кстати: в доме — гость. Когда он переступил порог, Катя (а ей уже восемнадцать, работает она в отделе внутренних дел секретарем, собирается пойти по маминым стопам) строго повела красивой черной бровью, перекинула через плечо длинную густую косу, скомандовала: «Руки мыть и за стол».

Ужин затянулся. Спать легли поздно. Возможно, впервые Саша засыпал с чувством детской радости и счастья.

Утром мать с дочерью тихонько, чтобы не разбудить сладко спавших мальчишек, собрались и ушли на работу, оставив на столе завтрак и записку: дождаться их.

На перекрестке они расстались. Катя направилась в райотдел, Ида Федоровна пошла к себе в инспекцию.

В такие минуты хорошо думалось. Вспоминалось детство, мама.

Война… Сколько горя она принесла, скольких детей сиротами оставила. А ведь не сломила, не согнула. Отец погиб на фронте. Трудно было матери одной троих поднимать, вот Ида и решила уехать к тетке, в Ленинград. Там закончила медучилище, была фельдшером. Но, несмотря на красоту и величие города, хотелось в родные края, на Алтай, в Бийск. И вернулась. Работала в детской больнице медсестрой. Сразу ее как-то к детям потянуло, поступила в пединститут, стала членом литературного объединения. Практика медика, педагога часто сталкивала ее с подростками. Особенно ее волновала судьба трудных ребят.

В то время в милиции стали создаваться детские комнаты. Ида попросилась туда, но приняли не сразу, а предложили сотрудничать внештатно. С этого все и началось. Она так втянулась в работу, что проводила с ребятней все дни. Сама по натуре человек непоседливый, увлекающийся, романтичный, она заразила этими качествами и подростков. То организует поход на лесоперевал, при этом заставит кого-нибудь узнать и рассказать всем остальным о достопримечательностях местности, климатических условиях, полезных ископаемых, животном и растительном мире. А Ида дополнит все это бытующими легендами, своими стихами о писателях Шишкове и Шукшине. То штурмует с мальчишками Алтайские горы, то изучает с ними Чуйский тракт, то едет в передовой колхоз и просит, чтобы подростков взяли на комбайны, то…

— Студенческий строительный отряд «Эврика» Бийского педагогического института, — рассказывает Ида Федоровна, — ввел в практику включать в свои ряды трудных. Мы на опыте убедились, какое большое влияние это оказывает на ребят. В прошлом году в Восточном районе двадцать подростков стали стройотрядовцами и были сняты с учета в инспекции. И кроме того, общественность нашего района, руководители маслосыркомбината, автотреста, других предприятий окружили особым вниманием группу мальчишек, которые воспитываются в семьях, где нет отцов. Двадцати ребятам были вручены путевки в пионерский лагерь, всего в районе через райком ВЛКСМ и райисполком 215 трудных получили различные путевки на лето.

Перечень таких дел можно продолжить.

Больше всего и в себе, и в других Иду волнует отношение к жизни. Василий Макарович Шукшин, творчество которого она беззаветно любит, говорил: «Прожил, как песню пропел». И уточнил: «Пропел ее превосходно или пропел скверно».

О своем отношении к жизни Шевцова говорит так:

А самый ярчайший огонь для Шевцовой, конечный результат ее дела — ребята, обретшие почву под ногами. Поэтому она старалась быть ближе к трудным, изучать их привычки, характеры, увлечения, обиды, душевные травмы. И вскоре поняла, что большинство таких подростков остро воспринимают похвалу. К бранным словам они уже привыкли, и нравоучения до них не доходят, а лишь озлобляют, сеют неверие в свои силы. А вот на дружескую поддержку, участие не наигранное, а искреннее они откликаются всей душой, становятся преданными помощниками.

Так было и с Сашей. Тогда, на горе Бикет, он поверил этой женщине, почувствовал в ней друга. Первый раз Ида увидела парнишку не в детдоме, а в стайке ребят, трусливо убегавших от милиционеров. Его она запомнила по белой вихрастой голове, ямочкам на щеках. Они были отчетливо видны, когда парень оглядывался и растерянно улыбался. Тот случай заставил сотрудников ИДН насторожиться, внимательно изучить окрестные села, прилегающие к городу. Распутать попытку к совершению кражи подростками на территории Восточного района помогла тогда Иде инспектор по делам несовершеннолетних сельского района старший лейтенант милиции Надежда Кобзева. Шевцова ценила в ней эмоциональность и в то же время дотошность, скрупулезность. Надежда три ночи не спала, вместе с Идой ездила по району, выявляла неблагополучные семьи, исподволь узнавала, кто из ребят отлучался из деревни в тот день. Истинного виновника, заводилы им установить не удалось, зато сколько полезного они почерпнули из своего содружества. Надежда у Иды — вдумчивость, мягкость, доброту, Ида у Надежды — настойчивость, неутомимость.

Дольше всего женщины задержались в семье Саши. Парнишки дома не было — пас стадо. Его отец — Федор Павлович — приболел, вот сын один и управлялся, да и меньших не с кем оставить.

— Хозяйка-то померла недавно, пила крепко, сердце не выдержало, — заключил Сашин отец и тяжело вздохнул.