Выйдя из машины, Дорохов взглянул на большие стенные часы. После звонка прошло двенадцать минут. Прилавки рынка были почти пустыми. Шло лето 1944 года. Бросилась в глаза лишь девушка с корзиной васильков и ромашек.

Дорохов быстро пересек рынок и еще издали через проем ворот увидел Цветной бульвар. На противоположной стороне бульвара у газетного киоска стоял мужчина. Беглого взгляда было достаточно, чтобы узнать бандита. Штатский костюм преступник сменил на более распространенные в то время защитный френч, галифе и сапоги. Он, видимо, кого-то поджидал.

Упустить такой случай Дорохов просто не мог, не имел права. Но как подойти к Графу, не спугнув его? Решение пришло неожиданно. Дорохов бросился к продавщице цветов. Сунув ошалевшей девчонке несколько рублей, он забрал в охапку содержимое ее корзины и медленно пошел к бульвару.

Дорохов видел, что Граф по-прежнему стоит спокойно и смотрит в его сторону. Сдерживая громко бьющееся сердце, капитан медленно шел к нему. Поравнявшись, Дорохов внезапно отшвырнул цветы в сторону и направил спрятанный между ними пистолет в лицо преступнику.

— Руки…

Тут подоспел шофер и достал из карманов бандита два пистолета.

В машине Граф, не стесняясь, клял свое любопытство. Оказывается, заметив «влюбленного» милиционера, он заинтересовался, кому же предназначались эти цветы, да еще в такой ранний час. Сам-то он никак не ожидал такого «подарка».

Игнат Николаев

В ТАЙГЕ

В то время Дмитриев работал начальником отделения в уголовном розыске Читинской области. Шел второй год войны. Время было тяжелое, и, несмотря на глубокий тыл, работники милиции были почти как на фронте. Всякая нечисть подняла голову, и редкую ночь им приходилось ночевать дома.

Особенно бесчинствовали преступники на краю области в Зейском и Тыгдинском районах. Они нападали на продуктовые склады, обозы, грабили прохожих, иногда убивали.

В сентябре 1942 года Дмитриева вызвал начальник управления комиссар милиции Широков, приказал ехать туда и любой ценой навести порядок. Создали оперативную группу. В нее включили старшего следователя Трунова, двух оперативных работников, а Дмитриева назначили старшим.

1700 километров поездом, 120 — попутной машиной, 150 — самолетом — и Дмитриев оказался на прииске Октябрьском, в местном отделении милиции, Еще до его приезда начальник отделения лейтенант Мерзляков вместе со своим маленьким коллективом напали на след бандитов. Дмитриеву показали все материалы. Посоветовавшись, пригласили коммунистов из приискового актива, в том числе и охотников-промысловиков, и вместе с ними в одну ночь арестовали всех преступников. В основном это были спившиеся, опустившиеся до крайности люди.

Дмитриев стал обрабатывать материалы с тем, чтобы помочь старшему следователю Трунову. Велико же было его удивление, когда при тщательной сверке всех показаний обнаружилось много ничейных преступлений. Оказалось, что были кражи и грабежи, о которых не имел представления ни один из пойманных преступников. Дмитриев перечитал следственные дела об этих нераскрытых преступлениях и увидел, что приметы грабителей, фигурировавших в материалах, не сходятся с приметами пойманных бандитов. Сразу исчезло хорошее настроение, оказалось, рано праздновали победу. Стало ясно, что была еще банда, притаившаяся где-то в укромном месте.

Направив все материалы на ликвидированную группу следователям в Зею, Дмитриев с несколькими работниками приискового отделения милиции начал искать оставшихся бандитов. Из заявлений потерпевших и показаний очевидцев было известно, что бандитов пять. У всех огнестрельное оружие. Главарь похож на цыгана. Снова и снова Дмитриев перечитывал показания, стараясь отыскать хоть маленькую зацепку, ухватившись за которую можно было бы вытащить истину на белый свет. У уголовного розыска, да, пожалуй, и у всех криминалистов, особенно ценятся вещественные доказательства — немые свидетели, а Дмитриев, кроме того, любил говорящих… живых свидетелей. Вот и пошли искать таких людей, которые что-то видели, что-то знали, как-то могли навести на след.

В результате выяснилось, что в дни появления на прииске бандитов несколько человек, похожих по приметам на преступников, приходили к бортмеханику аэропорта Агееву. Авиационное начальство хорошо отзывалось об этом парне: работал добросовестно, не покладая рук, рвался на фронт. В общем, не стал Дмитриев мудрить и велел вызвать Алексея Агеева.

Алексею было лет двадцать пять. По-сибирски кряжистый, он держался несколько смущенно. Предложив сесть, Дмитриев начал откровенный разговор. Агеев ответил прямо.

— Да, был родной брат Николай с какими-то дружками. Он у нас в семье один непутевый. Перед самой войной осудили его на пять лет за кражи. И вот бежал. Вы мне верьте. Я не вру. Хотел прийти тогда к вам, но Колька обещал на фронт уйти. Добровольцем. Чтобы кровью позор смыть.

— Ну, а сейчас где они? — не вытерпел Мерзляков, присутствовавший при разговоре. Алексей сидел, опустив голову. Наконец не выдержал и спросил:

— Что же еще натворил Николай?

Будучи уверен, что этот рабочий парень не захочет укрывать брата-бандита, а тем более целую банду, Дмитриев рассказал ему все, что знал и в чем подозревал Николая, и снова повторил вопрос.

— Где он?

— Не знаю. Вернее, не знаю ничего определенного. Думаю, что он увел всех поближе к дому. Родные живут вниз по Зее, километров двести отсюда, на маленьком заброшенном прииске. Вот, видимо, и решил перезимовать там, около родных. В тайге мясо и рыбу всегда добыть можно, а вот соль, хлеб, чай без родных, где возьмешь? Прииск наш давно выработался, закрыли его, а магазин остался один на всю округу. Живет там десяток семей. Отец возчиком в золотопродснабе работает.

Дмитриев попросил механика подождать, а сам с его женой поговорил. Она все подтвердила. Начальник отделения Мерзляков, два оперативных работника и Дмитриев долго обсуждали рассказанное Агеевым. Возникло много нерешенных вопросов: как найти банду, как поступить с механиком и его женой. Сошлись на одном — нужна глубокая разведка. Раз разведка, то нужен разведчик, который смог бы побывать у стариков Агеевых, встретиться с Николаем и узнать, в какой берлоге залег он на зиму. Нужен был честный и смелый человек.

При ликвидации первой группы пользовались помощью активистов, и тогда особенно понравился охотник Степан Вавилов. Вместе с Мерзляковым отправились в партийный комитет прииска. Рассказали секретарю все, что их мучило, и попросили вызвать Вавилова. Секретарь одобрил выбор и послал за охотником.

В партком все время шли люди. Одни просились на фронт, другие приходили за советом, с предложениями. Шумной ватагой ввалились в большой кабинет старатели одной из самых крупных бригад. Их пришло много, человек пятнадцать, вместе с бригадиром. Ему было под пятьдесят. Лицо его, изрезанное морозом и таежными ветрами, сияло. Из какого-то потайного кармана телогрейки он достал небольшую бумагу, бережно развернул ее, спутники притихли. В кабинете воцарилась торжественная тишина. Бригадир расправил бумагу, уместившуюся на его широкой ладони, и положил на стол перед секретарем.

Секретарь, тоже таежник и золотоискатель, чуть моложе бригадира, взял бумагу, посмотрел ее, встал, и все увидели, как потеплело его суровое лицо. Он стал читать:

— Квитанция № 74815, центральная касса Октябрьского приискового управления. Принят от бригады № 3 дневной намыв золота в размере 14 килограммов 513 граммов в фонд обороны.

Еще не замолкли слова секретаря, как в кабинете загремел взрыв аплодисментов.

Постепенно посетители разошлись. Ушли довольные представители старательской бригады.

Секретарь по нашей просьбе начал разговор с охотником.

— Ты, Вавилов, просился на фронт?

— Просился. Вы не пустили.