И тут в голову Косте ударила ослепительная мысль. Он решил срочно креститься. Чтобы не кто-нибудь, а Бог стал ему союзником в борьбе с царящей на ипподроме дьявольщиной.

Посредством того же театрального критика нашёл он старенького священника, который наскоро исповедал его перед обрядом. Костя признался в грехе, сказал, что играет в тотализатор на ипподроме. «Ничего, — успокоил его священник. — В молодости я тоже грешил — играл с родителями в подкидного дурака. Бог простит».

Немного обидно стало Косте. Не понял добрый старик, насколько околдовали Костю силы дьявола…

Драный дореволюционный молитвенник на церковно-славянском, подаренный священником, Костя исправно читал утром и вечером, молился. Просил у Бога помощи в ипподромных делах.

На третий день пронзила как бы сама собой вспыхнувшая ослепительная мысль. Он понял, как получить самые крупные выигрыши, ничем не рискуя, что бы там ни мудрили с лошадьми наездники и ипподромная мафия. Понял, как с Божьей помощью победить дьявола!

Для этого была нужна всего лишь изначальная крупная сумма денег. Но если продать мотороллер…

Так он и поступил — продал ненужную вещь парню из соседнего подъезда. Приплюсовал к полученной сумме зарплату. Теперь можно было смело пускаться в бой.

За сутки до решительных действий заранее купил в кассе ипподрома программку на следующий день.

Идея его казалась гениально простой. Он решил делать ставки, связав всех лошадей из первого заезда со всеми лошадьми из второго. Далее всех лошадей второго заезда со всеми из третьего. И так далее.

Половину ночи Костя потратил на работу с программкой, выписывая номера лошадей, составляя длиннейший список, похожий на тайный шифр, чтобы не ошибиться, когда будет делать ставки. В конце концов у него зарябило в глазах, снова разболелась голова. «Ничего, — говорил он себе. — Не с первого на второй, так где-нибудь в последних заездах ухвачу какой-нибудь баснословный, многотысячный выигрыш. Теперь это будет происходить каждый беговой день. Смогу купить себе автомобиль “жигули“, всё, что угодно. Бросить работу…»

В тот знаменательный день должно было состояться одиннадцать заездов. Денег на последние два не хватило. Это было нехорошо. Чертова уйма денег ушла на перекрёстную связь всех лошадей из предыдущих заездов. А самый большой выигрыш мог случиться в конце бегового дня.

Костя отыскал в молитвеннике то место, где была помещена молитва «На начало всякого дела». Помолился. Деньги на работе с неожиданной лёгкостью одолжил у обычно скуповатого начальника отдела. Недостающие несколько сотен рублей. Теперь он был стопроцентно вооружён. Проиграть он не мог ни практически, ни теоретически. Если прежде он вместе со всеми возмущался ипподромным жульничеством, то сейчас жаждал, чтобы их было как можно больше. Ибо от этого выигрыши становились баснословными.

…Для маскировки своих действий делал ставки у окошек разных кассирш, лихорадочно сверяясь со своим списком. Думал о том, что, когда будет получать бесконечные выигрыши, на него может обратить внимание мафия. Разгадает его тайну. А тайну эту, взламывающую всю дьявольскую систему, нужно было хранить свято.

И началось! Каждый раз после очередного заезда Костя подбегал к той или иной кассе, исправно получал свои выигрыши. То 4.50 на билетик, то 17 рублей. Прежде он рад был хотя бы таким подачкам… Как назло, «тёмные» лошадки не приходили.

Костя совсем сник, когда пошёл предпоследний, десятый заезд. В этом заезде был явный фаворит — лошадь Культура, на которую, без сомнения, поставили все, кроме, разумеется, каких-нибудь мерзавцев, вступивших в сговор с наездниками и судьями.

Культура, конечно же, пришла первой. Но тут на весь ипподром раздалось усиленное динамиками решение судьи о том, что фотофиниш показал: Культуру на четверть головы обошёл Храпоидол — захудалый конь, на которого никто не ставил.

Костя понял — наступил главный момент его битвы. Храпоидол был связан в его билетиках со всеми лошадьми последнего, одиннадцатого заезда. Теперь идеальным было бы, чтобы и в нём пришла «тёмная» лошадь.

«Вот оно! Вот оно!» — застучало в висках у Кости, и он стал приставать к Богу: — Сделай так, чтобы в одиннадцатом заезде тоже пришла «тёмная» лошадь!

И «тёмная» лошадь пришла! Какая-то рыжая Пеструшка.

Вот когда взорвался ипподром. Люди свистели, орали, покидая трибуны.

…Костя, истративший за сегодняшний день всё своё состояние, получил за Храпоидола и Пеструшку почему-то всего 432 рубля. Догадался по этой выдаче, что подобных билетиков у кого-то имеется не меньше десятка.

Он дождался той минуты, когда кассовый зал опустел, и увидел невзрачного человека, который, озираясь, подошёл к одной из касс и действительно получил за десять одинаковых билетиков в десять раз больше, чем Костя, — четыре тысячи триста двадцать.

Выдавая деньги, кассирша громко назвала эту сумму и чуть тише попросила:

— Оставьте мне хоть двадцать рублей…

Костя брёл Беговой улицей к метро «Динамо», думал о том, что в воскресенье нужно бы зайти в церковь к старику-священнику, спросить, почему Господь не смог или не захотел помочь. Но в церкви, как всегда, будут другие люди и у священника не найдётся для него времени.

Мир табака

«Дед Мороз нам приказал вас позвать в Колонный зал» — красовалась разноцветная надпись на пригласительном билете, где был нарисован мчащийся в санях среди снежных вихрей бородатый старик с красным носом пьяницы. Рядом бежали весёлые зайчики и белочки.

С утра, собираясь в школу, я успел ещё раз наскоро полюбоваться на этот первый в моей жизни пригласительный билет. Снова прочитал напечатанное на его обороте сообщение о развёрнутой в фойе выставке физических и химических приборов для производства научных опытов. И о том, что по окончании концерта все школьники получат по новогоднему подарку.

Хоть я учился уже в шестом классе, подарок получить хотелось. Кроме того, хотелось поучаствовать в научных опытах.

Зимним утром я шагал в школу по своей улице Огарева. Думал о том, что наступил последний день четверти. Завтра Новый год. А второго января, в воскресенье, можно будет наконец пойти на ёлку в Колонный зал.

Пригласительный билет подарила мне некрасивая девочка Нина, которую вместе с её девичьим классом пригнали на днях в нашу мужскую школу на предновогодний вечер с танцами. Нина сама подошла, пригласила:

— Мальчик, будете танцевать мазурку?

Танцевать я не стал, но с Ниной разговорился. Девчонку стало жаль, потому что она была некрасивая и её никто не приглашал. Тогда-то она и подарила мне билет.

Больше никаких особых радостей от каникул ожидать не приходилось. Ещё шла война. По вечерам на окнах опускали светомаскировочные шторы. У многих моих сверстников погибли на фронтах отцы и старшие братья.

Я вышел с улицы Огарева на улицу Горького, свернул налево и, как всегда, задержался на углу возле круглого киоска. В нём с утра пораньше орудовала тепло одетая тётка в белом переднике. Продавала в разлив водку в гранёных шкаликах, бутерброды с колбасой и сыром. Каждое утро я видел, как по пути на работу здесь спешно «заправляются» штатские и военные. А также окоченевшие от холода безногие инвалиды на своих тележках с подшипниками.

— Ой, горе-горькое! — неизменно причитала продавщица, перегибаясь из нутра своего киоска и подавая в протянутую руку шкалик с водкой.

А ещё она торговала папиросами «Казбек» и «Катюша». «Казбек» покупали офицеры, «Катюшу» — народ попроще.

Я лично предпочитал «Катюшу». Эти толстые папиросы продавались и вроссыпь. То есть поштучно. У меня хватало мелочишки купить одну-две папиросы, и потом, когда я возвращался из школы домой, можно было, пока родители находились на работе, предаваться курению табака, учиться выпускать дым колечками.

Среди нашей дворовой шпаны ходили слухи о том, что в состав табака «Катюши» каким-то образом добавлялся мёд. Может быть, поэтому папиросы казались особенно ароматными. Этим удовольствием я не злоупотреблял. Так как, когда папироса докуривалась, почему-то начинала покруживаться голова.