– Я выкупил их, потому что смог придумать лишь две причины, которые могли бы заставить тебя расстаться с ними.

– Неужели! И что же это за причины, кузен Чарльз?

– Я не видел счетов за бал, но у меня есть некоторый опыт в этих делах, и я могу более-менее точно предположть общую сумму. Если это и есть причина, то я ничем не буду помогать тебе. Ты ведь знаешь, что приготовления к балy не нравились мне с самого начала.

– Дорогой мой Чарльз, у меня много расходов, о которых ты даже не подозреваешь. Знаешь, ты абсурден!

– Не думаю, что у тебя есть какие-нибудь расходы, которые твой отец не сможет оплатить.

Она немного помолчала, а затем сказала:

– Ты еще не назвал мне вторую причину.

Он, нахмурив брови, посмотрел на нее.

– Боюсь, что ты одолжила деньги Хьюберту.

– Боже милосердный! Выбрось это из головы! – воскликнула она, смеясь. – Ради Бога, зачем мне это делать?

– Надеюсь, что так. Этот молодой глупец был с друзьями, по которым плачет тюрьма, в Ньюмаркете. Он проиграл там много денег?

– Если бы это случилось, он бы скорее рассказал тебе чем мне!

Он подошел к своему столу и рассеянно стал перекладывать бумажки, лежащие на нем.

– Быть может, он побоялся рассказать мне, – сказал он.

А затем, подняв глаза, спросил:

– Так ведь?

– Мне нужны были деньги по причинам, которые тебя не касаются, – ответила она. – Должна заметить тебе, Чарльз, что ты не ответил еще на мой вопрос. Как ты догадался, что я продала серьги?

– Это была не догадка, я знал.

– Откуда? Полагаю, ты не прятался в магазине?

– Нет, не прятался. Вчера по дороге домой я заехал на Брук-Стрит и увиделся с мисс Рекстон, – он помедлил и снова взглянул на кузину. – Ты должна понять, что мисс Рекстон посчитала своим долгом рассказать мне о своем опасении, что у тебя какие-то затруднения! Когда ты заключала сделку, она с леди Бринклоу была в магазине Ранделлз и Бриджа. Бридж не очень плотно закрыл дверь своего кабинета; мисс Рекстон узнала твой голос и не смогла удержаться от соблазна послушать, что ты говоришь Бриджу.

Ее рука, лежавшая на спинке кресла, сжалась в кулак на полированном дереве, но мгновение спустя снова расслабилась. Голосом, лишенным всяких эмоций, она сказала:

– Заботливость мисс Рекстон безгранична. Как мило с ее стороны интересоваться моими делами! Полагаю, лишь деликатность заставила ее говорить не со мной, а с тобой.

Он вспыхнул.

– Не забывай, что я помолвлен с мисс Рекстон. При данных обстоятельствах она сочла своим долгом обо всем рассказать мне. Она подумала, что состоит с тобой не в таких отношениях, чтобы спросить у тебя разъяснения.

– Да, это абсолютно верно, – согласилась Софи. – Никто из вас, мой дорогой кузен, не состоит со мной в таких отношениях! И если ты собираешься спрашивать у меня объяснений моих поступков, позволь мне послать тебя к черту!

Он улыбнулся.

– В таком случае, наверно, к лучшему, что Эжени сама не рискнула обратиться к тебе, потому что ее бы очень шокировало, если бы ее послали к черту! А ты всегда говоришь как твой отец, когда выходишь из себя, Софи?

– Нет, не всегда. Прошу прощения! Но это было просто невыносимо!

– Да, наверное, но я бы ни о чем не спросил тебя, если бы ты сама не искала этого разговора.

– Оставь в покое мисс Рекстон! Что же касается выкупа моих сережек, Боже мой, в какое затруднительное положение ты меня поставил!

Пока она говорила, позади нее открылась дверь, и Хьюберт вошел в комнату. Он был неестественно бледен, но полон решимости. Он отрывисто произнес:

– Прошу прощения, но я целый день хотел поговорить с тобой, Софи, и… и с тобой, Чарльз! Поэтому я пришел!

Мистер Ривенхол не сказал ни слова и даже не посмотрел на него своим пронзительным взглядом, но Софи обернулась и протянула руку.

– Да, пожалуйста, входи, Хьюберт! – сказала она, улыбнувшись ему.

Он взял ее за руку и судорожно сжал ее.

– Сесилия рассказала мне про твои серьги и про суматоху… Софи, что это значит? Если то, что я думаю!.. Я не могу и не буду мириться с этим! Я лучше во всем признаюсь Чарльзу!

Прежде чем забрать руку, она вернула ему пожатие. Затем мягко сказала:

– Ты же знаешь, Хьюберт, я всегда считала, что ты совершаешь ошибку, скрывая это от Чарльза. Однажды мистер Вичболд сказал мне, что если попадет в беду, то первым, к кому он обратится, будет Чарльз. И если он может доверять ему, насколько больше у тебя оснований поступать так же! Убеждена, что вы успешно справитесь без меня, поэтому я оставлю вас.

Она не посмотрела на мистера Ривенхола, чтобы узнать, какой эффект ее слова произвели на него, и быстро вышла из комнаты.

А эффект был; мистер Ривенхол тихо сказал:

– Думаю, что я догадываюсь, но все же скажи мне! Ньюмаркет?

– Хуже! О да, я проигрался в Ньюмаркете, но это лишь малая часть всего! – ответил Хьюберт.

Мистер Ривенхол кивнул на стул.

– Садись. Рассказывай, что хуже?

Хьюберт не последовал этому приглашению. Страх заставил его прибегнуть к воинственному тону, который, однако, ничуть не выражал его чувств.

– Ты, вероятно, знаешь, что в прошлом году я рассказал тебе не о всех своих долгах!

– Глупец! – бесстрастно прокомментировал его брат.

– Знаю, но ты сказал… Да ладно, не имеет смысла говорить об этом сейчас!

– Ты бы должен знать, что когда я в гневе, я не всегда говорю то, что думаю. Как бы там ни было, во всем виноват мой язык, я очень сожалею. Продолжай!

– Я знаю, что должен был рассказать тебе, – пробормотал Хьюберт. – И если бы ты знал, как я жалею, что не сделал этого… – Он замолчал, глубоко вздохнул и продолжал. – Я думал, что смогу выпутаться. Я… тебе это не понравится! Не надо говорить мне, что это плохо, я и сам знаю! Но другие ребята…

– Ну ладно! В таком случае, я не буду говорить тебе, что это плохо. Позволь мне, однако, узнать, что произошло, так как я по-прежнему нахожусь в неведении!

– Я поехал с… одним знакомым… в… в одно место на Пэл Мэл. А потом на улицу Святого Джеймса. Рулетка и французские азартные игры! Я проиграл дьявольскую сумму!

– О Боже! – пронзительно воскликнул мистер Ривенхол. – Разве у нас в семье этого еще недостаточно?

Горечь в его голосе, который внезапно стал резким, заставила Хьюберта вздрогнуть и спрятаться за завесу угрюмости.

– Я знал, что ты придешь в ярость, но я не понимаю, чем это было так уж плохо! Очень жаль, что мне столь сильно не везло, но в конце концов, все ведь играют!

Одно мгновение казалось, что его брат съязвит, но тот сдержал себя; вместо этого он подошел к окну и, хмурясь, стал смотреть на улицу. После паузы он отрывисто сказал:

– Ты знаешь полную сумму карточных долгов отца?

Хьюберт удивился, так как эта тема никогда не обсуждалась между ними. Он ответил:

– Нет. То есть, я, конечно, знаю, что она довольно значительна, но я никогда не слышал точной цифры.

Мистер Ривенхол сказал ему.

Хьюберт ошеломленно молчал, но потом произнес:

– Но… но… Боже, Чарльз! Ты… ты не разыгрываешь меня?

Мистер Ривенхол издал короткий смешок.

– Но… Чарльз, ты ведь не заплатил это?

– С трудом. Я погасил часть долга, но имущество все еще заложено. Мне не стоит посвящать тебя в это. Теперь, когда отец передал управление мне, я надеюсь, что смогу вытащить семью из реки Тик. Но улаживание дел с кредитами, поиск путей и способов выкрутиться делают мою жизнь дьявольски трудной!

– О Боже, я думаю! Послушай, Чарльз, мне чертовски жаль, что я еще добавил к твоим проблемам!

Мистер Ривенхол вернулся к столу.

– Да, я знаю. Твой долг не играет особой роли, но если страсть к игре у тебя в крови…

– Нет! Не бойся этого, карты не привлекают меня и, уверяю тебя, у меня нет ни малейшего желания снова идти в эти проклятые игорные дома!

Хьюберт прошелся по комнате, постепенно морщины прочертили его лоб. Он внезапно остановился и воскликнул: