Бэрронс спокойно ходил среди Теней, и они его не трогали. Он мог видеть Фей, он знал о друидах, он обладал необычайной силой и скоростью, а кроме всего прочего – у меня ушло довольно долгое время на то, чтобы признаться в этом самой себе, – душа, которая скрывалась в глубине его темных глаз, никак не могла быть тридцати лет от роду. Был ли он человеком, который научился обманывать время? Был ли он Фейри, которого я не могла распознать? Если так, то насколько же сильным должен быть Фейри, способный распознать ши-видящую? Возможно ли, что одна из иллюзорных Фейри проникла в его тело и теперь я общаюсь с тем, кто когда-то был Бэрронсом? Я отмела эту мысль в тот же момент, когда она возникла. Я бы ни за что не поверила, что кто-либо, пусть даже и Фейри, смог справиться с Иерихоном Бэрронсом.

Фиона исчезла после того, как попыталась «испортить» его личный ОС-детектор. Инспектор, который осмелился вмешаться в его дела, погиб. Люди, которые вступали в конфликт с Иерихоном Бэрронсом, непонятным образом и очень быстро либо исчезали, либо погибали. И все же… У меня не было ни малейших доказательств того, что именно он виноват в том, что случилось.

Не похоже, чтобы он хотел прихода Невидимых в наш мир. Но в то же время Бэрронс не очень интересовался тем, как спасти наш мир от нашествия. Неужели он настолько безжалостен и безразличен? Неужели книга нужна ему лишь для того, чтобы продать ее тем, кто предложит самую высокую цену?

К тому же оставался открытым вопрос о том, как он собирался завладеть книгой, когда мы до нее доберемся. Зло, заключенное в «Синсар Дабх», овладевало всяким, кто пытался ее присвоить. Бэрронс верил, что татуировки, покрывшие его кожу защитными заклятиями, позволят ему дотронуться до книги без малейшего вреда? Может ли такое быть?

Я потерла лоб и опрокинула рюмку. По пищеводу прокатилась волна огня. Я закашлялась и постучала себя кулаком по груди.

Я была уверена в одном: когда речь заходит об Иерихоне Бэрронсе, ни в чем нельзя быть уверенной. Вопросов было на порядок больше, чем ответов, и я не могла пока определить его положение на доске.

В'лейн, предположительно, был на стороне добра, Бэрронс – на боковой линии. Оставалась Ровена, с которой тоже предстояло разобраться. Теоретически она была человеком, которого я без сомнения могла расположить на одной стороне доски с собой, и если брать в расчет лишь ее бескомпромиссную войну с Невидимыми и Фейри вообще, то проблем с позиционированием не возникало. Проблема была в том, что я не была уверена, на моей ли она стороне.

Я знала, что В'лейну и Бэрронсу я нужна живой и у них есть возможность позаботиться о том, чтобы я такой и оставалась. Сказать то же самое о Ровене я не могла. Если она уверена в том, что мое копье должно достаться кому-то более квалифицированному – и более послушному, чем я, – дабы работать на ее святую троицу «Видеть, Служить, Защищать», то как далеко она готова зайти, чтобы отобрать у меня оружие? Если люди должны отвечать на жестокость Фейри равносильной жестокостью, то чем же люди будут отличаться от Фейри? Не должно ли здесь быть какого-то определяющего фактора? Я что, действительно должна была подойти к той девушке и просто так убить ее, лишь потому, что внутри нее находилась Фея? Не попытавшись даже найти способ изгнать Фейри из ее тела? Приснятся ли мне сегодня ночью те смерти, которых можно было бы избежать, если бы я не отпустила ее?

Думать о Ровене было противно. Я сделала маленькую сноску на полях: «Если Грандмистрис не она, то кто же?»

Затем я перешла к заметкам о второстепенных игроках, таких как Мэллис, который работал, двурушничая при этом, на Гроссмейстера. Бэрронс рассказал, что за месяц моего отсутствия Мэллиса по-прежнему не было ни видно, ни слышно; по-моему, это означало, что ритуальное прощание с вампиром было настоящим и он все-таки мертв. Если он выжил после того, что я и Бэрронс с ним сделали, он бы наверняка давно уже вернулся к своим почитателям. Интересно, Гроссмейстер обзавелся его заместителем? Что ж, Мэллиса я сбросила с доски. Одним меньше!

МакКейбов, О'Баннионов и различных коллекционеров созданных Феями артефактов я в расчет не принимала. В игре участвовали лишь те, кто либо сам, либо работая на кого-то, пожелавшего остаться неизвестным, охотился за «Синсар Дабх».

Всем Невидимым, попавшим в наш мир, я присвоила статус пешек. Их основным предназначением и целью было удовлетворение своих извращенных потребностей, сотворение хаоса и наблюдение за людьми. Они, судя по всему, должны были мутить воду, прикрывая Гроссмейстера и его личные планы, а затем, когда он достигнет, чего хотел, Невидимые будут служить ему. Если среди Невидимых была какая-то иерархия, то либо я ее еще не вычислила, либо она была слишком тонкой, чтобы ее можно было заметить.

Ручка застыла в начале новой страницы – я задумалась о том, не может ли, в этой игре быть других участников, до сих пор прячущихся в Тени.

«Королева Видимых», – написала я.

По словам В'лейна, ей нужна «Синсар Дабх», но зачем? Для того чтобы снова запереть Невидимых? Или ей нужны были заклинания, известные ее более темным собратьям? И что такое на самом деле «Синсар Дабх»? Я знала, что это книга черной магии, написанная Королем Невидимых, но что она делала? Почему она так всем нужна? Или у каждого игрока были свои цели и различные способы использовать ее? Что за заклинания и какая магия были записаны на ее страницах и насколько ужасными они должны быть, чтобы мгновенно поработить любого, прикоснувшегося к ним? Могут ли слова и символы обладать такой мощью? Могут ли какие-то каракули на пергаменте уничтожить любые моральные устои человека? Неужели мы сделаны из настолько податливого материала?

Я не торопилась это выяснять. Две мои встречи с Темной Книгой закончились болью и небытием, после чего я чувствовала себя слабой, как младенец, и отчаянно желала лишь одного – никогда не вступать в эту игру.

Какова роль самого Короля Невидимых? Имел ли он вес в этой игре или был просто отсутствующим владыкой?

Если бы мою Темную Книгу кто-то стащил, то, можете держать пари на собственную петунию, я бы начала искать ее. А он? Почему он не ищет ни книгу, ни меня? Все остальные ведут свою охоту. И, для начала, как случилось, что у него эту книгу забрали? В таком случае, хоть я и понимаю, что это уже типичная паранойя – благоприобретенная и, к сожалению, вполне обоснованная, – а «Синсар Дабх» вообще забирали у Короля Невидимых? Не может ли получиться так, что книга – это всего лишь наживка на очень длинной леске? И если да, то кто рыбак? И что он собирается поймать на эту наживку? И может ли Гроссмейстер оказаться лишь марионеткой в куда более темной и древней руке? Может ли оказаться, что игровое поле этой доски куда больше, чем видится мне сейчас? И не являемся ли все мы марионетками сил, о которых не имеем понятия?

Где-то по клеткам этой доски передвигалась «Синсар Дабх». Кто двигал ею? Как происходило движение? И почему?

И чья веселая шутка – вот это я действительно хотела бы знать! – могла создать такое существо, как я, способное ощутить самую опасную из всех реликвий, и в то же время запретить мне к ней приближаться, потому что я тут же теряю сознание?

Я заказала еще выпивки и опрокинула очередную рюмку, исполнив ритуал, который столько раз наблюдала на работе, – глотнули, передернулись, вздохнули.

– Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?

Я подняла глаза. Это был тот самый парень с шотландским акцентом, которого я видела на кафедре древних языков, «Скотти». Тот, у которого я забирала конверт с приглашением на нелегальный аукцион. Как тесен мир. А все мне твердят, что Дублин – большой город.

Я пожала плечами:

– Конечно, почему бы и нет.

– Ага, спасибо, – сухо ответил он.

Подозреваю, он был просто не готов к такому мгновенному ответу со стороны женщины. «Скотти» был примерно одного возраста с тем парнем (с удивительными глазами), с которым работал, но на этом их сходство и заканчивалось. Его коллега был на грани перехода от парня к мужчине, с нежной кожей и стройным телом, а «Скотти» был широким в кости, плотно сбитым, в его манере ходить и двигаться чувствовалась уверенность в себе, и, несмотря на его возраст, этот мальчик уже был мужчиной.