С большим трудом удается оторваться от грунта. Восстанавливаем освещение. Обнаружилась еще одна неприятность: из строя вышел эхолот. Теперь мы не только "оглохли", но и "ослепли". Однако опыт Иванова, его точные расчеты помогают укрыться в "овраге" и сбить с толку противника. И только через шесть часов мы окончательно оторвались от преследователей.

Отделались мы нелегко. Кроме выведенного из строя эхолота, сорван лист легкого корпуса над первым отсеком, второй лист вырвало в корме. Поврежден барабан волнореза, в результате чего не закрываются передние крышки кормовых торпедных аппаратов.

В старшинской кают-компании Павлов с Рыбаковым обсуждают события дня.

- Крепко сторожевики в нас вцепились и всыпали прилично, - говорит Павлов.

- Когда за дело, не обидно, - замечает Рыбаков.

- Так-то оно так... Одно время насели - все бомбы рядом кладут. В шестом отсеке "взрывомер", говорят, вышел из строя, резинка оборвалась.

- Лишь бы сталь на корпусе выдержала, а мы выдержим. Кстати, сталь нам добротную металлурги дали. За то, что после сегодняшней бомбежки живы остались, не раз нужно рабочему классу поклониться.

- В этом у меня с тобой разногласий нет... На поверхности давно наступила ночь. Всплываем. Кораблей противника не видно. Далеко за кормой слышны взрывы запоздалых глубинок. Теперь это не страшно. Донесли о своих действиях в штаб. Нам приказано возвратиться в базу.

На переходе нас еще раз спасали бдительность и зоркие глаза старшины Игнатьева. Когда до входа в Кольский залив оставалось несколько часов, я спустился в каюту, чтобы закончить отчет о походе. Вдруг - резкое повышение оборотов дизелей и крен от положенного на борт руля.

Не дожидаясь доклада, выскакиваю на мостик.

Лодка делает поворот. Машинный телеграф показывает "Самый полный вперед". Оказывается, полминуты назад вахтенный сигнальщик Игнатьев увидел справа по борту перископ и одновременно пузырь и след выпущенных торпед. По его докладу старпом Хрусталев увеличил ход и резко отвернул. Торпеды прошли стороной.

Старшему лейтенанту Хрусталеву и старшине Игнатьеву объявил благодарность.

Прогляди Игнатьев или растеряйся Хрусталев, и мы уже не вернулись бы в базу. Действительно, на подводной лодке успех или неудача, жизнь или смерть экипажа зависят от каждого человека.

Когда Игнатьев сменяется с вахты, многие подходят поздравить его. Подходит и его дружок Сережа Мамонтов.

- Спасибо, Саша! Если бы не заметил вовремя, пришлось бы нам навечно прописаться в дельфинограде.

- Это что, иносказательное - кормить рыбу? - спросил Федотов,

- Угадал. Оно самое.

- Игнатьева я тоже от всей души поздравляю. Но рыбу кормить мы не будем. На этот счет я спокоен, примету имею.

- С каких это пор ты в приметы начал верить?

- Не беспокойся, не мистика. В глупые не верю, а это особая - в нее верю. Говорю это тебе серьезно, без смеху.

- Расскажи, может, и мы поверим.

- Слушай и запоминай. Только сначала ответь на несколько вопросов. Итак, с какого похода нас фашисты топить начали?

- С первого. Бомбили и торпеды выпускали.

- В каком походе они нас не трогали?

- Не было такого похода.

- Правильно. Не было. Каждый раз стараются нас потопить, но не могут. Мы не хотим тонуть. И не потонем. И это не чудо или колдовство. Фашисты не дают нам забыть, что мы на войне. Вот и учимся все время, и вахту стоим как следует. Пока это будем делать, никто нас потопить не сможет. Прекратим, зазнаемся - ручаться не могу. Вот и вся примета.

- Ну, в такую "примету" и мы верим.

- Вот именно.

Командиры боевых частей, как обычно, доложили мне фамилии наиболее отличившихся за поход. Каждый втайне мечтает попасть в этот список. Ведь этим отличившимся предоставляется право при входе в гавань произвести салютные орудийные выстрелы по числу потопленных нами вражеских кораблей. Каждый поход люди обычно меняются, а так как тренировок в стрельбе нет, то иногда получаются курьезы. Например, после третьего похода, когда нам нужно было сделать четыре выстрела, неопытный артрасчет три выстрела произвел нормально, а с четвертым произошла задержка. В это время лодка подошла к пирсу. И когда командующий флотом приблизился к сходне, вдруг прогремел последний, четвертый выстрел.

- Это вы что, командующего пугаете? - обратился адмирал к артрасчету.

- Никак нет, докладываем о победе, - не растерялся командир орудия старшина 2-й статьи Хлабыстин.

Сегодня честь рапортовать из пушки о нашей победе выпала старшинам Игнатьеву, Магдалинину, Бубнову, Мамонтову, Власову и матросам Лемперту и Бочанову.

На пирс прибыли командующий и начальник штаба флота, командир бригады и, конечно, очень многие друзья. Я доложил командующему о походе и атаках, показал все это на кальках и картах. За первую атаку адмирал похвалил. Вторую не одобрил.

- Зря в фиорд пошли, - сказал он, - нельзя рисковать людьми и кораблем из-за не особенно важных целей.

И я не мог не согласиться с командующим.

...Через несколько дней в Заполярье началось наступление наших войск, закончившееся вскоре изгнанием фашистских захватчиков из Печенги и Киркенеса.

Под гвардейским флагом

Фашистские захватчики изгнаны из Печенги и Киркенеса. Столица дважды салютовала войскам Карельского фронта и морякам Северного флота. Среди отличившихся в боях соединений упоминается и наша бригада. При освобождении Печенги подводники за короткое время потопили около двух десятков вражеских транспортов. Был день, когда возвратившиеся из боевых походов лодки произвели шесть победных выстрелов. А ведь топили врага не только подводники. Много фашистских кораблей уничтожили летчики; не остались в долгу и катерники. Десятки транспортов и судов вместе с ценными военными грузами отправлены на дно различными силами флота и никогда больше не будут служить захватчикам.

Краснознаменная бригада подводных лодок награждена орденом Ушакова. Многие подводники удостоены правительственных наград. Командиру бригады И. А. Колышкину присвоено звание контр-адмирала. Все это нас радует, наполняет наши сердца гордостью за товарищей и благодарностью партии за ее заботу о военных моряках.

Приказом Наркома Военно-Морского Флота наш корабль преобразован в гвардейский, команда награждена орденами, а мне присвоено звание Героя Советского Союза. Поверил в это, признаться, не сразу. Даже когда меня поздравили все товарищи в базе, и я стал получать телеграммы от друзей с Тихого океана, мне все еще не верилось, что я удостоен такой высокой награды.

...У пирсов торжественная тишина. На верхних палубах лодок выстроились экипажи. Для вручения нашей лодке Гвардейского флага прибыл командующий флотом. Адмирал обходит строй, поздравляет, жмет руки и перед званием каждого из нас прибавляет слово "гвардии".

Поднявшись на мостик вместе с Колышкиным и командиром нашего дивизиона Иваном Фомичом Кучеренко, командующий зачитывает приказ Наркома и приказывает поднять флаг.

На флагштоке Краснознаменный Военно-морской флаг заменяется другим, таким же, но с добавлением изображения гвардейской ленты. Звучит Государственный гимн Советского Союза. Мне от имени команды сейчас предстоит дать клятву бить врага по-гвардейски. В оставшиеся минуты в памяти проходит весь наш боевой путь.

Всего около двух лет прошло со дня первого нашего похода в логово врага, а сколько пережито! Восемь походов, четырнадцать потопленных и поврежденных кораблей противника. Сотни сброшенных на нашу лодку и разорвавшихся вблизи глубинных бомб. А сколько погружений от атакующих самолетов, отворотов от мин, уклонений от выпущенных по лодке торпед... Нет, не случайно под бескозырками и фуражками некоторых стоящих в строю еще молодых людей пробивается седина.

Отныне мы - гвардейцы. Большое, почетное и ко многому обязывающее звание!

Воинское умение пришло не сразу. Сократить путь познания помогли нам боевые друзья, и, прежде всего гвардейцы Федора Видяева, Александра Каутского и других экипажей. У них мы многому учились. Именно учились, а не просто подражали. Да и разумно ли было копировать, если, например, у Видяева не было двух похожих друг на друга атак. Учителями нашими были люди на редкость скромные в базе и отважные и неукротимые в море. Именно таким и должен быть настоящий гвардеец. В этом им можно и нужно подражать.