Изменить стиль страницы

Приехали туда ночью, а до расположения гарнизона из-за сильного снегопада добрались лишь под утро. Нам отвели маленькую комнатку на третьем этаже недостроенного и потому нетопленного дома. Началась новая жизнь. Трудно было не только с жильем, но и с питанием. Страна, поднимавшая из руин и промышленность, и сельское хозяйство, многим еще не могла обеспечить своих соколов.

На Белорусских учениях, где присутствовал сам Нарком обороны, погиб командир отряда. Врачебная комиссия установила, что он потерял сознание от истощения. И накануне полетов не ужинал и утром вылетел по тревоге без завтрака.

Климент Ефремович Ворошилов тяжело переживал гибель летчика. На гарнизонном собрании он сказал:

— Выделяемый вам сухой паек, видимо, съедают ваши хозяйки. Обязательно добьюсь, чтобы для вас ввели горячие завтраки.

Такие завтраки вскоре действительно были введены.

Мы назвали их «ворошиловскими». А чуть позднее наладилось и хорошее трехразовое питание.

Постепенно гарнизон благоустраивался. У нас появился даже свой дом отдыха. Его оборудовали в бывшей помещичьей заброшенной усадьбе с парком и большим прудом. Своими силами мы построили также стадион и спортивные площадки. В нашей авиабригаде выросли замечательные спортсмены. Имена командиров отрядов и кораблей М. X. Борисенко, П. П. Рыбакова, Г. М. Смыкова, М. В. Прохорова и П. М. Ревенко, авиаспециалистов Тарасовича, Якубова, Фролова, Сахарова, Бурова и многих других стали известны во всем округе.

…Весна и лето 1932 года прошли в напряженных полетах. Экипажи тяжелых воздушных кораблей настойчиво совершенствовали свою боевую выучку. Особое внимание уделялось бомбометанию как днем, так и ночью.

В 1936 году наша авиационная бригада участвовала в Белорусских маневрах. На них присутствовали три иностранные военные делегации — Франции, Англии и Чехословакии.

Отряд бомбардировщиков, которым командовал я, получил особое задание: перебрасывать зарубежных представителей в различные районы учений. Гости могли бы, конечно, ездить и на автомобилях, но им почему-то хотелось летать на боевых самолетах.

— Не будем их обижать, — сказал Климент Ефремович Ворошилов, руководивший маневрами. — Хотят летать — пусть летают. Они все еще не верят в мощь нашей боевой техники…

Члены французской делегации изъявили однажды желание познакомиться с оборудованием бомбардировщика. Они залезали в кабину, рассматривали приборы, заглядывали в отсеки, интересовались вооружением.

После осмотра французский генерал не сдержался:

— Вот вам, господа, и отсталая Россия!

Хотелось сказать ему: «Да, мы уже не те русские, которых вы знали до 1917 года. Неузнаваемой стала наша Родина. Выросли у нее и могучие крылья».

Пока иностранцы ездили в столовую, на аэродром прилетела эскадрилья скоростных бомбардировщиков СБ. Ею командовал А. Е. Золотоцветов.

Возвратившись с завтрака, гости попросили Наркома обороны, чтобы он приказал этим самолетам подняться в воздух и пролететь строем. Климент Ефремович ответил, что нею эскадрилью поднимать но стоит, а один бомбардировщик может слетать.

Для показательного полета А. Е. Золотоцветов выделил самый опытный экипаж. Он приказал ему после выполнения упражнений в зоне пройти над аэродромом на предельно малой высоте и на максимальной скорости. Летчик успешно выполнил задание. Когда он мчался над летным полем, с крыльев СБ, как бы подчеркивая его стремительность, срывались белые струп конденсированных паров. Это выглядело очень эффектно.

— У вас хорошие условия для развития авиации, — сказал английский офицер. — Вся Россия — сплошные аэродромы.

Мы не стали убеждать англичанина, что дело не только в необъятных просторах нашей Родины. Он не понимал или не хотел понять основных причин наших достижений.

По приглашению Наркома обороны СССР иностранные военные делегации отбыли к месту высадки воздушного десанта. Нельзя было не восторгаться зрелищем, когда небо украсили сотни разноцветных парашютов. Такого массового десанта иностранцы не видели на своих учениях.

Офицер британской армии попросил Климента Ефремовича Ворошилова разрешить ему побеседовать с кем-нибудь из парашютистов. Такое согласие было дано, и он подошел к старшему лейтенанту Королеву. Я хорошо знал этого десантника. Одно время он служил в нашей части борттехником.

Англичанин через переводчика задал Королеву какой-то вопрос. Тот на чистейшем английском языке ответил ему, что не нуждается в переводчике.

Удивленный гость широко раскрыл глаза и после некоторой паузы рассмеялся. Такого он не ожидал от молодого русского десантника.

Многое поражало приехавших к нам иностранцев. Они, например, никак не предполагали, что у нас есть такие мощные бомбардировщики.

— Колоссально!.. — восклицали они наперебой. Именно колоссально. Уже тогда, в 30-е годы, наши самолеты летали выше, дальше и быстрее всех. Вместо «фарманов», которые покупались за границей, на вооружение Красной Армии поступали отечественные бомбардировщики, истребители, транспортные, тренировочные и спортивные самолеты. Усиленными темпами развивалась гидроавиация. Потенциал Красного воздушного флота рос изо дня в день. Маневры в Белоруссии наглядно это подтвердили.

Страна серьезно, по-настоящему готовилась к отражению агрессии империалистов. Правда, мы не могли точно сказать, когда они развяжут войну. Но то, что враг уже замахивается на нас, было очевидным. Вот почему партия повседневно заботилась об укреплении обороны страны, об обучении и воспитании воинов Красной Армии.

Особое внимание уделялось развитию Военно-Воздушного Флота. Над созданием крылатых машин трудилась плеяда выдающихся конструкторов: Туполев, Ильюшин, Лавочкин, Микоян, Яковлев, Поликарпов, Петляков и многие другие.

К началу войны Советский Союз являлся мощной авиационной державой. Мы сильны были не только крылатой техникой, но в первую очередь нашими людьми, волевыми, смелыми, беспредельно преданными Родине.

Вот какие мысли и чувства вызвала у меня встреча с молодыми летчиками-ленинградцами. Впервые за время пребывания на фронте она заставила меня оглянуться так далеко назад и проследить весь мой предвоенный путь в авиации. На душе стало приятно и легко, словно я побывал на свидании со своей крылатой юностью, явившейся в облике этих двух стройных и красивых парней.

…До аэродрома доносились отзвуки удаляющегося боя. Но они становились все тише и наконец смолкли совсем. Наступила такая тишина, что стало казаться, будто не было и нет войны. Из соседней землянки вдруг птицей вырвалась песня:

Кто сказал, что надо бросить
Песню на войне?
После боя сердце просит
Музыки вдвойне!

К негромко звучащему баритону прибавилось еще несколько голосов:

Нынче у нас передышка,
Завтра вернемся к боям.
Что же твой голос не слышен,
Друг мой, походный баян…

Пусть поют ребята. Пусть считают передышкой остаток этого августовского дня и несколько часов ночной прохлады. Завтра на рассвете они снова полетят в бой, и неизвестно, все ли сегодняшние певцы возвратятся назад, на свой аэродром.

Полет предстоял ответственный и нелегкий: корпус готовился нанести массированный удар по станции Навля, что под Брянском. Противник собирал там кулак для контрудара. Видимо, намеревался хоть на несколько дней остановить наше наступление и прикрыть отход своих дивизий, потрепанных под Курском и Орлом.

Генерал М. И. Горладченко вместе с офицерами штаба тщательно разрабатывал план предстоящих действий. Ведь раньше мы ни разу не вылетали на задание всем корпусом.

За день до вылета генерал вызвал меня к себе. Я сел на самолет связи и через полчаса был уже в штабе корпуса. Крохотная, насквозь прокуренная избенка, где он размещался, показалась мне после землянки чуть ли не дворцом.