.

Время стремительно, годы – мгновение.

Смотришь вокруг и не веришь глазам!

Воздух здесь, будто, пропитан движением,

И ... ностальгией по юным годам.

.

2008

Осталось меньше месяца. Проза. Стих.

Рассказ и его стихотворное переложение основаны на многочисленных жизненных примерах.

Образы Литгероев - собирательные, прошу не отождествлять меня с Литгероиней, мое отношение к данной ситуации и ЛГ отрицательное, но поскольку сама - мать, не могу оставаться равнодушной к таким проявлениям.

От себя хочу добавить: дети очень тонко чувствуют наше отношение, и малейшее равнодушие и невнимание по отношению к ним могут быть непростительными. Упущенное в детстве очень сложно наверстать, когда они повзрослеют.

Всем искренне желаю счастья и семейного благополучия!!!

Михаил с мамой жили окраине Москвы, в однокомнатной квартире одного из районов, что называют "спальными", полчаса от метро на автобусе, дальше пять минут по дорожке, пролегающей через дворы со школами, яслями и детсадами, по краям усеянными "башнями"-новостройками.

Миша вышел из автобуса и направился по дорожке, ведущей в школьный двор, к неизменному месту встречи одноклассников, с кем месяц назад расстался на выпускном вечере. Но дружба не угасла, и веселые тусовки проходили ежедневно. Каждый выбрал свой дальнейший путь – кто-то сдавал вступительные экзамены в ВУЗ, кто-то в колледж или техникум, многие еще не определились. Сегодняшний день, решающий и ответственный для Мишки, оказался неудачным – он "провалил" последний экзамен в техникум связи (физику, с которой и в школе не ладил), и был вынужден забрать документы. Неделю назад он отметил совершеннолетие, и сегодня отчетливо представлял, что осенью получит повестку из военнкомата. "Что ни делается – к лучшему" – промелькнуло в голове. Как ни странно, Миша с детства был фаталистом. Он не боялся Армии, напротив, считал, что служба закалит его и воспитает настоящим мужчиной. Несмотря на обилие информации ТВ и прессы об инцидентах в воинских частях, он верил в то, что с ним ничего плохого с ним не случится, а если и случится, то такова воля судьбы.

Мать с отцом развелись, когда ему было полтора года. Отца он не помнил (со дня развода тот не заявлял о себе), да и мать видел редко – она то и дело находила какую-то причину в оправдание своего отсутствия, работая кассиром в частном секторе, зачастую, ночевала на работе (ночные смены чередовались через двое суток). Ему исправно оставляла на пропитание деньги на кухонном столе. Их, как правило, было в обрез, но таким образом он научился экономить. Единственной отдушиной были закадычные друзья.

Миша прогулялся вдоль школьной ограды, посмотрел на часы – 17.30, верный приятель Гоша должен был подойти с минуты на минуту. Издалека он услышал доносящуюся из Гошкиного плеера песню "Я свободен!", которую почему-то любили все – от избалованных девочек из состоятельных семей до отпетых хулиганов и полусирот, таких, как он. "Наконец-то, идёт!" – подумал он с радостью и, в то же время, с тревогой – придется рассказать о своем "обломе". Крепко пожав друг другу руки, приятели уселись на тенистой скамейке, под ветвистым тополем, изобилующем пухом. Пушинки попадали в рот и в нос, вызывая безудержное чихание. Гоша, заметив невеселое Мишкино настроение и странную молчаливость, настороженно спросил: "Ну как ты?..". Тотчас встретил потупленный, растерянный взгляд. Не дождавшись ответа, резко дернул его за рукав футболки: "Ты что, завалил?!" Мишку, как громом сразило, от неожиданности. Молчание прорвало: "Да, всё полетело к черту! Я срезался, на физике, не решил последнюю задачу, будь она неладна! Теперь ты понимаешь, что меня ждёт?!". Отчаянный монолог продолжался минут десять. Гоша, не перебивая, дал другу выговориться, затем серьезно посмотрел на него и хмуро сказал: "Сочувствую, брат. Может, устроишься на работу? А там, глядишь, и мать-то что-нибудь придумает! Не унывай, не вешай нос! Прорвёмся!". Мишка благодарно похлопал его по плечу: "Спасибо, ты настоящий друг. Что поделать – не повезло... Не пропаду! Начну искать работу прямо завтра, зачем откладывать в "долгий ящик"? а чему быть – того не миновать! На маму мою, знаешь сам, положиться нельзя, да я и забыл, когда мы последний раз с ней по душам разговаривали, было это, наверное, лет пять назад... " Гоша всем своим юным, открытым, чутким сердцем сопереживал другу. Будучи из добропорядочной, дружной семьи, где родители были защитой и опорой, он прекрасно понимал, что не у всех в жизни так гладко. Поэтому еще больше ценил своих родителей. Он не одобрял поведение матери друга, бросившей его на произвол судьбы и занятой исключительно собой, а, тем более, его отца, но не хотел произносить мысли вслух – зачем бередить солью открытую рану?

Вскоре к их лавочке стали подтягиваться стайки ребят, подходили по одному, или группками, к семи часам собралось человек десять. Все прониклись досадной неприятностью и на все голоса что-то вещали Мишке, предлагали свою, посильную, помощь. Ему было очень неловко за то, что чужие люди (хоть и ставшие близкими за десять школьных лет) относятся к нему с гораздо большим вниманием, чем собственные родители. Разговор становился всё оживленнее, ребята перекрикивали друг друга, а школьный двор гудел – каждый делился своими успехами - кто-то поступил и принимал радостные, бурные поздравления; кто-то вышел на финишную прямую. Полными неудачниками были только двое - Мишка и Андрюха, не набравший достаточного количества баллов на вступительных в МАДИ. Итогом коллективного обсуждения стало решение – завтра, с утра пораньше, начать поиск вакансий для обоих бедолаг. За исходную точку был принят находящийся на соседней улице стеклопакетный завод. Мишка немного приободрился - отныне он не является "белой вороной", не зря говорят, один в поле – не воин, а двое – уже сила!

Втайне Мишка был влюблен в одну симпатичную, грациозную, милую девочку из параллельного выпускного 11-го "Б", однако, до сих пор не набрался смелости, чтобы сделать признание. С друзьями не откровенничал. Сердцем он чувствовал и ответную симпатию, но ему казалось, что её истоком является жалость. Это досадовало. Он ждал, что она с минуты на минуту присоединится к их ватаге, задумав сегодня же поговорить начистоту, собрал в кулак всю свою волю. "Пусть знает правду. Скоро я уеду неведомо куда, и если не откроюсь, буду считать себя целых два года размазнёй. А так, возможно, и она скажет мне несколько теплых слов, а может, и раскроется глубже... Назовёт единственным... Будет писать и ждать", – подумал Он с зыбкой надеждой. "Если отвергнет – знать, не суждено. Обидно, но не заплачу. Переживу как-нибудь," – строил он свои догадки. Но девушка в этот вечер так и не пришла – подготовка к экзаменам на престижный факультет Университета занимала все свободное время, и ей было сейчас не до тусовок. "Что же, до сентября – целых полтора месяца. И я найду время поговорить с ней", – он смело поставил точку в веренице изнуряющих душу терзаний.

Вечер плавно подходил к концу, на улице смеркалось, в окнах "башен" зажигался свет, и до ребят доносились тревожные голоса: "Эй, который час? Пора домой! Ты слышишь?" – все с неохотой поглядывали на свои окна и почти хором отвечали: "Иду-иду, ещё пять минут!". Родители волновались и это было объяснимо, учитывая неспокойную ситуацию в Москве. Не проходило ни дня, чтобы с телеэкранов в "Криминальной хронике" не вещали о беспорядках, вплоть до драк со смертельным исходом. Их район считался относительно тихим, но всё же – "Бережёного Бог бережёт" – все жили по принципу известной пословицы.

Мишка с тоской посмотрел на заходящее солнце, в его теплых лучах согревались кирпичные стены его дома. Бросил взгляд на свое окно – в нем, как и прежде, свет не горел – мерцали оранжевые закатные блики. Почему-то от теплого золотисто-оранжевого цвета повеяло холодом. – Она даже не знает, что сегодня у меня был последний экзамен", – с горечью вспомнил он о матери. Во дворе стихало, ребята знали, что Мишке некуда спешить – дома никто не ждет, и из чувства солидарности как можно дольше тянули время до ухода, затеяв дискуссию о походе на дискотеку в местный клуб. Но расставаться, как ни крути, пришлось – большинство побаивалось родителей. Многие из них весьма нелестно и унизительно отзывались о Мишкиной матери (о чем ему становилось известно от третьих лиц – "испорченный телефон" работал исправно), но, как ни странно, к нему почти все относились с искренним радушием – приглашали на обеды, летом – на дачи. Со стороны было заметно, что, порой, он элементарно недоедает. Мишка на удивление тонко чувствовал отношение окружающих, и испытывал двоякое чувство – с одной стороны ему было стыдно (за мать и себя – что ни говори, а они – одна семья и в ответе друг за друга), с другой стороны – был очень благодарен за заботу и участие. Судьба наделила его здравым рассудком - он не поддавался сомнительным соблазнам и провокациям, не курил, не выпивал, и мог почуять за версту нечистоплотность и обман.