Я внимательно слушал выступления. Радовало единодушие моряков. Коммунисты и беспартийные одинаково болели за общее дело. Можно было не сомневаться: люди приложат все силы, чтобы выполнить задачу в срок.

В эту ночь никто из офицеров не спал. Спешно готовили необходимую документацию, до мелочей продумывали организацию работ, составляли заявки на материалы и запасные части. Все сознавали предстоящие трудности. Идет война, каждую минуту можно ждать вражеского налета. Значит, ремонт надо производить так, чтобы корабль ни на миг не терял боеспособности.

В кубриках ночь тоже прошла беспокойно. Одни уходили, другие приходили, кого-то будили, о чем-то спрашивали, так как то требовалась справка о каком-нибудь механизме, то нужно было сходить на склад. Дневальные нервничали, злым шепотом ругали наиболее беспокойных, призывали к тишине. Но старания их были бесполезны.

Вызывают матроса или старшину к офицеру, моряк поспешно встает, одевается. Пытается делать все бесшумно. Но в жизни частенько так бывает: хочешь сделать как можно тише - и обязательно зацепишься за что-нибудь, споткнешься, свалишь какую-то вещь и поднимешь такой грохот, что сам замрешь от испуга. Дневальный ругается, ворчат проснувшиеся товарищи: безобразие, только уснул человек - его будят.

В офицерских каютах жара, духота. Иллюминаторы задраены (светомаскировка!), притока свежего воздуха нет. Жужжат настольные вентиляторы, но от них, кажется, становится еще жарче. Офицеры сидят в одних майках, и все равно пот струится по лицам. Вытрешься носовым платком - он сразу становится мокрым, хоть выжимай. Кто понаходчивее - повесил на шею полотенце: его надольше хватает.

К утру подготовка к ремонту была закончена. Офицеры, не раздеваясь, прилегли отдохнуть.

Матросы, расписанные приборщиками по офицерским каютам, на цыпочках пробирались к иллюминатору, открывали его и сейчас же уходили, чтобы не разбудить уставшего командира. Шепотом цыкали на товарищей в коридоре:

- Тише! Ведь наш всю ночь работал, пусть хоть не

много поспит.

Часа через полтора офицеры уже были на ногах. Надо было расставить людей, познакомить каждого с заданием. Кабистов за завтраком предупредил, что, если матросы появятся на палубе без дела, боцман будет безо всякого забирать их и ставить на общекорабельные работы - мытье и окраску бортов и надстроек. У боцмана дело всегда найдется.

Офицеры понимающе переглянулись. Помощник командира слов на ветер не бросает. Так и может случиться, что матросы окажутся в распоряжении боцмана, когда в подразделениях и так рук не хватает.

Матросы боцманской команды трудились в малярке на баке. Мичман Радюк решил заранее заготовить побольше краски, чтобы хватало на покраску всего корабля. Он то и дело подходил к надстройке, прикладывая к ее поверхности стекло с нанесенной на него свежей краской: подгонял колер. Нагнувшись над люком, приказывал подчиненным прибавить лазури или черни. Разведя краску, боцман оставил в малярке молодого матроса, а сам пошел пить чай. Откуда было знать нашему хозяйственному боцману, что многие только и дожидались этого...

Командир отделения первой машины старшина 2-й статьи Мисько, проводив глазами мичмана, сейчас же направился к малярке и очень вежливо обратился к молодому матросу:

- Можно у вас, как у специалиста, получить консультацию по малярному делу?

Польщенный первогодок страшно обрадовался. А Мисько уже просит его пройти на ростры, посмотреть на дымовую трубу: что с ней. делать? Соскоблить старую краску или оставить? Если соскоблить, то сколько потребуется после сурика и краски?

Не кто-нибудь, а старшина машинистов пришел на поклон к молодому матросу! Первогодок совсем нос задрал, строит из себя первоклассного знатока. Отошел от трубы подальше, глаз прищурил, потом достал шнур из кармана, начал измерять площадь окрашиваемой поверхности. Мисько помогает ему, почтительно расспрашивает, восхищается его глубокими знаниями.

Тем временем машинисты и артиллеристы хозяйничали в малярке. Вместительный бак с краской быстро пустел. На корабле знали, что никто лучше главного боцмана не умеет приготовить краску. Знали все и о скупости мичмана Радюка: сколько ни проси - все равно ничего не получишь. Вот и пришлось прибегнуть к этому, пусть не совсем благовидному, но зато самому надежному способу добычи драгоценной краски.

Попив чаю, главный боцман, вытирая с лица пот, в самом благодушном настроении шел на полубак и вдруг увидел, как из малярки выскочил матрос-машинист с котелком в руке. Радюк схватил котелок, взглянул на его содержимое и кинулся к малярке. Можно представить себе его неистовство, когда он обнаружил, что заветный бак пуст! Град проклятий посыпался в адрес "чумазых разбойников". Мичман тотчас же побежал к Кабистову, пожаловался на грабеж среди бела дня, попросил разрешения обойти машины и забрать краску. Помощник командира рассмеялся:

- Эдак нашего боцмана скоро разденут, а он и знать не будет.

На просьбу Радюка разрешить ему произвести обыск в машинных отделениях, чтобы отобрать краску, капитан-лейтенант ответил отказом и приказал разводить краску снова.

Во всех помещениях корабля без устали трудятся люди. Грязные, потные машинисты в тесном коридоре линии вала бьются над упорным подшипником сложным и точным устройством весом не в одну тонну. Скрежет и стук стоят в котельных отделениях. Сидя в топках и коллекторах еще не совсем остывших котлов, матросы сдирают скребками сажу и накипь. Эти и вовсе как трубочисты. Выглянет человек из люка - только белки глаз сверкают на черном лице.

Через каждые пятьдесят минут объявляется перерыв. Матросы бегом устремляются на полубак - покурить. Здесь в эти минуты шум, гам, смех. Матросы в который раз смакуют подробности того, как машинисты "увели" краску из малярки.

Кабистов, обойдя корабль, пригласил в свою каюту Козинца и принялся его упрекать за то, что он занимается только своими машинами, а о покраске кубриков, приведении в порядок корпуса, палуб, такелажа не заботится.

- Вы готовы на нас все взвалить, - парирует Козинец, - а ведь каждый должен заниматься своим делом. Кстати, вы говорите о покраске кубриков, а сами нам краски не даете. Наши матросы вынуждены воровать ее у боцмана. Нет, мы их не учим это делать, но сама обстановка заставляет.

Кабистов хотел что-то возразить, но махнул рукой:

- Все равно вас, механиков, не переспоришь!

Моя каюта помещается в надстройке, и ее иллюминаторы выходят на полубак, где слышен спор молодых офицеров, вышедших покурить. Командир группы движения инженер-лейтенант Хасик, конечно, на стороне своего начальника Козинца. Он рьяно начинает доказывать, что машинисты - самые добросовестные люди, они знают и любят технику и вообще пятая боевая часть - важнейшая на корабле. Вот сейчас по их, механиков, просьбе корабль встал на планово-предупредительный ремонт, а остальные подразделения только примазались к ним. Хасик вовсю расхваливает матросов-машинистов. Ведь чтобы любого из них допустить к самостоятельной вахте, его тщательно готовят, иногда даже флагманский механик проверяет знания матроса. После выпусти этого парня на кафедру - он целую лекцию сможет прочесть по механике и электротехнике. Да иначе и быть не может: ведь это же главная боевая часть, которая всех на корабле возит, кормит, поит, обогревает, освещает. Не напрасно пятую боевую часть зовут сердцем корабля.

Первым не выдерживает артиллерист Ярмак. Бросив папиросу, он перебивает Хасика и начинает доказывать, что главная боевая часть на корабле - это, несомненно, артиллерийская, о чем каждый ребенок знает.

- Не было бы артиллерии - и вас давно бы не существовало со всей вашей механикой. Кто ведет бой? Артиллерия! Кто сбил вражеский самолет? Артиллерия! Кому объявлена за это благодарность? Артиллеристам! Правда, механиков тоже похвалили, но только благодаря нам.

- Подождите, - останавливает штурман Бормотин расходившегося артиллериста. - Вы забываете, что первой боевой частью на корабле числится штурманская. Думаете, зря это? Что бы вы делали со своими пушками, если бы мы не довели корабль в заданную точку?