Важным обстоятельством было то, что правофланговые соединения главной ударной группировки 1-го Белорусского фронта и наши танковые армии были уже близки к тому, чтобы тоже соединиться к западу от Берлина, образуя второе огромное кольцо соответственно берлинской группировке.

 К исходу дня расстояние между передовыми частями 47-й армии генерала Перхоровича (1-й Белорусский фронт) и нашей танковой армией Лелюшенко уже не превышало сорока километров. Таким образом, на наших глазах складывались и даже почти замкнулись два кольца окружения. Одно — вокруг 9-й армии противника восточнее и юго-восточнее Берлина; другое — западнее Берлина, вокруг частей, оборонявших непосредственно германскую столицу.

 К вечеру расстояние между франкфуртско-губенским кольцом, назовем его малым, и берлинским, назовём его большим кольцом, достигало в западном направлении восьмидесяти километров, а в южном — пятидесяти. Внутри между этими двумя кольцами окружения находился Берлин со всеми его пригородами.

 Ещё далее к западу от берлинского кольца находились немецко-фашистские части, оказавшиеся между нами и нашими союзниками, в том числе и армия Венка, о которой пойдет речь впереди.

 Окружив в лесах юго-восточнее Берлина остатки 4-й и 9-ю немецкую армию, 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты, по существу, отрезали от Берлина главные силы противника, предназначенные для его обороны, и теперь могли бить по частям группировку, которая ещё недавно представляла собой единый кулак.

 Оценивая действия немцев в ходе этой операции, военные историки часто задают вопрос: имелась ли у немцев возможность, не дожидаясь окружения 9-й и остатков 4-й армии, заранее отвести эти войска к Берлину?

 Отвечаю: безусловно имелась. Но это не изменило бы обстановку в целом. Планируемые нами удары были неотразимы. Мы могли разгромить всю берлинскую группировку в любом её положении.

 Чем ближе к Берлину, тем плотнее и плотнее становилась оборона противника, тем больше средств усиления получала его пехота — и артиллерию, и танки, и большое количество фаустпатронов. Уже 22 апреля на Тельтов-канале мы встретились с системой сплошного организованного ружейно-пулемётного, миномётного и артиллерийского огня весьма высокой плотности. Форсировать канал с ходу нам не удалось.

 С таким огнём и с таким сопротивлением нам пришлось столкнуться даже при том условии, что мы окружили и заперли 9-ю армию юго-восточнее Берлина. Естественно, если бы её войска своевременно отступили на Берлинский обвод, они дрались бы там ожесточенно и усилили оборонительные возможности Берлинского гарнизона. Но в конечном итоге они могли повлиять своим сопротивлением только на темпы Берлинского сражения, но отнюдь не на его исход. Могло быть и так, что во время отхода 9-я армия была бы смята и разгромлена нашими войсками.

 В связи с выходом частей 1-го Украинского фронта к Берлину Ставка установила с шести часов утра 23 апреля новую разграничительную линию между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами.

 Как уже говорилось, при разработке плана операции эта разграничительная линия была остановлена на пункте

 Люббен. Теперь войска 1-ю Украинского фронта продвинулись далеко на север и северо-запад от Люббена.

 Ставка, учитывая сложившееся положение, установила соответствующую ему разграничительную линию: Люббен — Тойпиц — Миттенвальде — Мариендорф — Антгальский вокзал в Берлине. От Люббена наша разграничительная линия была теперь повернута резко на северо-запад, почти на север, и делила Берлин приблизительно пополам.

 Одновременно с этим Ставка потребовала от нас — от маршала Жукова и от меня — не позднее 24 апреля завершить окружение франкфуртско-губенской группировки противника и ни в коем случае не допустить её прорыва ни на Берлин, ни в западном или юго-западном направлении.

 Над итогами дня и в связи с полученными от Ставки указаниями пришлось в ночь на 23 апреля как следует поработать.

 Армии Рыбалко было приказано на следующий день принять все необходимые меры для того, чтобы утром 24 апреля форсировать Тельтов-канал и ворваться непосредственно в Берлин. День 23 апреля использовать для подготовки наступления.

 Командующему 28-й армией Лучинскому было приказано, продолжая наступать главными силами армии на Берлин с юга, одновременно двумя дивизиями занять рубеж Тойпиц — Басдорф, перехватить там все дороги между озерами и организовать прочную противотанковую и противопехотную оборону, чтобы не допустить на этом участке попыток прорыва 9-й и остатков 4-й вражеских армий через тылы нашего фронта на запад и на юго-запад.

 Командующий 3-й гвардейской армией Гордов получил задачу развернуть активные действия против окружённых частей 9-й немецкой армии, которая была теперь его основным противником.

 Рыбалко, наряду с подготовкой к форсированию Тельтов-канала, было приказано на следующий день овладеть пригородом Берлина Букков и принять меры к тому, чтобы сомкнуться в тылу франкфуртско-губенской группировки неприятеля с войсками 1-го Белорусского фронта.

 Таковы были мои основные распоряжения в ночь на 23 апреля.

 23 апреля

 На северном берегу Тельтов-канала немцы подготовили довольно крепкую оборону — отрыли траншеи, воздвигли железобетонные доты, врыли в землю танки и самоходки. Над каналом почти сплошная стена домов — капитальные строения со стенами толщиной метр и больше. По берегу тянутся крупные железобетонные корпуса промышленных предприятий, обращенные к каналу тыловой, глухой стороной и образующие как бы средневековую крепостную стену, спускающуюся к воде. Все это отлично приспособлено к длительной, упорной обороне. Часть мостов через канал подготовлена к взрыву, а часть уже взорвана. Да и сам канал достаточно серьёзное препятствие: ширина его сорок — пятьдесят метров, глубина два-три метра.

 Представьте себе теперь этот наполненный водой глубокий и широкий ров с высокими бетонированными, круто обрывающимися берегами. И на двенадцатикилометровом участке канала, куда вышли танкисты Рыбалко, на вражеской стороне согнано все, что оказалось под рукой,— тысяч пятнадцать человек. Плотность тысяча двести человек на километр в условиях городских боёв, надо сказать, очень высокая. И притом у противника больше двухсот пятидесяти орудий и миномётов, сто тридцать танков и бронетранспортеров и свыше пятисот пулемётов. А фаустпатронов — неограниченное количество.

 К тому же в сознании оборонявшихся на Тельтов-канале немецко-фашистских солдат и офицеров это последний рубеж, на котором они могли нас удержать. За их спиной Берлин. А кроме Берлина, кроме отчаянной решимости драться до конца, погибнуть, но не пустить нас в Берлин (а такая решимость, судя по ожесточенности боёв, у большинства последних защитников германской столицы была) у них за спиной ещё и эсэсовские «молниеносные» трибуналы, куда немедленно доставляли всех уличенных в дезертирстве.

 В этот период (что единодушно подтверждается десятками и сотнями показаний пленных) эсэсовцы и гестаповцы действовали с особой беспощадностью, расстреливали и вешали всякого, кто оставлял позиции или был по каким бы то ни было причинам заподозрен в этом.

 В те дни Гитлер, как известно, вел себя как одержимый, заявив даже, что немецкий народ недостоин такого

 руководителя, как он. Относясь с ненавистью к собственному народу, он готов был мстить ему за бесславное крушение своей кровавой авантюры.

 В Берлине царила атмосфера истерически молниеносных расправ, предельной жестокости. И эта атмосфера, вселяя страх, безусловно, продлила агонию немецкой столицы.

 Кого только не было там, на Тельтов-канале, особенно в батальонах фольксштурма, состоявших из кадровых солдат, стариков и подростков, которые плакали, но дрались и поджигали фаустпатронами наши танки

 Днем артиллерийский корпус Кожухова и другие артиллерийские соединения прорыва ускоренным маршем продвигались к Берлину. К утру 24-го они уже должны были стоять на позициях и обеспечивать переправу Рыбалко через Тельтов-канал.