- Левый мотор горит, прошу разрешения заглушить. Все это время Николай Кузнецов лежал под мотором, закрывая щель, Через несколько минут стало жечь руку. Горячее масло просачивалось из-под ладони, пропитывало ветошь, проникало к телу. Боль становилась нестерпимой.

Его стало мутить. Мысли путались. Стиснув зубы, он твердил себе:

- Держись, держись!

От мотора несло жаром. Глаза заливало потом. Нечем было дышать. Николай почувствовал: еще мгновение - и он потеряет сознание. Коллектора мотора стали чернеть, заплясали языки пламени.

Словно во сне, Кузнецов услышал слова:

- Николай, вылезай! А потом команду:

- По местам стоять, тушить пожар! С помощью командира отделения Кузнецов вылез из-под мотора и тоже стал сбивать пламя. Как ни старался Кузнецов удержать масло в моторе, изо всех сил зажимая трещину, оно все-таки ушло, и мотор, проработав в течение 10 минут, перегрелся. Но задача, поставленная перед мотористом, была выполнена. Преодолевая боль, неимоверным усилием он сумел в критический момент обеспечить полный ход.

Таков был Николай Кузнецов. Да и другие были не хуже. Экипаж нашего "ТК-93", или, как его называли в соединении - "девятки", целиком состоял из комсомольцев. Многие из них в годы войны стали коммунистами.

На пирсе собрались боевые друзья. Они уже давно с волнением наблюдали за неравным боем и теперь радостно встречали нас.

Мотор заклинило, и он сгорел. Это вывело наш катер на некоторое время из строя. После ремонта мы снова приняли участие в боях в районе Керченского пролива.

Валька

Ремонтная база торпедных катеров находилась далеко от фронта, на самом берегу утопающего в субтропической зелени города Батуми. Когда появилась необходимость перебазирования катеров из Крыма на побережье Кавказа, первым сюда приехал инженер-капитан 2 ранга Гулим. Затем пришел теплоход "Львов" и ошвартовался у причала Морского вокзала. На нем прибыли рабочие мастерских со своими семьями. Причал напоминал собою раскинувшийся табор. Сгружали станки, ящики с оборудованием и груды ремонтных материалов. Но скоро причал опустел: люди разъехались по квартирам, а станки установили в длинных пакгаузах Морвокзала.

В новую ремонтную базу приходили катера для замены износившихся моторов, заделывания пробоин в корпусах, полученных в боях, и для текущего ремонта. Личный состав кораблей, нуждавшийся в лечении, размещался в госпиталях, расположенных в окрестностях города, в живописных местах Махинджаури, Кобулети, Чаквы. Здоровые матросы трудились вместе с рабочими, ускоряя ремонт своего катера, чтобы до предела сократить время пребывания в тылу и как можно скорее уйти на "север" - в район боевых действий.

Временные мастерские оборудованы были плохо. Приходилось выдумывать, изобретать, изыскивать пути быстрейшего ремонта. Но все делалось с большим усердием. Люди рвались в бой.

Вскоре для мастерских было найдено другое помещение, и в нем уже более основательно разместились моторный и механический цехи. Остальные пока оставались в пакгаузах.

Инженер-капитан 2 ранга Гулим, являясь флагманским механиком, не мог постоянно руководить ремонтом. Он выезжал в порты, где находились наши группы катеров. Некоторое время обязанности командира ремонтной базы исполняла старший техник-лейтенант Ольга Лаврентьевна Рукавицына.

Простая, скромная, но требовательная женщина, настоящий коммунист, она, не зная устали, отдавала все свои силы на общее дело. Ее можно было видеть и днем и ночью в цехах, на складах и катерах.

- Ольга Лаврентьевна, - бывало обращаешься к ней, - нет листа под кронштейн, где его взять?

- К вечеру лист будет, - отвечала она, и через несколько минут мы видели, как она ехала в авиамастерские или на аэродром и привозила необходимый лист.

С каждым днем ремонтная база наращивала темпы. Едва с катера успеют подать швартовы на берег, как начальник механических мастерских кричит с берега:

- Готовьте к съемке моторы!

И кран уже нависал над катером.

По причалу спешил со своим подручным мастер корпусного цеха Григорий Вениаминович Пушин, волоча за собой длинный шланг пневматического молотка. Несмотря на преклонный возраст, он , был виртуозом своего дела.

С молотком в одной руке, с куском мела - в другой он обходил катер, только что поднятый на стенку, и отмечал, где что надо сделать и с чего начинать в первую очередь. С одного взгляда определял мастер, какой лист обшивки надо заменить, в каком вырезать только поврежденный кусок, где поставить заплату, заменить заклепки.

Еще боцман катера, со своими помощниками подбивает клинья под блоки, на которых поставлен катер, еще закрепляют его, а Григорий Вениаминович уже застрочил из своего "пулемета", срубая .старые заклепки и удаляя поврежденные листы. И тут же спрашивает механика: - Спешишь с ремонтом?

- Спешу, - отвечает тот.

- Так готовь освещение под катером, а заодно и затемнение. Поработаю у вас немножко ночью.

А это немножко таково: на другой день, придя после завтрака из кубриков, где отдыхал личный состав, механик и командир видят, что возле их катера тихо, никто не работает. Досадуя, что ремонт затянется до вечера, подойдут, заглянут под брезент и видят: под катером, на пробковых поясах, зорюет Григорий Вениаминович со своим хлопчиком, да так сладко, что и будить жалко. Но будить надо. Поднявшись, Пушин бодро докладывает, что корпусные работы закончены.

Оказывается, они полчаса назад закончили замену листов в днище катера. А по плану катер должен быть готов к спуску на воду только к вечеру. Работа сокращена на целый день. Командир благодарит, а Григорий Вениаминович собирает инструмент, и вот уже через несколько минут у другого катера раздается дробь пневматического молотка, вплетаясь в общий шум начавшегося рабочего дня.

А в другом месте, у здания бывшего Освода, слышатся голоса:

- Навались, дружно! Подкладывай! Еще раз! Навались!

Это мотористы совместно с рабочими под руководством начальника цеха Авраменко сгружают привезенные моторы.

Рядом на разные голоса поют токарные и сверлильные станки - хозяйство мастера механического цеха Андрея Даниловича Кузнецова.

Кипит работа и в порту. Здесь словно большой завод. Сверкают вспышки электросварок, слышатся тяжелые удары молота, визг дрелей, пение пил. На кораблях идет ремонт. Они меняют стволы пушек, износившиеся при обороне Севастополя. А у других причалов - катера, рыбацкие сейнеры, мотоботы.

В один из солнечных майских дней пришла на ремонт в базу и наша "девятка". К вечеру ее подняли из воды и поставили на блоки. Было воскресенье, команде разрешили уволиться в город.

Мы с механиком пошли за фруктами и орехами. Идем по набережной. Вдруг чувствую, что кто-то дергает меня за полу кителя. Обернулся. Вижу: паренек лет двенадцати - тринадцати, босой, грязный, оборванный.

- Что тебе?

- Дяденька командир, возьмите меня на корабль.

- А родные есть?

- Папа командиром был, погиб на фронте, а маму на заводе при бомбежке убило.

Вспомнил я свое детство, как беспризорничал, чувствую: в горле запершило. Жаль мальчишку. Правда, теперь время другое - не пропадет, в детдом устроится. А может, все же его воспитанником взять хотя бы временно, пока на ремонте будем стоять?

- Что, механик, - говорю, - с мальчишкой делать

будем?

- А чего с ним делать, - отвечает, - взять на катер,

и весь разговор.

- А потом что?

- В школу юнгов устроим.

Так Валька попал в нашу дружную морскую семью.

Он каждый раз приходил на причал в строго определенное время, без опозданий. Первые дни сидел на пирсе возле катера и внимательно наблюдал за работами. Он не лез куда не следует, не мешал, боясь вызвать недовольство у приютивших его людей. Быстро выполнял просьбы команды, если его посылали в город купить папирос, воды или фруктов.

Завтрак, обед и ужин ему приносили из краснофлотской столовой наши матросы. Иногда мотористы водили, его в городскую столовую, расположенную недалеко от набережной.