Мир реальный и мир выдуманный вновь пересеклись в совершенно неожиданной плоскости.

Отовсюду неслась русская речь, смех, ругань… И на какой-то миг мне показалось, что я снова на Родине. Это был как глоток свежего воздуха после спёртой атмосферы большого города, как капли дождя, упавшие на иссушенную землю…

Я как будто вновь оказался дома.

Как бы мне не было хорошо в этой новой Японии, где-то там, за морем оставалась моя настоящая Родина. Где-то там, под хмурым небом, занесённая снегами и продуваемая всеми ветрами, лежала суровая и неприветливая Россия — страна, которую не выбирают. Как настоящую мать. Которая воспитывала своих сыновей и дочерей в строгости, не давая им никаких поблажек…

И это был мой дом, мой единственный дом.

В который мне теперь уже нельзя вернуться — ни в свою старую Россию, ни в эту новую и ещё мне неизвестную РФ.

Какая горькая ирония — стать своим в чужой стране и чужим для своих… Навсегда чужим и навсегда одиноким. Ведь меня никто и никогда не сможет понять до конца — я уже никогда не стану настоящим японцем, но и в Россию вернуться не смогу. И оттого так тяжело смотреть на соотечественников, которых миновала сия тяжёлая чаща… Боже, теперь я кажется понимаю эмигрантов, бежавших после Революции на Запад…

Чужой для чужих, чужой для своих… За что же мне ещё и это? Как будто мало давящей на мои плечи войны с Ангелами, Евангелионов, Комплементации… Нельзя взваливать на одного слабого человека такой груз ответственности — я же не железный, могу и запросто сломаться. Увы, но я не из той породы супергероев, что по три раза на дню спасают мир, успевая просматривать биржевые сводки и ужинать с британской королевой. И я не умею убивать мизинцем по взводу спецназовцев за раз, голыми руками скручивать танк в бараний рог и при этом читать лекции по физике и психологии…

Я не герой, я просто стараюсь жить по совести и справедливости. Нас таких немало и на моём месте мог оказаться любой другой НОРМАЛЬНЫЙ человек, и от этого мало что изменилось бы. Просто делать своё дело, не задумываясь о том, могу ли я это сделать или нет…

Но чем дальше, тем отчётливее я понимаю, как же это трудно!.. Особенно когда меня просто-напросто словно деревце вырвали из родной земли…

Я почувствовал, что мои руки самым натуральным образом задрожали.

Чёрт, перенервничал! Слишком уж велико оказалось влияние на мою психику факта погружения в родную среду. Тоска, щемящее чувство тоски… По навечно потерянному.

Я крепко, до боли сжал руки в кулаки. Резко захотелось закурить, выпить, высадить обойму в мишень или что-нибудь искромсать мечом…

Но я просто глубоко вздохнул, досчитал про себя до десяти и попытался успокоиться, подавив свои эмоции, ведь невдалеке уже виднелось то, что, по всей видимости, являлось штабом группировки.

Длинное двухэтажное здание, отделанное снаружи серым пластиком, у крыльца — три флагштока. На центральном — синий ооновский флаг с белой схематичной картой Земли, обрамлённой венком. Справа — японский флаг, слева — российский триколор с двуглавым орлом в центре. На входе в здание — почётный караул… Хотя, пожалуй, не такой уж и почётный — двое серьёзных парней в броне, касках и при автоматах.

Их мы миновали без особых проблем, а вот дальше мы нарвались на внутреннюю охрану, которая наверняка бы помурыжила нас, если бы не сопровождение в лице подполковника. А так, мы довольно быстро миновали их и направились к генералу Кондратенко.

Обычный, совершенно ничем не примечательный кабинет — таких я в своей прошлой жизни навидался предостаточно. Длинный стол, за которым наверняка проводятся совещания, громоздкая коробка монитора, пустые застеклённые шкафы вдоль стен, которые, правда, смотрелись несколько чужеродно — было видно, что они нынешнему хозяину кабинету не особо-то и нужны… В уголке виднелся виднелся российский флаг, опять почему-то с гербом посередине, хотя таким был только личный штандарт Президента РФ… Кстати, на стене обнаружился и портрет главы государства — непременный артефакт любого законопослушного госслужащего…

Генерал-майор Кондратенко встретил нас прямо у входа.

— Здравствуйте, господа. Пожалуйста, проходите, присаживайтесь, — гостеприимно махнул он рукой.

Оп!.. Так ведь это же тот самый генерал, что навещал меня в госпитале!..

— Добрый день, господин генерал-майор, — козырнула Кацураги. Я тоже отдал честь русскому генералу, а спустя некоторое время нашему примеру последовала и Аянами, хотя для неё этот жест явно был в новинку.

По-английски русский говорил очень чисто, почти без акцента, в отличие от нас с командиром. У Кацураги был мягкий восточный выговор, а у меня наоборот — излишняя резкость и чеканность, больше подходящая немецкому языку.

Генерал быстро скользнул взглядом по нашей группе. На мне взгляд Кондратенко задержался подольше, хотя я, признаться, ожидал, что его больше заинтересует Рей. Я-то ещё ладно — меня он уже видел, а вот Первая у нас личность очень и очень выделяющаяся из толпы, но нет же… Кстати, серьёзный такой взгляд, тяжёлый — нельзя сказать, что злой или подавляющий… Да и скорее даже не тяжёлый, а пристальный, цепкий или внимательный — сильный, в общем. Одно слово — спецура.

Ладно, прошли, присели.

— Рад приветствовать на нашей базе столь высоких гостей, как вы, — дипломатично произнёс генерал. — Как представитель командования ограниченным контингентом российских войск в Японии выражаю твёрдую уверенность в том, что в будущем наше сотрудничество будет только развиваться и укрепляться.

— Благодарю, господин генерал, — светски улыбнулась девушка. — Как представитель НЕРВ, я также считаю, что наше сотрудничество сможет принести немало пользы и вашей стране, и нашему институту.

— Также я ещё раз хотел бы поблагодарить вас, лейтенант Икари, за оказанную в бою помощь, — обратился ко мне генерал. — Хочу сообщить, что за проявленную храбрость, вы представлены к государственной награде Российской Федерации.

«Что? Опять?!»

Так, нужно срочно что-то сломать или потерять, а то ведь обязательно на смену такой большой светлой полосе придёт не менее широкая тёмная…

— Сражаться вместе с вами было для меня большой честью. Сружу трудовому народу! — выпрямился я.

Ой-йо-ой! Всё-таки не сдержался! Ведь косячу же, косячу! Причём ведь тааак косячу…

Генерал скупо улыбнулся.

— Знание наших традиций делает вам честь, лейтенант Икари. Интересуетесь историей нашей страны?

— Так точно! — бодро отрапортовал я. — Мне очень интересна военная история! Особенно России и Германии — мне очень нравятся эти страны!

Эх, всё-таки хорошо, что в школе нас здорово гоняли по английскому языку, да и в институте про деловые переговоры на иностранном языке никто не забывал. Хоть нам и преподавали английский с экономическим уклоном — базовые-то фразы везде одинаковые. Главное, что я почти всё из сказанного генералом понимал, а что не понимал, то уже легко додумывал по смыслу. Неспособность задвигать на языке вероятного противника длинные и связные речи, была уже несущественна — несколько выражений из допросника помню и ладно… Мне, если что, вполне хватит, помимо набора стандартных фраз.

— Весьма похвально, лейтенант, весьма похвально… Знание истории порой здорово помогает… Я так понимаю, эта юная леди — тоже Пилот? — поинтересовался Кондратенко, с лёгким любопытством разглядывая Рей.

— Именно так, — подтвердила Кацураги. — Младший лейтенант Аянами, пока что числится в активном резерве. Также участвует в проекте Е.

— Да, институт кадетства — это очень правильное решение… — медленно кивнул генерал, рассеяно разглядывая нас с Первой. — Нельзя вручать столь мощное оружие, как Евангелион случайным людям…

— Мы пришли к такому же выводу, — улыбнувшись, соврала Мисато. — Эксперимент НЕРВа признан удачным, подтверждением чего служат результаты уже двух столкновений с Ангелами.

Ну, не будет же она говорить, что я веду себя как воспитанник военного училища не из-за стараний Конторы, а, так сказать, по личной инициативе. Увидал бы генерал не меня, а Синдзи-из-сериала — долго бы плевался и ругался на безумных японцев, доверяющих самое мощное на планете оружие депрессивным и психологически неустойчивым подросткам… И про случайных людей Кондратенко очень хорошо сказал, жаль только, что у Конторы просто не было другого выхода…