Полина Сигорская, миловидная девушка польского происхождения, с которой Ян время от времени спал в течение последнего года, и его незаменимая помощница в лаборатории, аккуратно вклеила эти газетные вырезки в тетрадь: «Когда-нибудь покажешь своему брату».

Яну было безразлично, увидит ли Виктор заметки. Виктор знал ему цену и знал, насколько обнадеживающе быстро продвигается вперед работа над проектом АК-3, в основе которого лежало использование производных витамина А, чем он, собственно, занимался. Эксперименты с витамином А, который очень полезен для кожи, продолжались с сороковых годов, но только недавно в конце туннеля, кажется, забрезжил свет — благодаря участию Яна и предложенным им идеям. Он втайне молился, чтобы однажды Луиза узнала, что ученым, который довел до успешного завершения самое многообещающее исследование в области коррекции кожи, является человек, с которым с ее молчаливого согласия разделался ее чудовищный муж.

Луиза не имела ничего общего с Людмилой, при мысли о которой его среди ночи охватывало пламя, но пламя не любви, а ненависти. Во всяком случае, именно это он внушал себе и, главным образом, Виктору, чтобы заставить брата замолчать, когда тот садился на любимого конька.

— Почему бы тебе не остепениться, Ян? Женись. Пусть у тебя будет кто-то, чтобы не возвращаться вечером в пустую квартиру, кто-то, кто станет заботиться о тебе, как Элиза заботится обо мне. Я думаю, ты можешь найти себе женщину гораздо лучше Полины, но и она не так плоха. Ты мог выбрать и хуже. По крайней мере она хорошо готовит.

Яна это не вдохновляло. Он радовался, что брат, кажется, доволен браком, который ему лично надоел бы хуже горькой редьки на склоне лет. Виктор говорил ему, что хочет жену, которая умеет хорошо готовить и шить и которую не посещают «великие идеи», и Элиза в точности соответствовала черновому наброску. Но эта модель брака не устраивала Яна, как, впрочем, и Полина в роли жены, хотя ее намеки на более прочные отношения становились слишком явными, чтобы их не замечать. Беда была в том, что после первых нескольких месяцев сексуальной эйфории он полностью терял интерес к женщине и ничего не мог с собой поделать. Полина являлась всего лишь очередной заменой Людмилы, как до Полины — Кэтрин и Айви. Неужели и Людмила надоела бы ему, если бы тогда, давно, пришла к нему домой? Неужели он утратил бы интерес к ее телу, если бы она позволила ему познать себя? Нет, он знал, что такого бы не случилось никогда. Она была его первой и последней настоящей любовью.

Возвратившись в лабораторию, Ян уже придумывал предлог, чтобы не ехать на уик-энд в Энгелберг кататься на лыжах. Полина постоянно пилила его из-за того, что он мало бывает на свежем воздухе, но это, в свою очередь, являлось предлогом заполучить его в свое полное распоряжение, увезти подальше от экспериментального оборудования, подальше от всего, что всецело занимало его, подальше от производных витамина А, ретиноидов, самой интересной группы соединений, применявшихся в дерматологии в течение сотни лет.

Кто знает, каков будет результат его исследований? Что, если именно ему суждено открыть метод лечения стареющей кожи? Если именно он изобретет первый по-настоящему омолаживающий крем? Что тогда скажет Луиза?

Несмотря на то что Сьюзен была на третьем месяце беременности, она упорно желала танцевать твист на приеме, который Бенедикт и Луиза закатили в самом модном ресторане Нью-Йорка «Времена года» вскоре после свадьбы брата Бенедикта, закоренелого холостяка.

Бенедикт с облегчением убедился, что беременность Сьюзен пока не заметна, хотя недолго осталось ждать момента, когда люди примутся за подсчеты. Было бесполезно подавать знаки его невозможной, своевольной дочери, чтобы она прекратила крутиться по танцевальной площадке. И также было абсолютно бесполезно подавать знаки ее новому глупцу мужу Римеру, чтобы он заставил ее сесть. Как Бенедикт видел сам и неоднократно слышал во время недолгих визитов вежливости, бразды правления в их доме безраздельно принадлежали Сьюзен.

Когда она некоторое время назад объявила за обедом, что наконец решила узаконить их отношения, а Бенедикт был достаточно глуп, чтобы спросить зачем, она дала великолепный ответ, чем нанесла сокрушительный удар Луизе, почуяв сверхъестественным нюхом Тауэрсов, что отец не огорчится и не рассердится. Нет, черт побери. Сьюзен имела полное право ответить так, как она ответила.

— Я беременна, а так как не похоже, что у тебя появятся другие наследники, папочка, я думаю, мне лучше пройти через все это и произвести на свет законного ребенка, пока не поздно. Если хоть немного повезет, он станет твоим первым внуком.

Бенедикт нахмурился, когда увидел через весь зал, как Луиза тоже танцует новый танец, по которому все сходили с ума, и вертится, словно какой-нибудь подросток, так что ее пышная юбка от Олега Кассини взлетает вверх, открывая ее невероятно длинные ноги. Рядом с ней танцевал твист Чарльз с еще одной роскошной штучкой, одной из близняшек Сэнфордов. Бенедикт продолжал наблюдать за ними и заметил, что Луиза крутилась в разные стороны до тех пор, пока не оказалась напротив Чарльза, а ее партнер достался девице Сэнфорд. На них было приятно смотреть, но хорошенького понемногу. Бенедикт пробрался мимо извивающихся пар и сказал сыну:

— Прошу прощения, Чарльз.

Даже не пытаясь изобразить твист, он просто обнял Луизу и, двигаясь в такт музыке, повел ее в быстром квик-степе. Широко улыбаясь, чтобы все видели, он прошептал ей на ухо:

— Ты ведешь себя по-идиотски. Ты каждый раз демонстрируешь задницу, когда поворачиваешься, так что остынь немного.

Она попыталась освободиться из его объятий и вернуться к их столику, но он зашипел:

— Продолжай танцевать, но на этот раз не забывай о своем возрасте. А твистом пусть наслаждаются другие, помоложе.

Стало быть, именно так ее муж намерен вести себя сегодня. Луиза теперь никогда не могла угадать заранее, в каком он будет настроении, но боль, причиненная меткими словесными стрелами, не становилась меньше.

Когда они вернулись к своему столику, там сидела, понурившись, одна Марлен — молодая жена Леонарда, которая выглядела так, словно мечтала убежать и где-нибудь спрятаться. Луизе стало ее жаль. Никто лучше ее не знал, что это значит — сделаться членом высокопоставленного и могущественного клана Тауэрсов. Леонард, тот самый представитель семейства, на которого никто особенно не обращал внимания (его всегда затмевал Бенедикт), удивил всех, женившись впервые в сорок пять лет не на женщине своего круга, а на «неотесанной деревенщине из Теннесси», как описывала ее Сьюзен, на двадцативосьмилетней медсестре, ухаживавшей за ним, когда он сломал ногу, катаясь на лыжах в Колорадо.

— Приглашаю вас на ленч, когда вы вернетесь из своего свадебного путешествия, — импульсивно предложила Луиза.

Марлен вспыхнула.

— О-о, с большим удовольствием.

Она говорила, слегка растягивая слова, что восхитило Луизу, которая до сих пор тратила много времени, совершенствуя свое английское произношение. Она с удовольствием отметила, что, когда она посмотрела на Марлен, та выпрямилась. Вероятно, Марлен быстро научится «соответствовать». А она, Луиза, по мере сил поможет ей.

К ним подошел Леонард, сияющий лучезарной улыбкой, вместе с грузным смуглым мужчиной, в котором Луиза узнала Эмилио Викани, возглавлявшего «Тауэрс фармасетикалз» в Италии. Она увидела, что лицо Бенедикта просветлело. В данный момент Викани пользовался особым расположением, поскольку в течение прошлого года более чем удвоил прибыль в своем регионе.

— А вот и моя маленькая новобрачная, Марли, — восторженно представил жену Леонард. — Марли, познакомься с синьором Викани, великолепным Эмилио. Это тот самый человек, о ком я рассказывал тебе в госпитале, он всегда смешит меня. Ему бы следовало быть комиком, да, Эмилио?

— Садитесь-садитесь. — Бенедикт жестом пригласил итальянца сесть рядом с Луизой. — Рад, что вам удалось приехать на празднование.