— Ишь ты какой! — И сестра похлопывает его по щекам, треплет за нос. — Просыпайся, просыпайся!

— Тише, — говорит мама.

— Просыпайся, просыпайся, — громко повторяет сестра, — хватит спать!

Сын сморщился и заплакал. Мама встревожена.

— Ему больно?

— Ни капельки не больно, надо кормить ребёнка, мамаша!

Мама чувствует мягкие Алёшенькины губы. Сестра строго повторяет:

— Не спать, не спать! — а сама похлопывает мальчика по спинке.

И наконец Алёша зачмокал.

— Сосёт, — сказала мама.

— Ну, вот и славно, — говорит сестра и, взглянув на часы, садится на стул.

Она поглаживает себя по колену и, будто учитель музыки, отсчитывает такт ногой. Седая, худощавая, в белом халате, она была бы совсем строгая, если бы не маленькие бирюзовые серёжки.

«Она милая, — думает про неё мама, — строгая, но милая, и серёжки ей очень даже к лицу».

— Сосёт? — спросила сестра.

— Сосёт, — ответила мама громче.

— Молодец, молодец, — хвалит сестра Алёшу.

И Алёша открыл глаза. Мама удивилась:

— Он смотрит?!

— Конечно. Он поел и решил поглядеть на маму, — говорит сестра.

Она забирает Алёшу и гасит свет.

— Куда вы его уносите? — спрашивает мама в волнении.

— Мы идём в детскую отдыхать, — отвечает сестра.

И она важно вместе с Алёшей уходит. Мама смотрит им вслед.

В детскую, в детскую… Там есть ещё дети. Как всё это ново, непривычно. Как же он будет там один, без неё?

Мама звонит. На звонок приходит сестра.

— Спите, мамаша, — говорит она строго. — Берите пример с сына.

Маме тревожно и смешно.

Она закрывает глаза и засыпает.

— Ну, какой я был? — спрашивает Алёша.

— Вот такой. — Мама разводит руками и показывает.

Алёша удивляется:

— Правда?

— Ну конечно, — говорит мама и крепко целует вихрастого сына.

Пальцы у него перепачканы чернилами. Глаза большие, серые, а были маленькие и голубые.

— Ты, наверное, забыла, — говорит Алёша.

— Нет, я помню, — смеётся мама.

— Прошло девять лет!

— Всё равно помню, пусть пройдёт сто!

В прошлом году на Алёшин день рождения мама с тётей Машей пекли пирог из картошки, потому что была война, а сегодня будут печь из манной крупы.

Пирог сидит в духовке, мама и тётя Маша за ним приглядывают.

— Ещё какой будет пирог-то — объедение! — уверяет тётя Маша. — Только бы не пересидел.

— За версту пирогами пахнет, — шутит Степан Егорович.

Он только что пришёл с работы и, потирая озябшие руки, говорит Алёше:

— Идём, брат, что я тебе покажу.

Степан Егорович, мягко ступая в валенках, идёт впереди, а Алёша за ним почему-то на цыпочках.

День рождения! Он весь полон приятных неожиданностей.

Утром, ещё до школы, мама подарила Алёше ножик.

— Ты теперь взрослый, получай! — сказала она.

Ножик — чудо, в нём много всяких штуковин: маленький ножичек, штопор, шило и даже ножницы.

Когда утром Алёша пил чай, тётя Маша положила рядом на стол варежки.

— Это тебе Настя связала, — сказала она. — Вечером придёт, тогда спасибо скажешь. — И добавила. — Если до вечера целы будут.

Алёша не обиделся на её подковырку — он и в самом деле всё время теряет варежки. Но на всякий случай, когда пошёл в школу, варежки оставил дома.

Когда Алёша пришёл из школы, в комнате на столе лежала записка.

— «Разверни», — прочёл Алёша.

Рядом с запиской лежал большой свёрток. Он долго разворачивал газеты. В самой середине оказалась коробочка, а в ней значок — земной шар и красное знамя над ним, а на обратной стороне чётко нацарапано: «Другу от Макара».

И это, оказывается, ещё не всё.

Алёша идёт за Степаном Егоровичем в ожидании новой радости.

Степан Егорович садится к столу, снимает очки, надевает другие.

— Ну, Алексей, сколько же нам теперь годов?

— Девять, — шепчет Алёша.

— Сколько?

— Девять, — повторяет Алёша громче.

— Скажи пожалуйста, — удивляется Степан Егорович, — уже девять! Гляди, ты и меня перерастёшь.

Он выдвигает средний ящик стола и говорит:

— Вот, получай, — и даёт Алёше маленький ящичек.

Алёша выдвигает крышку ящика, и в нём, как в пенале, настоящий маленький молоток, настоящие клещи и пилочка. Такими инструментами можно по-настоящему работать. Разве есть на свете хоть один мальчик, который бы не мечтал о таком подарке? Алёша мчится в кухню. Он держит ящик над головой и кричит:

— Ура! Ура!

А Степан Егорович глядит ему вслед. Он вспоминает другого мальчика, которому подарил этот ящик тоже в день рождения. Это было давно. Мальчик был бережливый, и подарок сохранился как новенький.

Тётя Маша, глядя, как Алёша радуется подарку, почему-то отворачивается и утирает слёзы.

В передней звенит звонок. Гуркины прислали телеграмму: «Анатолий Павлович болен. Поздравляем. Ждём к себе именинника».

Вечером все собралась вместе…

Вечером, когда все пришли с работы и сели за именинный пирог, мама сказала:

— Алёша, сходи к Фёдору Александровичу и пригласи его к нам.

— Я тоже пойду, — сказал Макар.

И они побежали с Алёшей вместе в комнату нового жильца.

Фёдор Александрович лежал на постели и читал газету.

— Вы что, ребята? — спросил он.

— Мы за вами, — сказал Макар.

— У нас рождение, — сказал Алёша.

— Рождение? Чьё же рождение?

— Моё рождение, — сказал Алёша. — Вас мама зовёт.

— Твоё, ну тогда дело проще. У меня и подарок найдётся. Без подарка-то небось не пускают?

Фёдор Александрович поднялся с постели и стал натягивать сапоги.

— Мы вас без всякого подарка зовём, — сказал Алёша. — У меня ведь уже много всяких подарков. Приходите, а то мама обидится.

— Скажи маме спасибо, а я сейчас приду, — сказал жилец.

И правда, пришёл.

— Поздравляю, поздравляю, — сказал он весело, входя в комнату, и протянул маме пакетик.

За столом потеснились. Фёдор Александрович сел. А из пакетика мама высыпала в вазочку конфеты.

— Ой, смотрите, «Мишки»! — удивилась Настенька. — До войны такие были.

— Вот и после войны появились, — сказал Фёдор Александрович. — Вчера на аэродроме получил, лётный шоколад — аварийный паёк.

— Так зачем же? — И мама отодвинула вазочку.

— Что — зачем? Я сейчас не летаю, прохожу стажировку. Паёк дают всем.

— А когда будете летать, сами будете есть шоколад? — спросил Алёша.

Все засмеялись. А Фёдор Александрович очень серьёзно ответил:

— Нет, Алексей, весь шоколад будет принадлежать тебе. Он же аварийный, а летать следует без аварий. Значит, шоколад должен быть цел.

Правильно? Получай! — И он протянул Алеше конфету.

Фёдор Александрович первый раз сидел вот так, вместе со всеми соседями, за столом. Оказывается, он уж не такой угрюмый, как это всем казалось, и надо было бы давно его приветить. И ему было бы легче. Одному с горем тяжело.

— Редко видимся, — сказал Степан Егорович. — А надо бы чаще.

— Работа!

Фёдор Александрович помешивал в стакане чай и оглядывал всех сидящих за столом. Вот какие у него соседи.

А память стала у него никудышная.

«Вот этот шустрый — Макар, рядом Геннадий, а как же зовут их сестру?» — Он глядел на Настеньку и никак не мог вспомнить её имени.

— Настенька! — сказала Ольга Андреевна. — Передай Фёдору Александровичу пирога.

«Настенька! — обрадовался Фёдор Александрович. — Надо тренировать память. А то куда это годится? Так что-нибудь и очень важное можно забыть».

Чай пили очень весело, все хвалили пирог и общий подарок, который сделали Геннадий, Миша и Настенька. Подарок имел свою историю.

Геннадий на заводе получил ордер на великанские валенки, сорок седьмого размера. Миша отнёс ордер в свой местком — там искали именно такие валенки для ночного сторожа. Взамен ордера на валенки Мише дали ордер на покрывало, а Настенька у себя в больнице сменяла покрывало на башмаки. Алёшке они пришлись впору.