Изменить стиль страницы

В кабинет беззвучно вкатился кибер–официант — самоходная тумбочка серого цвета с двумя парами рук. Безукоризненными движениями он разлил крепкий чай по граненым стаканам в серебряных подстаканниках, выставил на стол сахарницу и блюдце с тончайшими ломтиками лимона. По кабинету поплыли чудесные запахи.

— Итак, чем обязан? — Каплейт избрал этакий дворянский тон — под стать окружающей атмосфере.

Колонель аккуратно размешал серебряной ложечкой сахар в стакане.

— Вы, Петр Иванович, — один из самых успешных офицеров флота. Русских офицеров, — уточнил он. — Сейчас командование решает вопрос о вашем продвижении по службе. Вам могут вверить новейший фрегат.

Удивительная новость. Петр Сухов прекрасно знал, что достиг своего потолка, и теперь должен командовать корветом вплоть до своей героической гибели или списания на берег. Выше определенного предела русских офицеров в чинах не поднимали.

— Ну, если чудо свершится… — протянул каплейт. Улыбнулся: — Что нужно сделать, чтобы оно свершилось? Спеть, сплясать?

— Чувство юмора — отличный козырь в колоде любого карьериста. Ценнее только умение его скрывать, — усмехнулся в ответ колонель и пригубил чай. — Я хочу понять, как вы будете вести себя в некоторых щекотливых ситуациях.

— Каких именно? — Петр положил в рот ломтик лимона. Кислятина.

— К знаменитому русскому военмору будет обращено повышенное внимание в обществе. К вам станут обращаться самые разные люди и порой с весьма заманчивыми предложениями. Например: возглавить какое–нибудь освободительное движение или баллотироваться на пост Генерального секретаря ООН от русской диаспоры. И в ваших интересах будет категорический отказ от подобных предложений. Категорический, — подчеркнул Ригерт. — Ведь блестящей карьере каплейта Сухова тотчас придет конец.

Глаза у Порфирия Петровича были умные, с хитрецой — глаза хорошего игрока. Ригерт разговаривал на языке Тютчева и Блока, но Петр Сухов все еще не был уверен, что перед ним русский человек. Колонель — большая шишка, а русаку шишкой не стать. Если, конечно, он не иуда. Как бы узнать?

— Что вы ответите, если самые уважаемые люди попросят вас встать во главе русского народа?

Петру не нужно было ломать голову, чтобы ответить собеседнику. Он страстно любил летать и рассчитывал заниматься любимым делом до самой отставки. Политику как профессию Петр презирал, а революционеров жалел, ведь эти неразумные юнцы обречены на неизбежное и жестокое наказание.

Сухов заговорил, неспешно выкладывая фразы одна за другой — словно карты на зеленое сукно:

— Я — патриот, но не самоубийца. Всемирное государство раздавит любых сепаратистов, как солдат — лобковую вшу. — Сухов любил военную историю. — А политика не вызывает у меня ничего, кроме тошноты.

Порфирий Петрович удовлетворенно покивал головой.

— Ну, если вы такой правильный, то ответьте еще на один вопрос, — задумчиво произнес колонель. — Что станете делать, если вайнахи спустятся с орбиты и примутся наводить порядок на Земле?

По старой имперской традиции большинство военных служат вдали от родины. И, как правило, охранять их любимую планету назначают старинных врагов ее народа. На Старой Земле живут сто миллионов русских. Бывшую метрополию охраняет Тридцать первая эскадра береговой охраны, куда набраны чеченцы, грузины и другие выходцы с Кавказа, а также волынцы, поляки и эстонцы. Правда, юнитам достало ума запретить этому «интернационалу» ходить в увольнение в бывшую метрополию. Береговая охрана отдыхала в купольных городах Луны и Европы — той, что вертится вокруг Юпитера.

— Странные вопросы задаете, господин колонель. — Сухов сверкнул глазами. — Если узнаю о таком деле, приведу корабль.

— А дальше?

— Дальше — будь что будет.

— Хотите еще чая? — спросил Ригерт.

— На поезд бы не опоздать.

— Вас подбросят, Петр Иванович, не спешите.

Колонель Ригерт встал из–за письменного стола и прошелся по кабинету, касаясь рукой отдельных предметов и обоев на стенах. Словно хотел удостовериться, что вся эта привычная, радующая глаз обстановка ему не привиделась, что она существует на самом деле.

— Хотите анекдот о тараканах, что заводятся в русских башках, когда нам негде сублимировать национальное чувство великороссов? — заговорщически подмигнув, вдруг осведомился контрразведчик.

Сухов махнул рукой, мол: валяйте. Хозяин кабинета принялся рассказывать на два разных голоса:

— Погода паршивая! — сказал ворчливый.

— Это из–за Гольфстрима, — объяснил спокойный.

— Он еврей? — подозрительно осведомился ворчливый.

— Нет. Течение.

— Масонское?

— Океаническое.

— Из Израиля? — продолжал допрос ворчливый.

— Нет. Из Америки, — терпеливо отвечал спокойный.

— Так я и знал. У них, у евреев, небось, солнышко светит, а мы тут гнить должны! — с обидой и злостью воскликнул ворчливый.

— Да нет. Там сейчас ночь.

— А ты откуда все знаешь? Ты что, еврей?

Ригерт мастерски отыграл сценку.

— Смешно, — сказал военмор, хотя ему было сейчас не до анекдотов.

Контрразведчик понимающе усмехнулся и вдруг спросил прежним, серьезным тоном:

— А если полиция уйдет с линии Кобольда?

Линия Кобольда — условная черта, разделяющая бывшие русские земли. Названа по имени Генерального секретаря ООН, который предотвратил казавшуюся неизбежной русско–ханьскую войну. Сибирь полностью отошла ханьцам, зато благодатные земли Европы были открыты для миллионов русских. На линии Кобольда сейчас стоят полицейские силы ООН, сформированные из мексиканцев и гватемальцев. Пограничные инциденты крайне редки.

— Если ханьцы хлынут на Урал, я приведу корабль, — без малейших раздумий ответил Петр. Он имел в виду, что даст прикурить наследникам Великого Кормчего.

— Вот и отлично! — хозяин кабинета от удовольствия потер руки.

В дверях появился кибер–официант с пузатой бутылкой коньяка и двумя рюмочками на серебряном подносе.

— Предлагаю тост, — с улыбкой объявил Ригерт, плеснув коньяка в рюмки. — За ваше новое назначение, Петр Иванович.

— Прозит.

Они чокнулись и выпили.

— Скажите мне, Петр Иванович… как на духу, — заговорил колонель.

— И скажу — без утайки и двойного дна, — в тон ему ответил Сухов.

— Вам не показалось странным, что хаарцы так легко отдали вам свой корабль?

— Я потерял «Джанкой» и двадцать семь человек убитыми. Вы это называете «легко»?

— Я не говорил, что рейдер вам легко достался. Я говорил исключительно о хаарцах, которые очень быстро сдали корабль, а потом даже не пытались его потопить. Вдобавок они могли высадить на рейдер десант и наверняка сумели бы его отбить. Их превосходство в людях и огневой мощи — неоспоримый факт.

— Вы хотите сказать, что неприятель специально отдал нам рейдер? Чтобы мы могли разобраться в их технике? И что потом? Дружить домами? Всем кагалом сдаться в плен? Версии — одна другой бредовее… Где вы видите подвох, Порфирий Петрович?

— Нельзя недооценивать врага. — Ригерт снова налил коньяку. — К тому же рейдер явно устарел. Вероятно, нам подбросили дохлую утку.

— Разве это единственный хаарец, попавший к нам… к вам? — спросил военмор. — Неужто не попадалось чего поновей?

— Увы, — с печалью в голосе ответил Порфирий Петрович и осведомился любезным тоном: — Что вы знаете о галактополитических раскладах, Петр Иванович? Не спешите отвечать. Нам понадобится промывка мозгов. — Он улыбнулся углами губ. Не поймешь: шутит Ригерт или говорит серьезно.

В кабинет снова вкатился кибер–официант, сменил стаканы в подстаканниках, разлил крепчайший чай.

— Я знаю то, что нам вбивали в головы в училище, — ответил Сухов, гоняя ложечкой куски сахара по дну стакана, — а потом на курсах переподготовки комсостава.

— Неужто опыт флотской службы ничего не добавил? Полтора десятка лет носитесь по Млечному Пути…

— Кроме хаарцев, я ни с кем не сталкивался.

— Ваше счастье…

Ситуация с инопланетными цивилизациями была и очень простой, и безумно сложной. До поры человечество осваивало Галактику в одиночестве, не зная, что за его успехами и провалами пристально следят чужие глаза. За первое столетие галактической экспансии люди обнаружили лишь несколько докосмических и нетехнологических цивилизаций. То есть одни были недостаточно развиты, чтобы оторваться от родной планеты, другие шли особым путем, и космос их не интересовал вовсе.