За этими не хитрыми размышлениями я и просидел всю трапезу в некой прострации, не слушая разгорающийся спор между двумя слегка подпитыми боярами.
-…нет, Егор Филиппович, вы не правы, не может ландмилиция быть достойна прошлых своих деяний. Сиречь государь-батюшка это доказал, послав их на охрану рубежей!– Борис Долгомиров с блестевшими глазами упорно доказывал своему собрату по чарке.– Изжила она свое времечко, теперь пущай с казачками вместе побудут, глядишь, и пользу царю нашему сослужат хоть какую-нибудь.
«Так ландмилиция…– тут же напрягаю мозги, переводя до сих пор несколько исковерканные, по-моему, подразделения нашей русской армии.– Кажется это бывшие рейтары, часть стрельцов и артиллеристы старой закалки, привыкшие к вензелькам на орудиях и стационарному положению орудий на протяжении чуть ли не целых месяцев, короче говоря, не тот контингент, который стоит брать батюшке, но и не тот которым можно просто так разбрасываться. Да определенно решение усиления южного порубежья много стоит».
-Так судари, вы, кажется, решили тут батюшку хулить?– спокойно гляжу в глаза боярам, с их лиц постепенно сходила кровь, бледность как морозный узор на стекле в лютую зиму поползла к шее.
-Нет, ваше… ваша светлость, как можно, мы же только о людишках простых говорим, о черни, которой тьма везде,– вымученно улыбнулся Егор Филиппович, дрожащей рукой вытирая со лба выступивший пот.
-Так вы русский народ за людишек бесправных держите, а иностранцев чумазых готовы на руках носить, так что ли?– все так же спокойно спрашиваю боярина Бирюкова, глядя в глаза Бориса Долгомирова, давно смекнувшего «куда ветер дует».
-Но так ведь они и правда людишки, холопы, что с них взять?– губы Бирюкова чуть дрожали, кажется, этот недалекий человек действительно не понимал о чем я его спрашиваю.
-Знаете,… Егор Филиппович,– выплюнул я его имя.– Я не желаю больше вас видеть, вы сегодня же отправляетесь обратно, с письмом государю. Если же вы задержитесь где-то, то я узнаю об этом, и поверьте мне сударь, наказание будет действительно страшным. Вслед за вами я отправлю еще одного гонца, и ежели он прибудет к моему отцу раньше вас…
Не договорив, я сразу же отвернулся, глядя куда-то поверх голов сидящих чуть в стороне от нас гвардейцев. Почти сразу же боярин на негнущихся ногах встали из-за стола и постоянно оглядываясь, пошел к себе в комнату, вытирая текущий по лицу и шее пот.
-Разумеешь Борис, почему я так делаю с ним?– указав ладонью на уходящего боярина, спрашиваю его молодого собрата, несомненно, более умного и более знающего, нежели Бирюков.
-Нет, ваша светлость,– настороженно ответил Долгомиров, гладя ладонью угол стола.
-Этот человек не понимает, что тот народ, к которому он принадлежит не рабы и не тупое стадо, мы принадлежим к тем, пред кем уже сейчас готовы склонить головы некоторые соседи. Дела моего батюшки тому доказательства, но ведь это никто не желает замечать, для тех, кто вхож к престолу моего отца русский народ по-прежнему быдло и холопы,– смотря куда-то вдаль говорю боярину, приданному в посольство с какими-то скрытыми мотивами, причину которых пора выяснить, раз уж дела идут так благоприятно.
-Опасные речи глаголешь, ваша светлость,– тихо прошептал боярин, так чтобы было слышно только мне.
-Не опаснее твоих речей, Борис, поверь мне, было бы мое желание висеть тебе на первом же суку еще на Сицилии. И ты прекрасно знаешь, что сделать это можно было свободно, без каких-либо последствий, но ведь я этого не сделал. И знаешь почему?– с улыбкой спрашиваю опустившего в стол глаза Долгомирова.
-Нет.
-А ты подумай, знаешь полезно иногда посидеть обдумать, что да как, так что посиди, а когда надумаешь, мы с тобой поговорим,– вставая, сказал я ему.– Судари приятного ужина, сегодня была трудная дорога, так что я отправляюсь на покой, вам же хочу заметить, что завтра с восходом мы едем дальше, не пересидите.
С веселыми глазами Алехандро и Олег заверили меня, что прямо сейчас же последуют в комнаты на отдых, вот только по последнему кубку допьют и все. Боярин же встал вместе со мной, быстро прошел передо мной на второй этаж в комнату своего неудачника собрата. Признаться честно о чем будут разговаривать эта пара мне не интересно, да и если Борис умный человек, то постарается выложить все на чистоту как можно скорее, а там уже смотреть, как я себя поведу. Интриганы етить!
Пара гвардейцев встала из-за стола раньше остальных, уйдя сменять своих собратьев, караулящих казну посольства. Я же, не спеша, прошел к себе в комнату, спать не хотелось, хотя солнце уже давно село и вечер планомерно переходил в ночные сумерки, Луна, плывя по небу, заглядывала в открытое окно, усиливая исходящий от трех свечей свет. Дорожка света, словно терновый венец обходила дрожащий ореол желтого неровного света, постоянно дрожащего под порывами теплого солнца испанской земли. Засмотревшись, на действительно красивую и необычную картину природы я пропустил момент, когда дверь за спиной отворилась.
-К вам можно, ваша светлость,– прикрыв дверь, спросил тридцатилетний боярин, со смятением в глазах глядящий на комнату, но только не на меня самого.
-Да конечно Борис, я же сам говорил тебе заходить, как только ты сам захочешь поговорить… без посторонних ушей,– отвлекшись, я прошел к небольшому креслу, обитому неизвестной для меня кожей, тускло блестящей в свете свечей.– Присаживайся, в ногах как ты знаешь, правды нет.
-Благодарю,– мотнув головой прогоняя какие-то мысли, ответил он, подходя к стулу.
-Так в чем же дело, Борис? С самого начала нашего путешествия, вы с вашим старшим собратом, несколько странно себя ведете. Быть может, объясните мне это?– расслабленная поза улыбка на лице, пальцы с тихим стуком барабанят по дубовому столу, свечи на столе дают яркий живой свет, колыхающийся между нами словно мучающийся под пытками на дыбе человек.– Знаете, Борис ваш компаньон, боярин Бирюков отослан мной будет завтра же, с письмом государю, как я и сказал, но ведь вместе с ним, если желаешь, можешь поехать и ты. Денег из казны я велю отсыпать, как раз на обратную дорогу до Руси-матушки хватит, пешем ли ходом али на корабле, каком, все едино домой поспеете много раньше, чем наше посольство.
От моих слов боярин чуть дернулся, по челу пробежала тень, но сразу же пропала, морщины на лбу разгладились, в глазах замерла немая обреченность.
«Вот черт, и охраны то нет! Достанет пистоль и пиши, пропало!– запоздало подумал я, нащупывая рядом с собой подаренную отцом шпагу».
Но боярин Долгомиров переборов себя, не стал делать каких-либо глупостей, он словно, наконец, решился сделать то, чего хотел давным-давно, но никоим образом это действие не было возможности совершить, сейчас же я сам дал ему эту самую возможность. Вот только что именно так гложет Бориса? Впрочем, раз уж дела пошли по такому руслу, пути назад уже нет.
-Я начну с самого начала, Ваше Высочество,– выдохнув сквозь зубы воздух, Борис закусил губу, погладил заросший щетиной подбородок начал.– Как вы знаете полвека, назад произошел раскол некогда единой и благословенной православной церкви. Он случился из-за того, что тогдашний патриарх Никон, желая укрепить основы Церкви, дать ей больше власти задумал и приступил к осуществлению церковно-обрядовой реформы, которая свела к унификации нашей старой завещанной прадедами богословской системы на всей территории России.
-Я знаю об этом, Борис, та реформа произошла в 1653 году от Рождества Христова,– продолжая тихонечко отстукивать пальцами незамысловатую дробь, я с интересом стал присматриваться к боярину, кажется что старообрядцы, наконец, решили выйти из подполья и глупого сидения в лесах, хотя не все конечно, но сильнейшие из них.
Вот только почему я ничего подобного не слышал в своей истории? Ведь были восстания, целые области колыхались под гневом крестьян-старообрядцев, не желающих свободно менять старые порядки на обновленные, получается, что попытки то были, да власти не слушали, впрочем, быть может, я и не прав вовсе. Будем слушать дальше, может что-нибудь действительно полезное, я услышу.