— Это для них все равно как кулаками помахаться! Неотъемлемая сущность, несмотря, что — энергия высокого уровня. Вот вам и закономерности Прилива... Вот этого мы не ждали...

И легли еще двое Торов. Один из трех Ферзей (к счастью, не Балу, обрадовался Джокт) навсегда останется калекой.

— Жизнь ему, может быть, и вернут. И даже шейные позвонки поставят на место. А вот возможность продолжить службу — нет. Что-то там с гипоталамусом... Теперь он видит небо под собой и стоит на голове, упираясь ногами в землю. Ту, что наверху. Его даже в Пантеон не стали направлять...

Насчет Пантеонов Балу распространяться не стал, несмотря на расспросы Джокта и Гавайца. Барон молчал. Гонза со Спенсером тоже. Но если им и было что-то известно — не Барону, тот бы рассказал — знаниями они не поделились.

Единственную откровенность (с большой натяжкой это можно назвать откровенностью!) допустил Гонза.

— Считайте, это вроде табу. Вроде обсуждения темы Первого Боевого. Если наступит время — узнаете. Все мы узнаем... Но лучше, чтоб оно не наступило никогда, такое время... Продолжай, Балу.

Бороться с мотопилами, прорезающими броневые кольца за секунду благодаря усовершенствованным материалам для изготовления режущей кромки, Бессмертные обучены не были. А самым важным, как объяснил Балу, являлся не столько факт захвата линкора, сколько — незнание остальных Бессмертных об этом захвате.

— Понимаете, у нас ведь было всего двадцать минут! Чтобы к моменту выхода из Прилива управление линкора оказалось в наших руках. Ну управлять им, мы, конечно, не могли, но зато не допустили уничтожения и отправки сигнала о штурме звездолета. А в следующую секунду после выхода из Прилива сцепки двух звездолетов был активирован специальный заряд, имитирующий взрыв большой мощности...

Сам же вражеский линкор, как оказалось, был немедленно водворен на место «Кирасира» и сразу прикрыт полями искажения.

— А куда подевали «Кирасира»? — почти в один голос спросили Барон и Гаваец. — Мы же, когда подходили к Крепости, его не видели...

— Никто не знает. И Бессмертные тоже, — закончил за Балу Спенсер.

Вот так. Теперь у «Австралии» появился свой козырь в рукаве. Два козыря. Во-первых, тяжелая станция прорыва — «Кирасир», чье место занял трофейный звездолет. Теперь ее можно неожиданно пустить в дело тогда, когда враг не будет этого ожидать. А «Кирасир» после переделки — очень серьезное оружие. Особенно если использовать его с умом, не отправляя слепо в лобовую атаку. Во-вторых, сам линкор Бессмертных. Несмотря на то что звездолет сильно пострадал в схватке с «Маунстоуном», двигательные установки и агрегаты управления и связи продолжали функционировать. Раз так, то его можно использовать еще эффективнее, чем упрятанного невесть куда «Кирасира». Когда? Для чего именно? Наверное, над разработкой перспективного плана билась сейчас вся аналитическая группа Крепости при личном участии Старика. Одно дело — трофейный корабль. Другое — трофейный корабль, который враг уже посчитал уничтоженным. Кстати, вместе с линкором Солнечной «Маунтстоуном» (его уже отправили к верфям для восстановительных работ). Так что даже не два, а целых три козыря получила «Австралия» в этот день.

— В общем, Джокт, про свои приключения я рассказал. Очередь за тобой, — закончил Балу, умолчав о многих подробностях кровавой бойни без бластеров в этом «марсианском» аду.

Впрочем, полностью всю живописную картину битвы на мотопилах можно было посмотреть и позже. Видеочип СВЗ зафиксировал все, что видели они — офицерская группа, ворвавшаяся на центральный пост вражеского линкора. Туда, куда ни разу еще не доводилось попасть человеку, пока этот пост занимали Бессмертные-навигаторы, окруженные личной гвардией.

— А знаешь, в этом ведь есть что-то от Средневековья, — высказался Спенсер, — древнее оружие... Ну пусть не оружие, а инструмент для распилки древесных стволов... Сомневаюсь, что на Земле существовали деревья с ню-кевларовой корой! Метод захвата... Даже когда на морских кораблях уже использовалось какое-нибудь оружие, тем не менее никто не брезговал и абордажем. А еще в более ранние времена пехота на кораблях считалась самым лучшим оружием. Пока одни палили из пушек — не гравитационных, пороховых, или вообще — перекидывались огромными камнями, другие подходили, становились борт в борт, и... Как и вы — по сходням, по сходням! Навалом! Цель — капитанский мостик!

— Ну что ж. Можете считать нас именно такой абордажной командой! — Балу хохотнул. — На Земле, кстати, уже оценили наше сражение. Чувствую, грядут новые штурмы и будут летать линкоры со штурмовыми отрядами на борту. Штатные внутрикорабельные команды не в счет, само собой. Это ведь так, тоже пережитки прошлого...

— Военная полиция, — поддакнул Гонза, — что с них возьмешь?

Но во время диалога Балу безотрывно смотрел на Джокта. Его предыдущий вопрос будто повис в воздухе и теперь опускался на медицинское ложе, высвечиваемый, словно прожектором, взглядом штурмовика.

— Я расскажу, Балу... Конечно, расскажу. Я...

Но договорить ему не удалось. Дверь медицинского отсека скользнула в сторону, и внутрь шагнули трое — человек в штатском, который оказался тем самым особистом, что не договорил два дня назад с Джоктом, поенный медик, уже другой, со знаками различия старшего командора, «страшный эскулап», как называли таких во флоте. Редкая, невиданная птица. Третьим был офицер-адъютант. Неизвестно чей, особенно учитывая полковничьи шевроны на рукавах.

— Очистить палубу! — коротко приказал адъютант.

Балу, вероятно, хотел выдать что-то в ответ, но Спенсер предупредительно сжал ему локоть. В отличие от бесстрашного во всех отношениях штурмовика, пилот всегда соблюдал пиетет перед верхушкой командования и робел даже в присутствии полковника. Особенно если этот полковник оказался чьим-то адъютантом. Вот, видимо, именно о начальстве адъютанта и подумал сейчас Спенсер.

Гонза, Барон и Гаваец по очереди потрепали Джокта по плечу и почти строем, глядя в затылок впереди идущему, удалились из отсека. Спенсер, опустив взгляд, тянул за собой Балу. Тот в свою очередь не особенно упирался, но все же оставил последнее слово за собой.

— Кстати, Джокт! С меня причитается! Помнишь того червя на вилле хаймена?

Джокт мелко кивнул, не ожидая, что Балу вообще когда-нибудь заговорит об этом, но, видимо, что-то позволяло штурмовику не таить давно прошедших событий.

— Не знаю, как отметит командование флотом ваш сегодняшний бой, а за червя... В общем, готовь дырочку для «кляксы». Будешь первым пилотом Крепости, удостоившимся пехотного знака! — добавил он, обернувшись к особисту с адъютантом, и, гордо вкинув голову, шагнул вслед за Спенсером.

Как показалось Джокту, сделал он это несколько картинно, а Спенсер заметно побледнел.

Адъютант, впрочем, остался непроницаемо-равнодушным к браваде штурмовика, а вот особист как-то недобро прищурил глаз, будто фиксируя в голове очередную проблему, нуждающуюся в решении.

— Не дай себя проглотить, Джокт! — донеслись уже из коридора последние слова Балу, и Джокт представил, как Спенсер волочет штурмовика за рукав — двухметровую тушу с бесшабашным взглядом — подальше от неожиданных визитеров.

— Пилот Джокт? — осведомился адъютант, словно ничего и не произошло, хотя мог бы довериться идентификации пилота его же друзьями и, кроме того, офицером особого отдела.

Хотя откуда ему? Недоверие у адъютантов культивировалось на генном уровне. Их модификации, как и модификации служащих особого отдела, приводили, помимо развития других особых свойств, к верности единственному хозяину. Или хозяевам. Медик-старший командор также мало походил на доброго Айболита...

— Да, ком! — Джокт встал, только сейчас обнаружив, что из одежды на нем имеются лишь трусы, и принялся нащупывать форму, свернутую аккуратным рулоном у изголовья.

Медицинская аппаратура недовольно пискнула, протестуя против прерывания сеанса восстановительной терапии, две контактные форсунки, прилегающие к телу пациента, когда он покоился на своем Ложе, тут же скрылись, втягиваясь внутрь. Но это, похоже, никого не волновало.