Он имел в виду инцидент после попытки самоубийства Джокарта, когда инструктор наорал на курсанта, и тот надерзил ему в ответ.

Сейчас инструктор застал его в неподходящий момент. Вернее, самого Джокарта в неподходящий момент захлестнули ненужные мысли о Лиин. Но инструктор почему-то решил, что всё дело в той же трагедии Плутона, хотя досадная ошибка была вызвана воспоминаниями о другой потере.

Лиин. Шла вторая неделя лётной подготовки, а от неё не было никаких известий.

Теперь уже какими-то несущественными казались страхи первых полётов, когда никакие модификаторы не могли убедить курсантов в том, что они — смогут. Пятерых уже отчислили как «несовместимых с практическим пилотированием», с рекомендацией отправить на переподготовку для зачисления в навигационные расчёты мониторов. Что-то не так оказалось у этих курсантов с рефлексами и приснопамятной тактильностью. Изменённое сознание — это одно, а полёт-кувырок по узкому УПК — Условному полётному коридору, обозначенному сигналами маяков, полёт, где одни и те же оптические привязки меняются местами чаще, чем бьётся сердце, и надо заставить сознание поверить, что истребитель, хоть и кувыркаясь, продолжает движение по прямой, а не улетел уже в соседнюю галактику, такой полёт — совсем другое. Верить, что сошедший с ума навигационный терминал — это не навсегда. Действительные пилоты, как сообщил инструктор, могут даже вести стрельбу из такой, мягко говоря, нестабильной позиции. И тут же продемонстрировал, как это делается.

— Вы должны понять, — внушал им инструктор, — что двигатель — такое же оборонительное оружие, как и Имитатор ложной цели. При сплошном, осевом и курсовом вращении, плазменно-гравитационная струя сбивает вражеские торпеды не хуже противоракет. Кроме этого, постоянное изменение расчётной траектории, которое может произойти в любую секунду, — достаточно лишь стабилизировать полёт вот так, одним движением джойстика, — не позволяет вражеским тактическим устройствам вести стрельбу с упреждением, что является обязательным как для бессмертных, так и для наших истребителей на скоростях, начиная с одной десятой световой…

Но даже осознав необходимость такого умения, те пятеро курсантов, так и не ставшие пилотами, всё равно ничего не смогли изменить. Если мозг человека — загадка, то мозжечок — загадка в загадке. Парадокс заключался в том, что без трехгодичного курса модификаций невозможно было определить — насколько удачно они прошли у каждого из курсантов. В числе выбывших оказался Ростислав, и Джокарту было больно видеть его слёзы. Больнее даже, чем вспоминать о Лиин.

Снова Лиин. Когда он вернулся в крепость после сканирования в медцентре, её уже там не оказалось. По коммуникатору ответил какой-то то ли саксофонист, то ли флейтист — новый музыкант готовил себе «вывеску»… Он сообщил Джокарту, что Лиин улетела через день после отлёта курсанта на медсканирование. Больше всего убивало то, что от руководства курсов она знала, где именно на Земле должен находиться Джокарт. Знала и не нашла его. Послание, обнаруженное Джокартом в личном терминале, было каким-то лаконично-отстраненным и казалось неудачной шуткой, после которой должна появиться сама Лиин, закрыть ему глаза ладонями и шепнуть в ухо: «Сюрприз!» А после они найдут слова… Он найдёт…

«Жизнь — одна, Джокарт. И шанс в ней даётся только однажды. Прости и прощай. Уже не твоя. Лиин».

И всё…

Первые вылеты снимали посторонние мысли. Вцепившись в рукоять джойстика, уперев ноги в педали и беспомощно бегая взглядом по невероятно огромной, почему-то совсем не такой, как в имитаторе истребителя, панели управления и обзорным экранам, Джокарт думал только об одном: не опозориться, не сглупить, не дать случиться какой-нибудь оплошности. Малейшее нажатие на педаль тангажирования отклоняло нос истребителя чуть ли не на несколько градусов от оси движения, и учебный «Зигзаг» Джокарта летел почти боком. Запутавшись, не совладав с синхронизацией основных и вспомогательных двигателей (тангажных и клиренсовых), Джокарт запускал истребитель за пределы условного коридора, и его возвращали принудительно. Кроме обычных, в общем-то, совершаемых всеми курсантами ошибок, Джокарта отвлекали мысли о Лиин, и тогда инструктор начинал кричать, а курсанты представляли себе, как брызгает при этом слюной обучающий их офицер.

Через неделю всё изменилось волшебным образом. Может быть, наконец-то в Джокарте произошла окончательная модификация, и все «шарики да ролики» встали на вновь отведенные им места, и включились все приобретенные способности, необходимые для полётов? А может быть, это произошло после двух двенадцатичасовых рейдов на истребителе — спарке, где инструктор ни разу не позволил себе повысить голос, даже когда курсанты допускали грубые ошибки в управлении. Понятное дело, — нераскрытых секретов пилотирования ещё хватало! Но Джокарт, во время первого такого рейда, дьявольски уставший от новых и новых вводных, заодно устал и бояться. Теперь он даже мог более-менее сносно «следить за хвостом» ведущего и самостоятельно прокладывать курс для ведомых.

А сейчас — снова нахлынуло…

«Уже не твоя». Джокарт и заметить не успел, как вышел из коридора. И теперь выслушивал справедливые упрёки офицера, приписавшего, правда, действиям курсанта неверную мотивировку.

— Ещё раз спрашиваю, в чём дело? Ты дважды заснул при маневрировании. Ещё раз — и сниму с полётов. Рассказывай тогда кому хочешь, что там у тебя на душе и как тебе нелегко с этим жить третий год подряд… Или ты будешь летать, курсант Джокарт, или…

За недосказанностью маячило Самое страшное. Снятие с полётов — это признание негодности. А крейсер или линкор — совсем не то, к чему стремился Джокарт.

— Принято, ком! — загоняя на дно сознания воспоминания о Лиин, ответил Джокарт

Извиняться было глупо. И поздно. В бою выпадение одного истребителя из общего строя грозило непоправимой бедой не только ему, но и, как минимум, ещё двум пилотам. Если ты — ведомый, значит, без прикрытия оставался твой лидер — ведущий. Если лидер… Всё! Больше не думать о ней! Извиняться поздно.. Только так — по уставному.

Принято. И пошла ты к чёрту, Лиин! Не — Моя — Лиин! К чёрту! Это такой плюгавый офицер из моего сна. С кредитками вместо души и сердца. К бессмертным! Под вывеску, в публичный дом, куда угодно… Принято, ком!

Третьего раза не случится. Не должно случиться. Дура ты, Лиин… Жизнь — действительно одна. И нет ни потустороннего мира, ни загробного существования, ни смысла нет в этой единственной жизни без любимого человека! Может быть, я и был твой шанс, Лиин. Лиин? Ты ещё не ушла? Принято, ком…

Не извиняться. Не думать. Был ли я твоим шансом? А ты — моим? Об этом поздно теперь говорить. И сейчас мой шанс — вот этот непослушный «Зигзаг». Великий Космос! Какой же он строптивый, мой истребитель!

Впритирку к границе коридора. Выполнять новую вводную. А ведь это — только пилотирование. И скорость — не выше одной десятой световой. Что же будет на полной — 0,98 от световой?

Сколько может пройти пешком, пробежать, промчаться на скутере обычный человек за всю свою жизнь? А сколько — пилот истребителя? Вот то-то!

Пролетать в секунду двести девяносто пять тысяч километров, щетинясь залпами излучателей, накидывая ловчую сеть прицельных захватов на мечущиеся точки вражеских кораблей! Уходи, Лиин… Принято! Уходи из меня… Это больно, я уже знаю. Я переживал боль целую вечность — два рейда по двенадцать часов, жизнь нескольких поколений по изобретенной мною мерке.

Уход на вираж — спасение от бессилия что-либо изменить. Привязка по ориентиру Fagot-233… Нет, уже следующая вводная! Ещё одна! Ещё! И Джокарт на миг почувствовал себя в самой гуще настоящего сражения. Сейчас бы ещё что-то покруче, погорячее, чтоб занять кровь другими волнениями…

Словно услышав его мысли, инструктор даёт новую, совсем уже неожиданную вводную, и пульс учащается от сотни до каких-то бесконечно больших величин. Во рту — привкус крови. Истребитель, словно сгусток энергии, обволакивает, подключается к твоим венам напрямую и начинает волноваться вместе с тобой.