Призываешь поднять бокалы за… коктейль. «За нас» прозвучало бы фальшиво, натянуто. Вовремя спохватился. Не придумав ничего лучшего, чокаешься просто так, и проехали. У фирменного коктейля вкус полного краха, развалин безрадостной жизни, приторной и тусклой, потребляемой с удручающей умеренностью. Мечтал о шампанском с пузырьками, но оно давно выдохлось и превратилось в безвкусное пойло. Ты поднимаешь свой бокал так, словно собираешься водрузить флаг на мусорной куче. И неспешно смакуешь собственное поражение.
Наелся, напился, в животе приятная тяжесть образовалась, спасибо, господин Вонг-Ю. Желая в свою очередь отблагодарить и нас, господин Вонг-Ю преподносит дижестив. Последний штрих к твоей мусорной куче — очень любезно. Рисовая водка подается в малюсеньких чашечках: дамам — с мужчиной во всеоружии, а господам — с пухленькой, как из импортного журнала, китаянкой. «Можно посмотреть, папа?» Разрешаешь взглянуть одним глазком: «Та же самая, что и в прошлый раз!» Под слоем алкоголя на донышке виднеется голая китаянка, которая исчезает, когда осушаешь стопку до дна — такой вот оптический эффект. Ты никогда не изменял жене — не потому, что хранишь ей верность, а потому что ленив и боишься трудностей, но, косясь украдкой на донышко рюмки, думаешь, что иной раз неплохо было бы отведать что-нибудь новое. Вслед за китаянкой в хрустальном шаре представляешь себе высокую блондинку, затем ослепительно-рыжую, затем красотку негритянку с пухлыми губами, из которых так и пил бы саму жизнь, пока не утолил бы жажду. Но женщина, на которой женился, рядом и не дает забыть об этом, возвращая тебя с небес на землю; ты разом сглатываешь все свои фантазии.
Перепил, намешал. Подташнивает. Болит голова.
Тупая, ноющая, утробная боль заполонила голову, словно в нее засадили некий злобный эмбрион, плод искусного оплодотворения. У тебя и в самом деле все признаки беременности налицо: раздражительность, тошнота, головокружение. Ощупываешь голову и чувствуешь, как в ней шевелится вынашиваемое зло.
Стоит только шелохнуться, как в голове стреляет; морщишься, застигнутый ударной волной. Стараешься не делать резких движений, словно сапер, в руках которого пакет со взрывчаткой. Голова как чугунное ядро, венчающее позвоночный столб. Малейший жест — каторжный труд. Отбываешь наказание.
В твоем распоряжении единственное средство — аспирин. Шипучая таблетка — один грамм, с витаминами — то что надо. Достаешь из шкафа один из разнородных стаканов на все случаи жизни: наскоро глотнуть воды, хлебнуть сока из холодильника, куда заглядываешь от безделья, запить таблетку в перерывах между едой. На кухне под краном наливаешь его ровно наполовину, ни больше, ни меньше. Ставишь рядом с раковиной и идешь искать упаковку аспирина в домашней аптечке среди средств от обычных недомоганий: суспензии от изжоги, успокоительное для женщины, на которой женился. Потом возвращаешься к своему стакану с упаковкой. Открываешь ее и кладешь две таблетки на ладонь, как две шашечки, — три сразу, пожалуй, чересчур, лучше чуть позже выпить еще парочку. Бросаешь их в воду, и она начинает бурлить, таблетки превращаются в порошок, крошки липнут к стенкам. Медленно растворяясь, аспирин шипит и пузырится, словно некая морская живность; он шкворчит, как жир на сковородке, оставляя беловатые брызги на отполированной деревянной поверхности — ничего интересного, но наблюдаешь за этим с нежностью, как за языками пламени в камине. Ничего не скажешь, жизнь у тебя увлекательная. Ждешь, когда таблетки полностью растворятся. В конце концов берешь стакан — на столешнице остается след, отпечаток, словно в пыльном загородном доме, — и взбалтываешь жидкость, размешивая последние остатки. Пьешь залпом стоя. Морщишься.
Споласкиваешь стакан под краном и ставишь в раковину. Делаешь несколько шагов: странно, но как будто стало лучше. Чтобы вернуть вкус к жизни, нет ничего полезней, чем хорошая встряска.
В среднем француз занимается сексом три раза в неделю. Задаешься вопросом: неужели даже на среднестатистического француза не тянешь? Успокаиваешь себя: просто данные опросов всегда преувеличены.
Вспоминаешь первый год после свадьбы и диву даешься: столько желания, животной страсти, нетерпения, сегодня такое и представить-то сложно. Неужели это были мы?
Естественная потребность, которую нужно удовлетворить, протокольная процедура, дань уважения памяти и прошлому, реабилитация любви, последний бой ради спасения чести — вот что происходит с нами сегодня.
Начинаешь неуверенно — сколько раз тебя уже одергивали: «Мужчины только об этом и думают», поэтому принимаешь меры предосторожности. Просто поцелуй, чуть нежнее, чем обычно, просто рука пускается на ощупь по эрогенным зонам, но сразу все точки над «i» не расставляешь, так чтобы ласка могла быть истолкована как простое выражение нежности, не более того. Реакция благоприятная. И даже взаимная. Начинается обмен легкими прикосновениями, которые заходят все дальше и дальше, недвусмысленно давая понять: сейчас займемся любовью. Дальнейшее развитие событий определено, поэтому приостанавливаешь ласки и снимаешь с себя одежду. Раздеваемся, чтобы облегчить процесс обладания друг другом. Остается лишь нагота, призыв плоти, обнаженного тела, грудей, живота, ягодиц. Начинаешь все заново также нежно — любовная конструкция еще хрупка. Отправляешься по привычному маршруту, у тебя свой личный эротический метод: губы, шея, мочка уха — это всегда срабатывает, — от плеча по ложбинке к груди — осторожно! — припадая то к одной, то к другой; бережно спускаешься от сосков к животу, стоп! Похоже, сегодня туда доступа нет — какие-то гигиенические осложнения? Чтобы не нарушить твои планы, женщина, с которой занимаешься любовью, заступает на смену, подхватывает инициативу и продолжает процесс, действуя примерно в таком же, как и ты, ключе. Лично у тебя никакой особой проблемы с гигиеной нет. Предварительный этап пройден, переходишь непосредственно к акту. В твоем запасе несколько поз, как это рекомендуют специалисты. Варьируешь три-четыре, нет-нет, без всяких там изысков, все искренне. Кстати, по поводу искренности, какой-то бред мешает тебе насладиться счастьем, ты не полностью отдаешься тому, что делаешь, в голове против твоей воли мелькают нелепые картинки, пытаешься собраться, сосредоточиться, но это сильнее тебя — перед глазами задница булочницы. Кончаешь уже в объятиях какого-то гибрида: а-а-а!
Несколько толчков, и ты неподвижно замираешь на останках своего утоленного желания. От него остались только смутные воспоминания, как от прошлогоднего отпуска. Все закончилось, прошло.
Требования гигиены выводят из оцепенения. Женщина, с которой ты занимался любовью, выбирается из постели и спешит в ванную, сжав ягодицы. Садишься на край кровати, видишь себя в зеркале платяного шкафа: складки жира, обвисший и обмякший член, настоящее животное.
Еще не конец, а уже хочется пить. В яйцах пусто и во рту сухо, натянув трусы в цветочек, идешь в кухню, достаешь из холодильника бутылку и отхлебываешь из горла. Взгляд падает на сумку для хлеба: булочница — и снова готов к бою.
В этот день уходишь пораньше. Впрочем, стоит признать, что после обеда особо и не работал. Готовился. Навел порядок в делах и в голове; ты уже почти в отпуске, на низком старте. И работа воспринимается совсем по-другому, вполне терпимо; в конце концов, к ней уже привык. Нравится кабинет, коллеги, ритуалы. До встречи через месяц!
В этом году едешь в Бретань. Снял домик в тихой деревеньке Морбиан в пяти километрах от моря. Перед коллегами пел соловьем о спокойном отпуске в кругу семьи, прогулках по песчаным равнинам и живительным пляжам, о покое — сами-то они отправятся на Лазурный берег или в Грецию. Тебе почти удалось убедить самого себя: к чему ехать так далеко, в Грецию или даже на Мартинику — черт, есть же счастливчики! — когда тут рядом, всего в пяти часах езды на машине, вместе с остановкой, чтобы сходить в туалет, есть место, где можно славно провести отпуск? Зачем?