— С меня довольно! Кем вы себя мните, черт вас побери?

— Диогеном. У меня диогенов комплекс. А вы?

— Эдипом, — произнесла Хелен Джонсон от дверей. — Перед вашим приездом мы как раз обсуждали эдипов комплекс и его последствия. Ларри сказал, что Эйбель существовал в его жизни как образ отца. А так как «отцу» теперь капут, то у Ларри появилась непреодолимая потребность овладеть «образом» матери, в роли которой, разумеется, выступаю я. Все правильно, Ларри?

— Быстро работаете, Сайфель.

— Идите к черту. — Его перекосило. Он рывком развернул меня. Правый кулак немедленно взлетел к моему лицу.

Левым предплечьем я парировал апперкот, придвинулся и захватил его руки в «тиски».

— И когда ты только вырастешь?! Удар по носу никогда не решал проблем.

Я знал типов вроде Сайфеля, в молодости частенько возился с подобными: легкоранимое «эго», скрывающееся под жирком блефа и тщеславия.

— Отпусти руки! Узнаешь, кто тут взрослый, когда я размажу твою башку по полу.

Он изо всех сил пытался освободиться. В пьяных адвокатских глазах стояли слезы ярости. Его подвергли унижению перед женщиной, и Сайфель не мог этого вынести. Я не сомневался, что он достаточно натерпелся подобных выходок от своей матери.

Хелен Джонсон положила руку ему на плечо.

— Ларри, тебе необходимо успокоиться. Если это будет продолжаться, то мне придется попросить тебя покинуть этот дом.

От прикосновения женщины адвокат словно окаменел. Я отпустил его. Трясясь от ярости, Сайфель повернулся к Хелен.

— Ты просто не слышала, что он говорил.

— Не слышала чего? — Она была очень спокойна, я бы сказал, даже чересчур. Ночью от ее красоты веяло странным холодом. И темнотой. На лбу появились морщины, в глазах сквозило сомнение, под ними набухли синеватые полукружия.

— Он фактически обвинил тебя в убийстве собственного мужа, а меня — в сокрытии информации.

— И?.. — Со слабой негаснущей улыбкой она повернулась ко мне.

— Мистер Сайфель преувеличивает. Форест, агент ФБР, предположил такую формулировку касательно смерти вашего мужа: «косвенное убийство». Я хотел узнать мнение мистера Сайфеля, ведь он адвокат: лежит ли на похитителях ответственность за смерть мистера Джонсона?

— Так, значит, вот вы зачем приехали сюда в такой час — попросить у Ларри юридической консультации...

— Я приехал, чтобы разобраться.

— Хорошо, тогда давайте сначала поговорим о причине смерти Эйбеля. Я думала об этом весь вечер, точнее всю ночь. Мне кажется, лучше всего будет рассказать вам правду. Тут что-то такое есть...

Сайфель развернулся, загородив женщину своим вечерне-пиджачным плечом.

— Хелен, ни слова больше. В таком состоянии у вас достанет глупости обвинить себя черт знает в чем.

Ее взгляд был устремлен мимо него.

— Так вот, я и говорю, находясь в таком состоянии, что правда обычно спасает от греха. Падая в бездну, цепляешься не за что-нибудь, а за нее — вы понимаете, — даже если обдираешь руки. Кроме того, даже не пытаясь играть роль безутешной вдовы, я понимаю, что крупно задолжала и сейчас настало время платежа.

Ее психический надлом меня здорово напугал.

— Мы можем сесть и поговорить? — спросил я.

— Конечно. Простите, ради Бога. Вы, наверное, очень устали. Мистер Форест рассказал о том, что вы пытаетесь сделать. Не могу выразить, насколько я вам благодарна...

— Не стоит, — сказал я. — Пока Джейми не найден, все это ничего не стоит.

— Нет. Не могу с этим согласиться. — Ее глаза внезапно наполнились слезами. — Но проходите же.

Она усадила меня в углу гостиной на круглый секционный диван возле камина. Эвкалиптовые бревнышки почти прогорели, распространяя слабый запах лекарств. Неверный свет жался по стенам; ночь приникла к огромному окну.

— Что будете пить, мистер Кросс? Ларри с удовольствием сделает вам напиток, не правда ли, Ларри?

— Разумеется, — раздраженно отозвался Сайфель.

— Это очень любезно с вашей стороны, но, боюсь, мне придется отказаться. В сие позднее время это просто собьет меня с ног.

— Тогда выпей сам, Ларри. Ты знаешь, где что стоит.

Сайфель вышел из комнаты. Женщина примостилась рядом, на низкой спинке дивана.

— Я очень привыкла к Ларри, правда, в последнее время он здорово портил мне настроение. Сегодня капля переполнила чашу. Он сделал мне дьявольски наглое предложение. Ему пришло в голову, что сегодня самый подходящий день для того, чтобы убежать на край света и поживать себе на этом краю до скончания века. Можете себе представить? В подобных-то обстоятельствах...

— Да, я могу себе это представить.

— Я чуть было не выставила его вон.

— Но почему-то не выставили...

— Я боялась оставаться одна.

— Ну, а друзья, родственники?

— Никого, с кем бы мне хотелось побыть. Я телеграфировала матери в Нью-Йорк, и видимо, она вылетит завтра либо послезавтра. — Хелен понизила голос. — Ларри меня страшно разочаровал. Я-то думала, что в такую минуту смогу ему довериться.

— Он пьет уже с полудня. Ничего странного, что тормоза у него напрочь отказали.

— Забытое слово — сдержанность. У людей ее теперь днем с огнем не сыщешь. Что хотят, то и творят, а чем больше хотят, тем сильнее себе же гадят. — Она склонила голову, представ на сей раз в образе скорбящей королевы. — А вы что за человек, мистер Кросс?

— Вы, видимо, не рассчитываете, что я вот так честно и прямо отвечу?..

— Не рассчитываю.

— Судя по всему, я — перемещенное лицо из другого мира. Меня здесь ничто не устраивает, а я не устраиваю здешних.

— Поэтому вы и не женитесь?

Я наклонился к огню и поворочал кочергой прогоревшие бревна. Словно рой рассерженных шершней, от поленьев по дымоходу вверх взвились снопы искр. Я встал и посмотрел женщине в глаза.

— Вы обсуждали меня с Энн Девон?

— А что в этом страшного?

— А Ларри Сайфеля?

— Разумеется. Она его очень любит, да и Ларри Энн тоже нравится. Только он боится признаться в этом самому себе. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Вы ведь хотите получить честный ответ, не так ли? А такого у меня нет. Просто я никогда не задавал себе подобного вопроса. Думаю, что могу сказать примерно следующее: к другим я питаю более сильные чувства, чем к самому себе. Мои родители были несчастливы в браке. Мне кажется, что ребенком я только и пытался, что охладить страсти. Либо уничтожить в зародыше начинающуюся ссору. В самые черные дни Великой Депрессии я начал учиться в колледже. Специализация — социология. Хотел людям помогать, «Приносить пользу обществу» — этот лозунг был в то время религией для многих. Но зерна, посеянные в те годы, дали всходы лишь через несколько лет после окончания второй мировой войны. Помощь другим я понимал как отказ от помощи самому себе, но при этом душа остается где-то далеко позади. Эмоционально я отброшен на много лет назад.

— И вы действительно так думаете? — Глаза ее полыхали темным огнем.

Я не ответил, потому что ответа у меня не было. Никому не дано познать самого себя, а когда все-таки человек добивается своего, он понимает, что уже слишком поздно. Я передернул плечами.

— Мне понятна сентенция о пользе. Любая сестра милосердия поймет нас. Я, например, всегда этим гордилась. Разве это не добродетель?

— Конечно, как и любые другие человеческие качества, когда их не чересчур.

— Но как желание помочь человеку может быть неправедным?

— О вещах и поступках нужно судить по конечному результату. — Я огляделся в поисках Сайфеля. Адвокат куда-то сгинул. Тогда я решил взять быка за рога. — Я не знаю, почему вы вышли замуж за Эйбеля Джонсона. Но если при этом отсутствовала любовь, то делать этого не следовало.

— Какое вы право имеете так говорить?

— Никакого. Просто хочу выяснить все до конца.

Блики огня из камина пригвоздили к стене ее огромную тень. Она трепетала наверху, похожая на бабочку в ореоле черного пламени.

— Я любила его, — сказала Хелен Джонсон, — по-своему. Разумеется, мне было известно, что он богат, а я вкалывала всю свою жизнь и все же вышла замуж не из-за денег.