— Ну ладно, ладно… — хохотнул Чарли. Он был доволен тем, что поддел Серену. — Ладно, беру свои слова обратно. Мистер Лапет вовсе не был ярким членом группы…

— Это все равно что назвать черного ниггером, — возмущалась Серена. — Не сомневаюсь, что среди твоих друзей есть и такие, которых слово «ниггер» только развеселит. Но что они при этом подумают о тебе?

Ее слова неприятно кольнули Чарли.

— Ты ведь не слышала, чтобы я так говорил, да и никто другой не слышал. Мать с отцом никогда не позволяли себе ничего подобного. А ведь то была Джорджия пятидесятых.

Чарли, конечно, малость покривил душой, но родителей в самом деле нельзя было обвинить в ненависти к черным. Чарли и себя считал великим другом и защитником цветных — на своей плантации он играл роль патрона… Как только у Серены язык повернулся… Вдруг Чарли поймал себя на том, что только что нарушил одно из основных правил: «Никогда ничего не объяснять подчиненным и женщинам, не оправдываться перед ними и не пасовать».

— Вот если бы ты так же поручился и за некоторых своих друзей.

— За кого же?

— За Билли Басса, к примеру. В последний раз в Терпмтине он все ходил по плантации и на каждом шагу приговаривал: «Ниггеры то…» да «Ниггеры сё…», причем рядом были Роты. Уж не знаю, что он там думал. Может, строил из себя эдакого мачо, крутого парня, которому никто не указ. Или хотел пощекотать нервы Ротам, зная, что они евреи, да к тому же из Нью-Йорка. Знаешь, что они подумали на самом деле? Что он неандерталец и… полное ничтожество.

Чарли хотел было встать на защиту Билли, одного из своих старинных друзей, но слишком устал и решил не превращать легкую стычку в настоящую перебранку. Только заметил:

— Ну что с Билли возьмешь. Какой есть.

— В общем-то, да, — философски улыбнулась Серена. По всей видимости, она тоже была настроена миролюбиво. Все так же улыбаясь, она сказала: — Знаешь, Чарли, а я бы пошла на открытие. И вообще… думаю, мы должны там быть.

— Зачем?

— В честь открытия выставки будет ужин, в самом музее. Пойми, Чарли, это событие невероятных масштабов. Нам надо пойти. И заказать столик.

— Что значит «заказать столик»?

— Оплатить столик на десятерых и пригласить восемь человек.

— Вот как. И сколько это стоит?

— Ну… за один столик просят двадцать тысяч.

— Ничего себе!

Серена наклонилась, и Чарли разглядел то, что было под халатиком. Он оказался прав — белья там не оказалось.

— Ну, пожалуйста, Чарли… — с улыбкой упрашивала его Серена. Потом встала и, зайдя за спинку кресла, обхватила плечи мужа. Ее руки скользнули ниже, на грудь, — Серена прислонилась к нему, положив подбородок на макушку. — Мы должны пойти. В самом деле.

— Послушай, Серена, я тебе кое-что проясню… Не то сейчас, — вышло «щас», — время, чтобы просаживать двадцать тысяч на ужин в музее.

Серена еще теснее прильнула к мужу — Чарли затылком почувствовал ее живот — и обвила шею:

— Ты имеешь в виду эту свою… ситуацию с «ГранПланнерс-Банком»?

Чарли вздохнул, бесцельно водя глазами по комнате… Дань тщеславию… Шкафы, шкафы, шкафы… одно зеркало в полный человеческий рост за другим… все в оправах из красного дерева… Зеркало напротив отражало старика в кресле: лысого, помятого, совсем без сил. На макушке покоилось личико юной красотки без единого изъяна, обрамленное длинными черными волосами, ниспадавшими ему на плечи. На губах красотки играла шаловливая улыбка. Еще бы — она молода. Для нее жизнь — долгое, полное приключений восхождение к вершине. Она еще не представляет, что именно увидит там, и уж совсем не думает о тяжком спуске, ожидающем на другой стороне. Лишение права выкупа, дефолт, изъятие за неплатеж, банкротство, фиктивные прибыли — все это затягивает вниз, в мрачную пропасть старческого возраста. Даже если Серена и знает значение этих слов, все равно она их не понимает. Чарли вдруг почувствовал отвращение к юности. Хотя нет… он испугался. Испугался черствости, свойственной ее юному возрасту.

— Серена, я имею в виду движение денежной наличности, — старческим голосом сказал он. — Двадцать тысяч — это двадцать тысяч.

Улыбка красавицы в зеркале даже не дрогнула. Серена посмотрела зеркальному старику прямо в глаза:

— Значит, такой вот сигнал ты подаешь?

— Какой еще «сигнал»?

— Думаешь, если мы не пойдем, никто не заметит? Ты же один из самых щедрых меценатов, а эта выставка — величайшее событие за всю историю музея. И если тебя не будет на открытии, все начнут гадать, с чего бы это.

Чарли увидел в зеркале, как его собственное отражение ссутулилось еще сильнее. А молодая жена с гладким, без морщин, личиком еще нежнее заключила его в свои объятия. А она права… Когда-то, когда музей собирал деньги на строительство нового помещения, он, вернее, корпорация «Крокер Глобал» сделала широкий жест, дав сто тысяч. Да, то был зенит его славы! Но иначе было нельзя. В Атланте, если хочешь преуспеть, приходится щедро отстегивать на благотворительность. На музеи, школы, фонды и многое другое. Именно так. Страшно подумать, но он перечислил своей альма-матер, Технологическому, пять миллионов. Целых пять! Чарли вдруг загорелся идеей. А что, если пойти к ним? Вроде как: «Послушайте, ребята, вам нужны были деньги, и я глазом не моргнул — дал пять миллионов. А теперь мне нужны деньги, и я не прочь получить обратно миллион. У вас же все равно останется четыре». Но тут же снова пал духом. Кто на такое согласится! Еще засмеют. А от притворно сокрушенного тона, каким они откажут, вообще тошно сделается… Нет, выход один — сохранять хорошую мину при плохой игре. А там он что-нибудь да придумает. По счастью, в Атланте нет нужды беспокоиться о том, как бы унизительные подробности твоей проработки не стали на следующий же день достоянием прессы. Если кто о чем и узнавал, то это было лишь на уровне слухов. Серена права. Лучше пойти на выставку… этого сыгравшего в ящик гомосека…

— Ладно, — согласился он, глядя в зеркало на свое изможденное лицо, — ладно, мы пойдем. Но разве обязательно заказывать целый столик? Почему не пойти просто так?

— Ох… по двум причинам, — ответила молодая женщина, баюкавшая его седую голову. — Во-первых, может оказаться так, что все столики будут раскуплены. Запросто. Во-вторых, тебя могут посадить неизвестно с кем. Согласись — приятного мало.

— Нет, ты глянь — обложили со всех сторон.

— Хорошо-хорошо… закажем столик. — Однако, соглашаясь, Чарли все еще ломал голову над тем, как выкрутиться. Музейщики не осмелятся требовать сразу наличные. Значит, столик дадут… Ну а там Музей Хай встанет в общую очередь надоедливых просителей, пытающихся стребовать свои денежки.

Серена наклонила головку, прижимаясь щекой к его щеке, и начала массировать мужу грудь.

— Все, — произнес старик в зеркале, — сдаюсь. Твоя взяла. Будет тебе столик.

Чарли сказал это так резко, что можно было подумать, будто у него вырвали обещание. Но на самом деле он попросту испугался, что нежностями и ласками дело не кончится и Серена попытается завлечь его в постель. А ведь он уже чувствовал горькую правду. И ему совсем не хотелось выставлять свое явное бессилие напоказ.

ГЛАВА 10. Рыжий пес

В офисе Хэрри Зейла на сорок девятом этаже «ГранПланнерсБанка» парни сбросили пиджаки и ослабили тугие узлы галстуков. Сам Хэрри сел за стол и откинулся в крутящемся кожаном кресле, заведя руки за голову и сцепив пальцы. Во всю длину его могучей груди красовались подтяжки с черепами и костями. Все расселись лицом к Хэрри, даже Рэймонд Пипкас, занимавший более высокое служебное положение. Они походили на эскадрилью летчиков-истребителей, собравшихся перед командиром. Пипкас заметил, что, кроме него, никто, собственно, и не сидит. Один устроился на подлокотнике кресла, другой примостился на спинке дивана, третий — на краю подоконника, балансируя как гимнаст… И все — с разведенными ногами, как будто их распирает от избытка тестостерона. Пипкас вдруг подумал, что вся деловая Атланта сидит именно в такой манере, но никто так не уверен в своем мужском превосходстве, как эти крепкие южане. Речь шла о Чарли Крокере и о том, что делать с этим засранцем. Собрались те самые парни, участники уже вошедшей в историю проработки, которым удалось-таки выбить из Крокера седельные вьюки. Они продолжали охоту до полной победы — вскоре Крокер, их жертва, будет плясать под их дудку, ходить на задних лапках и выполнять все команды, вплоть до «Умри!».