Немецкая же пресса вовсю трубила о том, что строительство Имперской спортивной площадки подходило к концу. Однако даже в декабре 1934 года Пфундгнер постоянно связывался по телефону с рейхсканцелярией, выражая немалую обеспокоенность тем, что «до сих пор не было принято решение об использовании отделочных материалов и различных видов тесового камня». В то же самое время Вернер Марх еще только намеревался продемонстрировать фюреру последние модели строений Имперской спортивной площадки. И лишь 17 декабря 1934 года состоялось решающее заседание строительной комиссии, на котором присутствовали почти все заинтересованные лица. На этом заседании был принят окончательный проект оформления олимпийских объектов, который был предварительно одобрен Гитлером. Только после этого были предприняты все меры, чтобы закончить стройку в предельно сжатые сроки. Надо отметить, что это удалось осуществить: за год до старта XI Олимпийских игр, 22 августа, состоялось празднование но поводу окончания строительства Имперской спортивной площадки. Впрочем, оформление интерьеров и некоторые отделочные работы продолжались еще несколько месяцев.

Глава 7

Зимняя прелюдия

Для Германии 1936 год был годом сугубо олимпийским, и начинался оп с зимней Олимпиады, проводившейся в Гармиш-Партенкирхене. Подготовка к се открытию была связана с множеством проблем, которые в первую очередь касались обещаний имперского правительства, данных Международному олимпийскому комитету. Сложнее всего оказалось обеспечить равноправие евреев. В делах рейхсканцелярии сохранилось множество документов, касавшихся этой щекотливой проблемы. Уже в мае 1935 года преследование евреев в Баварии приобрело угрожающий размах. Это была самодеятельная кампания, которую местные власти никак не согласовывали с Берлином. В итоге Карл фон Хальт был вынужден обратиться в министерство внутренних дел с просьбой предпринять оперативные меры. На праздновании 1 мая крайсляйтср Хартман обратился к населению Гармиш-Партенкирхена с просьбой «удалить все еврейское население». Подобная «самодеятельность» никак не сочеталась с образом дружелюбной и гостеприимной «повой Германии», который решило явить миру имперское правительство. Не стоило забывать, что зимняя Олимпиада была для Гитлера всего лишь репетицией Берлинских игр, а потому ничто не должно было свидетельствовать о радикализме режима. Конечно, в Берлине никого не волновала судьба евреев, но поставить под угрозу летнюю Олимпиаду было просто недопустимым. А радикальный антисемитизм буквально рвался на улицы. Только что построенная в Мюнхене Олимпийская улица пестрила табличками «Присутствие евреев здесь нежелательно».

«Немецкий трудовой фронт» в Гармиш-Партенкирхене отказывал евреям в предоставлении гостиничных номеров. В министерстве внутренних дел полагали, что ситуация рисковала выйти из-под контроля. Если бы внезапно не остановилась организованная местными властями антисемитская пропаганда, то не исключались эксцессы, устроенные местным населением. Дело могло дойти до нападений на тех, кого местные жители посчитали евреями. Все это никак не соответствовало заверениям, которые были даны не только графу де Байе-Латуру, но и Эйвери Брэндеджу, и другим представителям МОК. По этой причине Карл фон Хальт, являвшийся президентом организационного комитета по проведению зимних Олимпийских игр 1936 года, вполне откровенно сообщал в своем письме Пфундтнеру: «Вы можете быть уверенным, что я проявляю столь повышенное внимание к этой проблеме отнюдь не потому, что я хочу помочь евреям, по потому, что меня заботят исключительно олимпийская идея и Олимпийские игры, которым, с давних пор занимаясь общественной деятельностью, я посвящаю все свое время».

Однако министр внутренних дел Вильгельм Фрик не спешил с принятием решения. Узнав о сложившейся в Гармиш-Партенкирхене, а равно как и в той части Баварии обстановке, он после некоторого раздумья обратился в рейхсканцелярию. Он разделял опасения Карла фон Хальта, что если антисемитская пропаганда не будет срочно свернута, то «многие крупные европейские страны могут отказаться от участия в зимних Олимпийских играх», что может впоследствии привести к очередному витку бойкота Берлинских игр. После этого он напомнил Ламмерсу еще раз об обязательствах, которые взяла на себя Германия. Копии этого письма были направлены Йозефу Геббельсу и Рудольфу Гессу.

В дальнейшем Вильгельм Фрик и Карл фон Хальт настаивали на том, чтобы «национальный престиж Германии не в косм случае не должен был пострадать», а потому допускали, что на некоторое время можно было изобразить терпимое отношение к евреям. В данном случае Гитлер решил, что не будет сам заниматься этим вопросом, а поручил решение сложившейся проблемы Рудольфу Гессу как заместителю фюрера по партии, который большую часть времени проводил в Мюнхене. Тот же, в свою очередь, предпочел переложить эту задачу на гауляйтера Вагнера. Чтобы избежать традиционной для Третьего рейха «борьбы компетенций», Гесс «раз и навсегда» распределил сферу ответственности отдельных функционеров: проведение спортивных мероприятий — Карл фон Хальт, работа с германской сборной — Ганс фон Чаммер, мероприятия, проводимые но государственной линии, — Пфундтнер, партийные вопросы — гауляйтер Вагнер. Однако даже это разделение обязанностей не гарантировало отсутствие противоречий. Например, в январе 1936 года Фрик и Гесс пришли к выводу, что «партийные вопросы» Вагнер понимал весьма специфически. Ссылаясь на принятые 15 сентября 1935 года на партийном съезде «Нюрнбергские законы», он продолжал осуществлять политику, направленную на удаление евреев из общественной жизни.

Об окончании подготовки к зимним Олимпийским играм 1936 года министр внутренних дел доложил Гитлеру 2 декабря 1935 года. В своем докладе он не упустил возможности процитировать слова графа Анри де Байе-Латура о «самом прекрасном в мире комплексе для зимнего спорта». 6 февраля 1936 года Гитлер как рейхсканцлер Германии должен был торжественно открыть зимнюю Олимпиаду в Гармиш-Партенкирхене. Однако фюрер не спешил дать свое согласие. Причина этого может крыться в беседе, которая состоялась в ноябре 1935 года между Байе-Латуром и Гитлером. Это была вторая встреча президента МОК и германского диктатора. Нельзя сказать, что она прошла слишком гладко. Уже после окончания Второй мировой войны Карл фон Хальт вспоминал об этом событии: «Непосредственно перед стартом игр в Гармиш-Партенкирхене я и Байе-Латур встречались с Гитлером. Граф обратился к рейхсканцлеру со словами: «Я прошу вас, чтобы вы не забывали, что вы являетесь хозяевами, но отнюдь не организаторами Олимпийских игр. Это относится и к Гармиш-Партенкирхену, и к Берлину. Организатором игр является Международный олимпийский комитет, который наблюдает за тем, чтобы игры проходили в соответствии с установленными правилами, то есть свободные от какой-либо политической пропаганды. Я прошу также принять к сведению, что вы должны произнести на открытии заранее заготовленный текст». После этого граф протянул Гитлеру несколько листов бумаги с текстом, напечатанным на машинке. Гитлер ответил: «Граф, я очень ценю вашу заботу о том, чтобы я выучил этот текст наизусть».

Начало 1936-го олимпийского года «Имперский спортивный журнал» открывал со статьи, написанной в характерной национал-социалистической манере: «Сколько труда, времени, доброжелательности и личных жертв потребовалось в прошлом году от тысяч немцев и друзей немецкого народа! Это была настоящая битва, которая теперь уже осталась в прошлом, открывая путь к решающим схваткам наступившего года». Поскольку зимние и летние Олимпийские игры проводились на территории рейха, то они неизбежно рассматривались как единый комплекс мероприятий, которые всего лишь отстояли друг от друга по времени на полгода.

К тому моменту, когда Гармиш-Партенкирхен оказался наводнен спортсменами и гостями из различных стран мира, это баварское местечко было основательно «причесано». Уже в январе улицы этого небольшого населенного пункта оказались украшены бесчисленными олимпийскими знаменами и флагами со свастикой. Однако подготовка к зимней Олимпиаде не ограничивалась решением «еврейской проблемы» и украшением улиц. Было проведено основательное строительство новых спортивных объектов. Была возведена новая 43-метровая «башня» для прыжков с трамплина. Но главным объектом гордости являлся зимний стадион, который мог вместить 15 тысяч человек. Конечно, по сравнению с Олимпийским стадионом в Берлине он был не так уж и велик, но не стоило забывать, что в 30-е годы зимние Олимпиады рассматривались как некое второстепенное действо, всего лишь предваряющее собственно Олимпиаду (то есть летние Олимпийские игры). Также необходимо упомянуть ледовый стадион, вместимость которого составляла 10 тысяч человек. В нем применялся метод искусственной заморозки льда (что в те годы было большой редкостью), поэтому объект мог использоваться круглый год. Чтобы устранить возможные недостатки, в 1935 году на ледовом стадионе уже проводилось несколько чемпионатов (по фигурному катанию и хоккею). По их итогам спортивный объект был признан идеально подходящим для зимней Олимпиады.