— Нет. Когда бы они узнали?

— А зачем мне ночевать у них? — Тартор нежно погладил волосы Филики и вплёл в них цветок. — Мне понравилась твоя постель…

Филика тяжело вздохнула и отвела взгляд.

— Твоё лечение стоило шестьдесят монет, — холодным голосом сообщила она. — Я заплатила половину сама, половину — из твоей доли.

— Да плевать на деньги! Почему ты какая-то… ну… — дрожь волнения сопровождала каждое слово парня, — прямо как раньше… Это чувствуется… Что случилось?

Филика опять отмолчалась, она долго разглядывала свои ногти, потом выплела из волос цветок и кинула его на землю.

— Я думал… Я надеялся… — затараторил Тартор. — Я хотел… Тогда ведь… Ну, разве ты забыла, как нам было хорошо?

— Тар, это была ошибка, — безжалостно чеканя каждое слово, заговорила Филика. — Одна большая, глупая, ненужная ошибка. Которую мы больше никогда не повторим. Ты, надеюсь, понимаешь меня?

— Простите, я не из этих мест, — обратился встречный драг в тёмных мешковатых одеждах, с цилиндром на голове. — Не могли бы вы подсказать дорогу к Северному району?

— Тупорылый идиот! — словно порох взорвался Тартор и пнул бедолагу. Да так пнул, что тот прокатился спиной по земле метра с три. Начал стонать от боли — значит, выжил…

На шум прибежали охранники правопорядка, волей несчастливого случая, патрулировавших совсем неподалёку. Их было четверо, и с ними был боброс — зверь, вымуштрованный набрасываться по команде. Они напали так стремительно, что речи о бегстве быть не могло. И о том, чтобы сдаться, тоже…

Тартор присел, и чешуйчатое тело прыгнувшего боброса, мелькнув жёлтым брюхом, пролетело в сантиметре над его головой. Охранник целился металлической дубинкой в ключицу, но Тартор в считанные мгновения увернулся, выхватил дубинку, переломав при этом врагу несколько пальцев, и саданул ей по затылку. Издав глухой стон, охранник распластался по земле. Боброс решил не растрачиваться понапрасну и напал на непричастно стоявшую поблизости Филику. Вот этого ему делать не надо было… Какой бы чёрствой командирша не была, а к животным относилась более-менее нормально. В большинстве случаев — лучше, чем ко многим мыслящим… Поэтому удар был не смертельным. Острый носок сапога вошёл аккурат в центр пятакообразного носа. Боевой боброс повалился на бок, жалобно скуля и хрюкая. И нельзя было отличить: где на его зелёной коже красные пятна раскраски, а где — пятна крови. Второго охранника Тартор уложил тычком дубинки в кадык. Третий — долговязый люрт — оказался крепче любого из своих товарищей. Он поймал руку с дубинкой за запястье и мощным рывком выкрутил её за спину нарушителя порядка. Дубинка с приглушённым стуком упала на землю. Тартор отпихнул ногой подбиравшегося для атаки четвёртого охранника, потом со всей силы топнул тяжёлым каблуком по носку люрта, от чего тот взвыл, но не отпустил: наоборот, второй рукой зажал шею врага и принялся душить. Лапы люрта были подобны тискам: не разжимаясь, сдавливали всё сильнее. В глазах у Тартора начало темнеть, в висках застучало, а Филика, тем временем, стояла рядом без малейшего желания помочь. Кажется, ей доставляло удовольствие наблюдать за мучениями друга. Но это так только казалось. Если бы девушка хоть на секунду усомнилась, что он не сможет выбраться — тут же заступилась бы. Тартор колотил каблуками о стопы люрта. Можно было только позавидовать выдержке и терпению охранника, ведь он не ослаблял захват. Это начинало надоедать. В голове зазвенело, а это признак, что вскоре сознание покинет её. В очередной раз, отпихнув подбирающегося охранника, Тартор извернулся и свободной от лап люрта рукой заехал тому промеж ног. Захват ослаб и Тартор выскользнул из него. Сделал пару жадных глотков воздуха, отпихнул назойливого охранника и с разворота въехал люрту в солнечное сплетение. Гигант захрипел и повалился на землю, корчась в невыносимых муках. Назойливый четвёртый охранник стоял напротив. Перепугано поглядел на Тартора, потом на вырубленных им соратников, кинул дубинку и побежал прочь.

— Ты без этого не можешь? — саркастично осматривая место битвы, спросила Филика.

— Я… — Тартор часто дышал. — Да ну их… всех…

— Чего ты с люртом панькался? — спросила Филика.

— С этой психушкой, чтоб её, всю форму растерял, — Тартор в сердцах харкнул.

— Теперь нам в этом городе делать нечего, — спокойно сказала Филика, склонившись над телом боброса. Зверь жадно глотал воздух, тихо поскуливал.

— Опять нас в розыск объявят! — Тартор улыбнулся. Он всегда любил излишнее внимание…

— Ты это специально! — зло сказала Филика.

Больше времени для разговоров не оставалось. Нужно выбираться из города, пока ещё есть такая возможность. По дороге они заскочили в почтовый дворик, так кстати оказавшийся неподалёку, и на скорую руку написали послание для Моррота и Тоса. За дополнительную плату, посыльный тут же отправился выполнять заказ.

Охранники на выходе из города и не подозревали, что мимо них прошли опасные преступники. И не странно, ведь их только-только объявили в розыск: портреты ещё не успели развезти по всем постам. Две сотни золотых за голову каждого! Охранник, которого Тартор вывел из строя толчком дубинки в кадык — захлебнулся в собственной крови…

Тос утомился пить. Выпивка выбивала его из колеи. Зачастую приводила к нежелательным последствиям: дракам, порочным связям с представителями других рас, излишней болтливости, тяге к наркотикам, похмелью, дрожи во всех четырёх руках, многосуточным головным болям и тому подобным гадостям. Но самое страшное: выпивка делала слабее, отбивала желание заниматься самосовершенствованием! О каком чтении книг, спрашивается, о каком глубокомысленном самоанализе может идти речь, когда в голове безустанно поёт хор алкогольных мальчиков?! И в то же время… выпивка была… необходима в некоторых случаях… Главное, не спутать подобный случай с мимолётным желанием залиться. А порой сие очень и очень сложно…

На этот раз они с Морротом переборщили. Нет, Моррот и без Тоса во всех тавернах и борделях Сара успел шороху наделать! Но сейчас он переплюнул даже самого себя…

Про маслянистые грибы, семена колючника или пыльцу северного вьюна можно умолчать… Подобного наркотического добра было предостаточно, но это не самое страшное, что двум наёмникам довелось отведать в тот вечер…

Из подпольного притона, расположенного в подвале башмачного магазина, они вышли уже очень хорошо «поддатые». Улицы горели радужными цветами, лица прохожих странно вытягивались, надувались, иногда даже лопались, извергая фонтаны прекрасных цветов. Всё вокруг сливалось, смешивалось, расплёскивалось и гудело приятными звуками. Тос держался за руку Моррота. Вернее, не Моррота, а сказочного двуногого слопра, изрыгивающего радуги. Его глаза были полны любви. Его движения пестрили грацией и красотой. А вокруг порхали счастливые лица. Их крылья были короткими, разноцветными, перьевыми и росли прямо из ушей. Такое умиротворение, гармония и восторг источали эти лица, что хотелось рыдать от радости. И слёзы хлынули водопадом. Лица кружили ближе, быстрее. Хохотали, пока всё не слилось в единую слепящую точку.

Широкая комната со шкурами медведей на стенах наполнялась чудовищным запахом перегара и не менее чудовищным запахом потной плоти. Тос очнулся на полу в окружении десятков голых тел. На нём самом одежды тоже не наблюдалось. Это были представители множества рас. И не только женщины… От одной только мысли о том, что могло произойти этой ночью, Тосу стало не по себе. Моральные каноны разных представителей расы примов могут очень сильно разниться. Так, к примеру, диаспора картских примов категорически не приемлет поклонение любому из богов, а примы, жители Бастона, напротив, почитают чуть ли не каждое известное божество. Но в одном они сходятся: в полном осуждении половых отношений с представителями других рас. Тос прошёл за свою жизнь немало. Ему приходилось предавать друзей, убивать невиновных, грабить бедных… Но сейчас он ненавидел себя больше, чем когда либо прежде!