Доктор уезжал первым: его время было наиболее дорогостоящим. Я проводил его до машины, и он весьма неохотно уделил мне две минуты.

— Каково внутреннее состояние Сэнди?

— Она, естественно, напугана и находится в смятении. Немного истерична и очень утомлена.

— Можно ли мне будет допросить ее, доктор?

— Это необходимо?

— От этого зависит жизнь человека. Возможно, вы не знаете, что происходит...

— Это было в вечерних газетах. Но, по-моему, там все притянуто за уши. Ну как такая девочка могла участвовать в похищении?

— В этом нет никакого сомнения. Так можно мне поговорить с нею?

— Пять минут, не больше. Ей необходим покой.

— А лечение у психиатра?

— Завтра будет видно. Подростки обладают незаурядной способностью восстанавливать силы.

Джеффри повернулся было, чтобы сесть в свой «лендровер». Но у меня к нему было еще несколько вопросов.

— Как давно вы являетесь ее врачом?

— Три или четыре года, сразу после педиатра.

— Прошлым летом ее лечил доктор по имени Конверс из Беверли-Хиллз. Вы знали об этом?

— Нет. — Мне удалось-таки заинтересовать Джеффри. — Не слышал ни о каком докторе Конверсе. От чего он ее лечил?

— Мне он отказался сказать. А вот вам, возможно, скажет. Это может иметь отношение к данному делу.

— В самом деле? Я позвоню ему.

Выйдя из дома, помощник шерифа и миссис Шеррил сели в патрульную машину и поехали вниз по склону за «лендровером» Джеффри. Стоя в дверях, Бернис Себастьян смотрела им вслед.

— Слава богу, что на сегодня они уехали от нас. А вам спасибо, мистер Арчер, что все устроили.

Выражение благодарности давалось ей явно с трудом. Взгляд ее был утомленным и поникшим.

— Устроил все вам муж. Я просто дал ему совет. На подобных семейных вечерах мне доводилось бывать не раз.

— У вас есть дети?

— Нет. Я уже привык чувствовать себя обделенным.

Она пропустила меня в дом, закрыла дверь и прижалась к ней спиной, словно сдерживая давление напирающей снаружи сгущающейся тьмы.

— Они позволят ей оставаться дома?

— Это зависит от ряда обстоятельств. У вас в семье не все гладко, и источником этого является не только Сэнди. Испорчены отношения между нею и вами.

— В основном, она сердится на Кита.

— В таком случае задеты отношения между вами троими. Каким-то образом их нужно налаживать.

— Кто это сказал?

— Вам это скажут в отделе по работе с условно осужденными, если Сэнди повезет и они рискнут поставить ее на учет. Что она имеет против отца?

— Не знаю. — Но она опустила веки и потупила взгляд.

— Я не верю вам, миссис Себастьян. Вы так и не хотите показать мне дневник Сэнди?

— Я уничтожила его, как уже сказала вам сегодня... вчера утром. — Она закрыла глаза и прикрыла их своей точеной узкой ладонью. Сейчас она попала в неловкое положение и была раздосадована этим.

— Скажите, что в нем было написано такое, что заставило вас уничтожить его?

— Не могу. Не хочу. Не хочу мириться с этим унижением.

Она попыталась, не открывая глаз, убежать прочь. Я подошел к двери, и она натолкнулась на меня. Мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, и я всем телом ощутил ее стройную упругую фигуру. Откуда-то снизу к сердцу мне подступила горячая волна и, затопив его, ударила в голову.

Внезапно, словно по обоюдному согласию, мы отступили друг от друга. Но отношения между нами теперь несколько изменились, причем именно из-за этой только что возникшей, но не реализованной возможности.

— Извините, — проговорила она, не пояснив, за что извиняется.

— Это я виноват. Мы не кончили. — Нереализованная возможность придавала моим словам двусмысленный оттенок.

— Разве?

— То, что произойдет с Сэнди, зависит прежде всего от того, что произойдет со Стивеном Хэккетом. Если нам удастся вернуть его живым... — здесь я намеренно сделал паузу, чтобы Бернис сама закончила мысленно это предложение. — Возможно, Сэнди скажет мне что-то. Врач разрешил задать ей несколько вопросов.

— О чем?

— Вчера ночью она сказала, что Дэви Спэннер ищет место, где он когда-то жил. Надеюсь, что она поможет уточнить, где оно находится.

— И это все?

— Пока все.

— Хорошо. Можете поговорить.

Мы прошли мимо открытой двери в гостиную, где Себастьян и адвокат обсуждали сумму залога. Дверь в комнату Сэнди была заперта. Миссис Себастьян повернула ключ и мягко открыла дверь.

— Сэнди, ты еще не спишь?

— А ты как думала?

— Так отвечать невежливо, — ее мать произнесла это странным тоном, словно говорила с обладающим огромной властью идиотом. — Мистер Арчер хочет поговорить с тобой. Ты ведь помнишь мистера Арчера?

— Ну как же я могу его забыть?

— Сэнди, прошу тебя, будь сама собой.

— А я теперь такая вот. Хочешь, тащи сюда легавых.

Было очевидно, что грубость девушки напускная и вызвана чувством собственной вины, страха и отвращения к самой себе, а также нескрываемым презрением к матери. Однако пока, по крайней мере на данный момент, эта игра в грубиянку стала ее натурой. Я все-таки продолжал надеяться, что мне удастся достучаться до прежней девочки, той, что коллекционировала вымпелы университетов Новой Англии и игрушечных животных.

Она сидела в кровати, прижав одного из них — плюшевого коричневого спаниеля, со свисающими ушами и языком из красного фетра. Сэнди раскраснелась, лицо у нее было заплаканное, я присел у кровати на корточки, так, чтобы наши глаза оказались примерно на одном уровне.

— Привет, Сэнди.

— Привет. Меня собираются упечь в тюрьму. — Она произнесла это деревянным голосом, как нечто уже решенное и само собой разумеющееся. — Можете радоваться.

— Почему ты так говоришь?

— Вы же хотели этого, не так что ли?

Стоящая в дверях мать сказала:

— Ты не должна говорить так с мистером Арчером.

— Иди отсюда, — ответила Сэнди. — У меня от тебя голова болит.

— Это у меня она болит.

— У меня тоже сейчас заболит, — сказал я. — Пожалуйста, дайте мне поговорить с Сэнди наедине.

Миссис Себастьян вышла. Девушка спросила:

— Ну, и о чем же мы будем говорить?

— Ты могла бы мне помочь, да и себе тоже. Для всех было бы намного лучше, если бы нашли Дэви прежде, чем он убьет мистера Хэккета. Имеешь ты хоть малейшее представление о том, где они могут находиться?

— Нет.

— Ты сказала вчера ночью, точнее — уже сегодня утром, что Дэви искал какое-то место, где он раньше жил. Ты знаешь, где оно находится, Сэнди?

— Откуда мне знать? Он и сам-то не знает.

— Дэви что-нибудь вспоминал о нем?

— Оно где-то в горах, к северу от Санта-Терезы. Что-то вроде ранчо, где он жил до того, как его сдали в приют.

— Он описывал это место?

— Да, но с его слов мне оно показалось не ахти. Дом давным-давно сгорел. А то, что от него еще осталось, кто-то покрыл крышей.

— Дом сгорел?

— Так он мне сказал.

Я встал. Девушка отпрянула, вцепившись в плюшевого пса, словно он был ее единственным другом и хранителем.

— Почему он хотел вернуться туда, Сэнди?

— Не знаю. Он жил там когда-то с отцом. И с матерью. По-моему, он считал то место раем на земле.

— Его матерью была Лорел Смит?

— По-моему, да. Она говорила, что она его мать. Но она бросила его еще маленьким. — Сэнди с шумом, прерывисто вздохнула. — Я сказала, что ему повезло, что с ним так случилось.

— Что ты имеешь против своих родителей, Сэнди?

— Не будем о них.

— Почему ты помогла Дэви в этом? Ведь ты же совсем не такая девочка.

— Вы меня не знаете. Я плохая, дальше некуда.

Напускная грубость, о которой она на время забыла, опять взяла верх. Разумеется, это было больше, чем просто игра. Ее сознание находилось в плену, балансируя между светом и тьмой, перевертываясь, словно монетка, которую она сама же подбросила вверх.

Уже за дверью, в коридоре, где меня ждала Бернис Себастьян, я вспомнил, что в комнате Сэнди чего-то недоставало. Фотография Хэйди Генслер в серебряной рамке исчезла.