— Не ожидала от тебя Генрих. Не ожидала, — обойдя по кругу огромную постель, на которой они только что оба валялись, добавила она, презрительно кривясь и брезгливо глядя на него.
— Ты их плохо знаешь, Лидия, — стараясь не смотреть ей в глаза, тихо выговорил барон. — Они не такие уж плохие люди, как ты говоришь. И, к тому же, я дал себе слово, что не буду ничего предпринимать против них. А ты знаешь, Лидия, — барон посмотрел ей прямо в глаза, — что к своему слову я отношусь о-очень серьёзно.
— Я, к своему, тоже, — глядя на него каким-то безразлично-задумчивым взглядом, проговорила княжна. — И тебе придётся, мой милый, выбирать. Или я, или твоё о-очень серьёзное слово.
— Я повторюсь, — барон открыто взглянул ей в глаза каким-то грустным прощальным взглядом. — Я дал слово, и оно неизменно, чтобы между нами не было раньше.
— Тогда прощай Генрих, барон Генрих фон Гарс, — презрительно усмехнулась она, — ныне Правящий Герцог этого занюханного, нищего, захудалого баронства Гарсов. Тебе придётся ещё не раз пожалеть о своём принятом решении. Ты меня знаешь, я тебе это обещаю.
— В таком случае, княжна Лидия Подгорная, наследная княжна княжества Подгорного, — голый барон медленно поднялся с ложа и выпрямился в полный рост, не обращая совершенно никакого внимания на свой несколько неподобающий таким разговорам вид. — Вам следует немедленно покинуть мой дворец. Тем более, что здесь нет интересующих вас людей.
— Я не про некоего Сидора с компанией, — грустно усмехнулся он, — и не про себя, а про вашу свиту, что ведёт себя с вами чересчур вольготно и абсолютно однозначно. Для сохранения хотя бы внешних остатков приличий, я бы вам настоятельно советовал немедленно покинуть мой замок. Ну а свиту свою, вы можете встретить на своём корабле, что стоит у пристани. Их, не далее, как пару часов назад, проводила туда моя стража.
— А ты изменился, барон, — задумчиво глядя на него, тихо проговорила княжна. — Раньше ты не был таким щепетильным.
— Да и вы изменились княжна, — барон смотрел на неё спокойным, прощающимся взглядом. — Раньше вы не были такой опытной.
— Раньше я и не знал, что в постели можно такое вытворять, княжна, — чуть скривившись, посмотрел на неё барон. — Сразу видно, что со времени наших последних встреч, вы времени зря не теряли, и у вас было множество хороших учителей. Желаю вам и дальше обучаться подобным же образом, но уже без меня. Увольте. К подобному не приучен.
— А ведь тебе понравилось, барон, — чуть усмехнувшись, княжна подошла к Генриху вплотную и неожиданно прижалась к нему высокой грудью. — Согласись со мной мой милый, и я всё тебе прощу.
— Не надо, — грустно и как-то устало ответил ей барон, невольно брезгливо отстраняясь. — Не надо мне ничего прощать. Потому, что, в отличие от вас, княжна, мне прощать нечего.
— А старого герцога? — насмешливо посмотрела на него княжна. — Тоже не надо прощать?
— И старого герцога тоже, — спокойно глядя ей прямо в глаза, тихо ответил барон. — Особенно его. В смерти его некого винить, кроме него самого.
— Как знаешь, — усмехнулась княжна многообещающе. — Уверен, что так твои нынешние подданные не думают? — с многозначительно обещающим видом посмотрела она на него.
— Вас ждут! — сухо, безцветным, холодным тоном проговорил барон. — Поторопитесь! Или вас проводят, — с явственно прозвучавшими в голосе нотками откровенной угрозы, тихо проговорил новый Правящий Герцог баронства, брезгливо отстраняясь.
Ослепительно яркое, по весеннему режущее глаза солнце своими тёплыми, весёлыми лучами едва пробивалось сквозь мутное, неровное стекло толстого, свинцового переплёта, отделяющего маленькую светёлку молодой баронессы в единственной отапливаемой жилой башни её старинного замка, и отделяло её от стылого, ещё по-зимнему холодного весеннего дня. Прислонившись пылающим жаром лбом к холодному свинцу переплёта, Изабелла с тихой грустью смотрела на двигающиеся по замковому двору чьи-то размытые тени, едва видимые за мутным, толстым стеклом.
Со дня, после которого можно было начинать процесс развода, минуло уже чуть ли не тридцать дней, а личность, носящая имя славного баронского рода, некто нынешний барон Сидор де Вехтор, её фиктивный муж, так и не появилась. И судя по всему, его появления можно было уже и не ждать.
Самое неприятное во всём этом деле было то, что деньги, которые были им так срочно необходимы, и на которые она так рассчитывала, неожиданно быстро и неизвестно куда исчезли. Сумма, поначалу казавшаяся столь невероятно большой, на поверку вышла совершенно ничтожной и недостаточной. И даже её мгновенно растащили набежавшие неизвестно откуда ростовщики со старыми долговыми расписками. И теперь перед юной баронессой в полный рост снова вставал призрак очередного фиктивного замужества с последующим за этим очередным унизительным венчанием.
И что хуже всего, теперь уже было совершенно ясно что первоначально запрашиваемая за фиктивное замужество сумма в размере пятисот золотых, нуждалась в увеличении как минимум вдвое, до общего существующего уровня цен на данный предмет торговли. Но что было хуже всего, было уже понятно что и этих будущих денег на решение всех проблем не хватит.
И одна только мысль об этом, о том, что титул её старинного, благородного рода де Вехторов стал предметом торга, до злых судорог стягивала скулы красивого, породистого личика юной баронессы.
И так уже кумушки из местного дворянского общества шушукались за её спиной, поджимая свои сморщенные губы, как только она появлялась в поле видимости. Но ещё хуже было то, что она не раз уже за последнее время ловила на себе многозначительные, сальные ухмылки местных ловеласов.
И чтобы она сама себе ни говорила, и как бы ни утешал её Советник, но этим ранним весенним утром она отчётливо поняла, что своим поспешным, необдуманным согласием на фиктивное замужество она окончательно и безповоротно перешла в другую категорию.
Этим утром ей стало кристально ясно, что теперь она уже не была завидной партией, руки которой добивались лучшие и знатнейшие женихи и этого, и соседних баронств. Нет, теперь она прочно занимала первое, а может и последнее место в списке самых дешёвых, невостребованных невест. На место в этом невидимом глазу списке ей было откровенно плевать, но это было унизительное состояние, чувствовать и понимать, что тебя уже начинают откровенно презирать те самые люди, которые ещё недавно искали твоего общества, а сейчас презрительно отворачиваются при встрече. Как ты сама ещё совсем недавно брезгливо кривила свой нос, глядя в сторону какой-нибудь разорившейся дворянки, вынужденной торговать своим титулом.
— Ну, — молодая баронесса раздражённо повернулась, сердито глянув на своего старого, седого советника, к которому она раньше всегда послушно прислушивалась всю свою недолгую жизнь, и совет которого так резко и радикально перевернул всю её молодую судьбу. — И где этот ваш новоявленный барон. Он не явился на расторжение брака в течение месяца, теперь можно обойтись и без него, — баронесса сделала характерный жест, проведя рукой по горлу.
— Э, — замялся советник. — Я бы на Вашем месте не торопился так со столь радикальным расторжением.
— Что это значит, Советник? — тихо, звенящим от бешенства голосом поинтересовалась баронесса. — Что значат эти ваши слова: 'Я бы не торопился на вашем месте'? Как вас изволите понимать?
— Ну, — пожал плечами Советник, — пока что мы от вашего фиктивного замужества приобрели одни только выгоды. И это ещё не предел.
— Что вы имеете в виду? — всё так же раздражённо поинтересовалась баронесса, тем не менее, стараясь сдерживаться.
— Мы рассчитались с самыми назойливыми должниками, а теперь можем и извлечь из сложившегося положения определённые выгоды. Вы теперь, баронесса, самая богатая женщина в нашем крае.
— Что!? — потрясённо уставилась на него баронесса. — Вы случаем не заболели, барон? Где вы тут видите богатство? — обвела она взглядом выгоревшие на солнце шторы и старую, покосившуюся мебель.