Вот где плоскодонки каретного мастера показали себя в высшей степени прекрасным изобретением. Лёгкие, вёрткие, при малейшей ошибке опрокидываемые неудачным манёвром набок, тем не менее, они спасли всех.

Клещи захлопнулись у них за спиной. И пока ящеры в плавнях разбирались, куда делся отряд барона, тот опять показал высшую прыть.

"Пешему не догнать конного. А уж того, кто не хочет, чтобы его догнали, тем более. А уж лодью под парусом, даже не на воде, а по суше — нечего и думать" — мудрость, въевшаяся с того дня в подкорку каждого, кто был там тогда. И то, что сам Сидор запомнил на всю жизнь.

Не останавливаясь и не отвлекаясь на многочисленные попадавшиеся им по дороге беззащитные деревеньки ящеров, погромыхивая на колдобинах расшатанными вдрыск корпусами плоскодонок, за неделю преодолев триста вёрст безлесной, полностью распаханной равнины и сбив по пути несколько жидких заслонов пограничников, вечером седьмого дня отряд барона де Вехтора был на правом берегу Чёрной речки.

Здесь в верховьях реки она не так ещё была широка, как в низовьях. И здесь, в широкой излучине противоположного, левого берега реки, на высоком насыпном холме стоял форпост экспансии подгорных людоедов — Сатино-Татарское. Бывшая ставка одного из многочисленных ханов Поречной орды, а ныне — неприступный ледяной форпост ящеров на Левобережье. Город их славы и ледяная крепость, блестящие валы которой скрывали за невысоким частоколом неизвестный по численности гарнизон людоедов.

И под стенами его до сих пор стояло и неизвестно чего ждало полутора тысячное рыцарское войско с огромным, занимавшим чуть ли не половину их лагеря обозом, значительно увеличившимся за последние месяцы за счёт новоприбывших. Полторы тысячи прекрасно вооружённых и готовых к бою бойцов, за прошедшее время и пальцем о палец не ударивших для взятия Сатино-Татарского.

— "Переправа, переправа, берег левый, берег правый…".

Навязчивая строчка полузабытых стихов одного из земных поэтов, имени, которого Сидор, как ни пытался так и не сумел вспомнить, навязчиво крутилась у него в голове, пока усталые, падающие с ног егеря с амазонками на глазах у высыпавших на валы крепости подгорных ящеров переправлялись через реку Чёрную.

— "Это удачно, однако мы вышли, — мысленно похвалил Сидор сам себя.

Поскольку это была именно его идея, взять чуть-чуть к югу от первоначального направления драпа обратно домой, то можно было себя хоть немного похвалить. А то в последнее время внутренняя самооценка его что-то сильно упала.

Пока прорывались от Плещеева озера к Чёрной речке, сидя в лодке, было у него время для первоначальной оценки итогов их похода, и выводы, к которым он пришёл, крайне его расстроили. Четыреста двадцать три сожжённые деревеньки и двадцать тысяч побитых ящеров — жалкие итоги всего похода. Более чем жалкие.

Потому как деревеньки те — слова доброго не стоят. В лучшем случае две, три полуземлянки в одном месте, соединённые подземными ходами. Значительно реже — куст из пяти, шести полуземлянок. А то, по большей части вообще — одна, две простые норы в откосе одного из многочисленных оврагов, где и брать то нечего. Столб центральный опорный арканом зацепил, выдернул — вот тебе и всю нору завалил, устроив братскую могилу для прежних обитателей.

И это, лишь в том случае, если их там, на месте поймали. А по большей части, так большинство разбежалось. Да и пойди их вообще найди, норы эти. Нищета, да убогость — жалкое зрелище.

Хотя, будь у них времени побольше, побольше опыта набегов, не торопись они так, бегом-бегом, то даже при отсутствии опытов карателей, результат мог бы быть значительно выше.

Так что, как ни крути, а те жалкие двадцать тысяч побитых стариков с бабами и детьми — это слишком мало для такого тяжёлого их рейда по внутренним землям подгорных. Несообразно по затраченным усилиям. Должно было быть больше, много больше. И не стариков с бабами, а крепких взрослых ящеров. Тех, кто собственно и доставляет им беспокойство на озёрах. Да вот, опыта набегов ни егерям, ни амазонкам явно не хватило. Большинство ящеров просто сбежало.

Ах, да, ещё в плюс можно занести сожжённый город Луганск со всеми их хлебными запасами и жителями.

Только вот жителей там, оказалось, дай Бог, если десятая часть от того, что должно было быть. Что, безусловно, говорит о том, что основная часть населения опять успела сбежать из города, а им досталась лишь самая жалкая, маргинальная часть. Те, кого было самим ящерам не жалко, но кто достаточно эффективно справился со своей ролью — задержать в городе войско людей до подхода клановых дружин.

— "И задержали", — мрачно, снова раздражаясь от собственной тупости, констатировал Сидор.

Гибель шести сотен великолепных строевых лошадей до сих пор тяжёлым камнем лежала у него на сердце. Никак не мог он себе простить, что в первый же день после занятия Луганска не выгнал увлёкшихся грабежом стольного города амазонок обратно в поле, где пешие дружины ящеров при всём их желании никогда бы не смогли поймать вёртких конных всадниц. Как бы славно они там порезвились.

Так что то, что окрестности озера остались практически не разорёнными, тоже тяжёлым грузом лежало у него на душе.

Из всего запланированного ими с Корнеем, выполнена была в лучшем случае треть, если только ещё не меньше. Разорили предгорья, а вот глубинные районы ящеровых земель серьёзно пощипать не получилось.

И очень похоже на то, что вожди союза Плещеевских племён просто подставили под мечи егерей с амазонками мешающие им самим семьи подгорных. Тех, кого компания Сидора вытеснила с предгорных озёр. И их руками расправились с теми, кто им самим был не нужен.

Привстав с сиденья броневика, Сидор внимательней присмотрелся к месту переправы. Доклад разведки это хорошо, а своим глазам довериться верней будет.

За их спинами пылали деревянные мосты, соединявшие крепость в речной излучине с правым берегом, а чуть дальше в стороне от них, за низкими, земляными валами, на переправившееся через реку Чёрную людское войско удивлённо пялилось всё собравшееся там рыцарское войско.

— "Твардовский — не Твардовский. Тёркин — не Тёркин. Одно из четырёх", — тупые, какие-то тяжёлые, вязкие мысли вяло ворочались в гудящей, казалось набитой ватой голове Сидора.

Сколько у нас времени, по-твоему? — высунувшись из верхнего люка, крикнул Сидор державшемуся рядом с броневиком Корнею.

Подстегнув лошадь, Корней подъехал поближе, чтоб не орать друг другу.

— Думаю суток двое, трое у нас есть, не считая сегодняшнего вечера.

Кто б мог подумать, — неверяще мотнул он головой. — Прокатились на лодках по земле, как по реке, и выиграли столько времени. Надо было полозья брать, тогда бы сейчас вообще о подгорных дружинах не думали.

— Да, не рассчитали, чутка, — нехотя кивнул головой Сидор. — Были бы полозья, а не колёса, ещё пару деньков у ящеров по снежку выиграли б точно.

— Что будем делать? — повернулся он к Корнею. — Рыцари на месте. Связь Сатино с правым берегом — уничтожена. Помощи подгорным ждать неоткуда. На штурм? — вяло поинтересовался он.

— Как насчёт того, чтобы денёк отдохнуть? — внимательно посмотрел на него Корней. — Два то дня у нас в запасе точно есть. Можем и недолгий передых для себя устроить. А то парни с девчатами буквально с ног валятся. В крайнем случае, рыцари посторожат, постерегут ящеров.

— Уверен, что у нас есть два дня? — вяло, с откровенным скепсисом поинтересовался Сидор. — Я — нет.

— Я - тоже нет, — равнодушно устало отозвался Корней, отворачиваясь. — Твоя, правда. Тогда сразу вопрос. Что у нас с артиллерией?

— Химия вся цела, а вот шрапнели — выстрелов двадцать всего. И сюда загодя ничего не прислали. Хреново спланировали, — с горечью констатировал он. — Не додумали. Да и пулек на день плотной стрельбы хватит, а потом всё, сливайте воду.

Кто ж знал, что такой расход будет, — совсем тихо добавил он.