Все, кто попадался им навстречу, мгновенно сворачивали в сторону, стояло только кому-либо появиться в пределах прямой видимости обоза. И такое поведение всех даже в какой-то момент стало вызывать у Сидора раздражение, словно они монстры какие-то.

Поначалу Сидор относил это на элементарную предосторожность малых по численности отрядов торговцев. Но когда показавшийся впереди большой воинский отряд из какого-то нижнего левобережного города принялся поспешно, даже как-то судорожно сворачивать в кусты, освобождая дорогу, он буквально впал в ступор.

Сидя вечером у походного костра в устроенном при дороге лагере, они вместе с атаманом пережидали несколько свободных минут, нечаянно возникших у обоих на месте ночёвке.

— Слушай Семён, спросить хочу. Ты что-нибудь понимаешь? Ты можешь мне объяснить, что здесь происходит?

Сидор внимательно смотрел на атамана, не отводя от его глаз внимательного, настороженного взгляда.

— Все, кто попадается нам навстречу, шарахаются от нас как от чумы. Мы что, такие страшные?

Можешь что-нибудь объяснить?

Долгое молчание, установившееся у костра, и насмешливый взгляд, стали ему неким своеобразным, молчаливым ответом на его вопрос. Тем не менее он всё же дождался ответа от нехотя пошевелившегося атамана.

— Чёрные тачанки, или как ты их называешь — броневики, стали слишком заметным элементом в нашем крае, — нехотя, сквозь зубы процедил он.

Не скажу как там сейчас в Приморье, — скупо усмехнулся он, — но и здесь, на Левобережье они успели прославиться.

За прошедшие полтора месяца много чего тут было, — вяло пояснил он, не дожидаясь очевидного вопроса Сидора. — Тебе не говорили, чтобы не отвлекать от основной работы, но была у нас тут парочка дел с попыткой ограбления. Нашлись придурки, — недовольно проворчал он.

Рассказывать что и как было долго, но если вкратце, — атаман ещё раз как-то уж очень нехорошо ухмыльнулся, — то после того раза никто нас больше не трогает. Боятся.

Заметив, что Сидор поморщился, недовольный его краткостью, и вскинулся снова что-то спросить, неохотно, сквозь зубы проворчал:

— У нас же раньше как было, — начал он. — Амазонки тишком переправлялись на наш берег и безобразничали, пока кто-нибудь из наших не давал им по мозгам. После этого они успокаивались и отходили обратно к себе домой зализывать раны. До очередного такого раза, когда какому-нибудь молодняку опять не захочется пошалить и показать собственную удаль. А точнее — дурь.

Ну а наши, прогнав нахалок, соответственно тоже успокаивались, в полном соответствии с правилом: "С глаз долой — из сердца вон".

Вот, пару раз несколько банд таких молодых придурков и напали на наши караваны, когда мы доставляли клиентам купленную нефть.

Я бы плюнул, честно тебе говорю, — атаман скосил глаз на Сидора, внимательно наблюдая за реакцией того. — Ну, постреляли бы в обе стороны и разбежались. Это, в общем-то, не впервой такое их поведение.

Ну, постреляли — успокоились. Мы по своим бы делам, дальше нефть повезли, а они по своим — занялись бы новыми поисками кого послабже. Обычное в общем-то дело для наших мест.

Но тут ваших ребят зауздило. Мол, в Приморье от бандитов житья нет, так ещё и дома надоедают. А тут и ящеры непонятно с чего всполошились. С чего-то и им захотелось вдруг удаль свою показать.

Ну, показали, — совсем помрачнел лицом атаман. — Всех, кто участвовал в нападении, сначала пулемётным огнём шуганули, а потом тех, кто выжил, догнали и развесили по окрестным дубам. Знатные в вашей компании мастера по ловле людей оказались, — кинул он косой, мрачный взгляд на Сидора.

Потом ещё пару раз такое повторилось.

А потом нас перестали трогать, — равнодушно, душераздирающе зевнул атаман. — Вообще! Никто, нигде и никогда!

Дошло, видать. Одно дело удаль свою молодецкую показать. Пограбить какого-нибудь купца, а потом, если не попался, то и весело прогулять награбленное с товарищами. И совсем другое — совершенно чётко знать, что ограбив конкретно вот этого купца, тебя обязательно убьют. Если не сразу, то потом. Найдут, хоть на другом берегу реки и повесят.

Ну и кому это надо? Они же не самоубийцы.

И вот уже целый месяц, если где и бывают нападения на торговцев, то никогда не трогают обозы с вашими значками.

С какими такими значками? — равнодушно поинтересовался Сидор.

Честно признаться, рассказ атамана не вызвал в его душе никакого интереса. Подумаешь. Он то думал тот что интересное расскажет, чего он не знал. А тут это. Догнать и уничтожить нападавшего, чтоб в следующий раз никто в этих местах тебя не трогал — самая обычная для Приморья практика. Всего делов то.

— Да вот с этими!

Развернувшись от костра, атаман мотнул головой в сторону баронского штандарта, который Сидор по привычке прикрепил к заднему борту своей тачанки, и в тот же момент об этом забыл. Оказывается, напрасно.

— Блин! — удивлённо протянул Сидор. — Да это же мой герб, герб баронов де Вехтор.

— Угу, — согласно кивнул головой атаман. — Он самый. Твой отныне персональный герб баронов де Вехтор.

Вот поэтому-то мы и хотели с тобой вместе до города добраться, чтобы наверняка исключить любые неожиданности.

Если кто на нас нападёт…, - замолчав, атаман внимательно посмотрел в глаза Сидора, — то можно быть абсолютно уверенным, что это за нашим золотом. Никто иной в здравом уме к нам сейчас не полезет. А значит и отвечать можно соответственно, на полную катушку.

— А что, — душераздирающе зевнув, Сидор сонно помотал головой из стороны в сторону. — Если бы на вас просто так напали, то отвечать надо было бы как-то иначе? — ехидно полюбопытствовал он.

— "Нет, — пришла в голову вялая мысль. — Всё-таки не отоспался. Надо бы ещё давануть минуток шестьсот".

— Считай, что твой Советник дал нам специальное задание, — улыбнулся атаман, посмотрев на клюющего носом Сидора. — Надо попробовать поймать кого-нибудь на живца. Может, кто и клюнет.

— С моим штандартом? — неподдельно изумился Сидор. — Не лучше ли было бы попробовать без него?

— Лучше, — тихо отозвался атаман. — Но опаска меня берёт. Такими деньгами — не шутят. Вот и я не желаю.

— Ну-ну, — качнул Сидор головой. — И то хотите, и это. И пятое, и десятое. И ничего-то у вас не получится. И Слава Богу, — зевнул он. — Давай уже спать. Завтра утром рано подъём, а до дому ещё пилить и пилить.

Самый дорогой и престижный кабак перевала Басанрог этим вечером был на удивление пуст. Вести, всполошившие пару недель назад всю таможенную братию о полной отмене всех запретов на все товары, везомые в верховья Левобережья и в прилегающие регионы, радикально поменяла всё.

У мелкого служивого люда на таможне больше не было времени сидеть и протирать штаны по кабакам, маясь бездельем и заливая алкоголем скуку и маету, поселившуюся в конторах таможенных клерков. И стосковавшиеся по нормальной работе люди бросились на любимое дело, как волки на отбившуюся от стада бедную овечку.

Теперь клерки навёрстывали упущенное за весь прошедший период "Колоссальной глупости", как теперь каждый чуть ли не в открытую называл прошедшие месяцы.

Единственный, кто не принимал непосредственного участия в этом празднике духа, был устьинский князь Александр Петрович Вепрев, из семьи тех мелкопоместных поречных дворян Вепрев, что несколько поколений назад лишившись собственного земельного владения, навсегда связали жизнь своей семьи со служением Таможне. И настолько в том преуспели, что иной жизни для себя уже и не мыслили, полностью сосредоточив все свои интересы на всём, касавшемся данного дела.

Который уже день князь сидел в своём любимом кабаке и заливал горе. Самыми последними чёрными словами он клял себя за проявленную им инициативу, приведшую к столь трагическим для него последствиям.

Князь нарушил данное им слово.

И хоть слово было дано не дворянам, а так, каким-то мелким левобережным купчикам, значения это не имело. Слово было нарушено. И нарушено сознательно.