— Ты же читал, что это не больше, чем научная фантастика.

— Нет, не то чтобы я действительно верил в это. Я знаю, кем были мои родители. Кэрол сказала мне, и Майкл, и доктор. Он разъяснил, все было сделано официально. Но я все еще никак не могу понять самого себя.

— Не надо так сильно сосредоточиваться на этом. Суть ведь не в том, кто именно твои родители.

— Для меня в этом, — сказал он тихо. — Это самое важное в моей жизни.

Я ехал медленно, стараясь растянуть время разговора, а поравнявшись с почтовым ящиком Хиллманов, съехал на обочину и остановился вовсе.

— Я иногда думаю, что дети и родители — две противоположности.

— Что вы хотите этим сказать, мистер Арчер?

В первый раз он назвал меня по имени.

— Ничего особенного. Я только хотел бы подчеркнуть разницу между ними. Взрослые, как им это ни трудно, пытаются продлить свою жизнь через детей. А дети, в свою очередь, пытаются отбросить все, чем жили их родители. Каждый живущий, кроме всего прочего, должен быть с кем-то «за», а с кем-то «против». В этом не очень много смысла и не всегда правильно срабатывает.

Я пытался слегка освободить его голову, прежде чем он столкнется со своим следующим потрясением. Но, очевидно, успеха не достиг.

— Это и не может сработать, когда вам лгут, — сказал он, — а они лгали мне. Они вели себя так, будто я их собственная плоть и кровь. А когда увидели, что я не чувствую себя полностью их сыном, разочаровались во мне.

— Я разговаривал об этом с твоей матерью, с Эллен, и она очень сожалеет обо всем.

— Я тоже.

— Все не может остаться по-старому, Том.

Некоторое время он молчал.

— Думаю, мне надо пойти и поговорить с ними, но я не хочу с ними жить, чтобы продолжался весь этот обман!

«Никаких обманов! — подумал я. — Вот признак нового поколения. По крайней мере, оно не хуже других. В идеале это было бы прекрасно, но на практике это иногда оборачивается жестокостью».

— Ты не можешь простить им «Проклятую лагуну»?

— А вы бы смогли?

Я вынужден был задуматься над ответом.

— У них могли быть свои причины. Я могу представить себе совершенно отчаявшихся родителей, которые хватаются за подобные заведения, считая их спасительной соломинкой для своих непокорных сыновей и дочерей.

— Они были в отчаянии, это правда, — сказал он. — Ралф и Эллен очень легко впадают в отчаяние, они не могут жить без трудностей и буквально выкапывают их из-под земли. Но они боятся трудностей. Единственное, чего они хотели, когда я перестал быть их пай-мальчиком, это убрать меня с глаз долой. И на мою голову посыпались все эти ужасы.

Он положил руку на голову, словно пытаясь защитить себя от ужасов, он был близок к тому, чтобы рассказать все.

— Прости меня, Том. Что же такое страшное произошло утром в воскресенье?

Он в упор посмотрел на меня из-под руки.

— Они рассказали вам?

— Нет. Я прошу тебя мне рассказать.

— Спросите их.

Это было все, что он захотел сказать.

Я поднимался по извилистой темной аллее к вершине холма. Дом был ярко освещен фонарями, и в потоках их света оштукатуренные стены выглядели уродливыми и нереальными. То, как Ралф Хиллман вышел из дверей, попав в луч света, слегка попахивало мелодрамой. Он вовсе не был разбит, как его описывала Сюзанна, по крайней мере, внешне был спокоен. Его красивая серебряная голова была аккуратно причесана, лицо несколько напряжено, и держался он слишком прямо даже тогда, когда пробежал несколько шагов по направлению к машине. На нем был пиджак с круглым воротником цвета красного вина.

— Возвращение блудного сына, — сказал позади меня Том с наигранной бравадой. — Но они не убили убежавшего теленка, они убили блудного сына.

— Я думал, это лейтенант Бастиан, — сказал Хиллман.

— Вы ждете его?

— Да. Он говорил, что хочет мне что-то показать.

В этот момент он увидел в машине Тома, и глаза его вспыхнули.

— Мой мальчик!

— Да, как видишь.

Хиллман обежал машину и открыл дверцу с другой стороны.

— Иди сюда, дай посмотреть на тебя!

Бросив на меня взгляд, Том выбрался из машины, двигался он медленно и одеревенело, как старик. Хиллман обнял мальчика, потом отодвинул его от себя на расстояние вытянутой руки и повернул так, чтобы свет падал мальчику на лицо.

— Ну, как ты, Том?

— О'кей. А вы?

— Когда ты здесь, все прекрасно.

Несомненно, чувства Хиллмана были совершенно искренни, но способ их выражения был какой-то неправдоподобный. И я увидел, как Том потихоньку высвобождается из его рук.

Из дома вышла Эллен Хиллман. Я направился к ней, чтобы помочь спуститься с лестницы. В свете фонарей морщины на ее лице казались глубже, а лицо мертвенно бледным. Она выглядела такой исхудавшей, что напоминала жертву концентрационных лагерей. Жизнь теплилась только в ее глазах. Но вот она увидела Тома.

— Вы привезли его, мистер Арчер. Да благословит вас Бог!

Она взяла меня под руку, и я подвел ее к Тому. Он стоял с видом послушного сына, и она, поднявшись на цыпочки, целовала его грязное, со следами слез лицо.

После этого он отошел от них и встал, прислонившись спиной к машине, засунув большие пальцы рук за поясной ремень. Мне уже приходилось видеть ребят, стоявших так же, как стоял сейчас он, спокойных и разъяренных, в тот момент, когда их допрашивали люди в полицейской форме. Отдаленный шум шоссе чуть нарушал повисшее в воздухе молчание.

Том заговорил:

— Я не хочу обидеть кого-нибудь и никогда не хотел. Или, может быть, хотел, не знаю. Во всяком случае, выяснять это сейчас бесполезно. Вы знаете, что я узнал? Моими родителями были Кэрол и Майкл Харлеи. Вы уже в курсе дела?

— Я — нет, — быстро ответила Эллен.

— Но вы знали, что вы не моя настоящая мать?

— Конечно.

Она посмотрела на него, потом как-то задумчиво на своего мужа, но тот, казалось, вообще мыслями был далеко. Все происходящее, по-видимому, причиняло ему боль, и он хотел таким образом ее спрятать.

— А вы знали? — обратился Том к Хиллману.

Хиллман не ответил. Тогда Том заговорил высоким голосом, в котором не было ничего, кроме отчаяния.

— Я не могу оставаться здесь. Вы оба лжецы. Все эти годы вы разыгрывали длинный спектакль и, как только я отступил от правил игры, всадили в меня нож.

— Думаю, это не совсем так, — сказал Хиллман.

— О'кей. Значит, я не прав! Тогда поставьте меня к стенке и расстреляйте.

Мальчик был уже на грани истерики, но не это главным образом беспокоило меня. Он, видимо, метался от одного мира к другому, пытаясь понять, где же все-таки его место. Я подошел и встал рядом с ним.

— Никто не собирается наказывать тебя, — сказал Хиллман, — но покушение на человеческую жизнь — это то, над чем нельзя смеяться.

— Вы говорите ерунду! — сказал мальчик.

Хиллман вздернул подбородок:

— Не смей так разговаривать со мной!

— А что вы сделаете? Засадите меня в психушку и забросите ключ в море?

— Я не говорил этого.

— Не говорили! Только сделали это.

— Возможно, я поступил опрометчиво.

— Да, — вмешалась Эллен. — Твой отец поступил необдуманно. Давай забудем обо всем этом, вернемся в дом и станем друзьями!

— Он мне не отец! — упрямо повторял Том.

— Но можем же мы быть, по крайней мере, друзьями? Не правда ли, Том? — В ее взгляде и голосе слышалась мольба. — Можем же мы забыть обо всем плохом и просто порадоваться, что все позади и мы опять все вместе?

— Не знаю. Я хотел бы уехать отсюда на какое-то время, пожить один и все обдумать. Что-нибудь опять не так? Но ведь я уже достаточно взрослый!

— Это же нонсенс!

Хиллману не следовало этого говорить. Секундой позже я увидел по его глазам, что он и сам это понял. Он шагнул вперед и положил руку на плечо мальчику.

— А может, это не такая уж плохая идея? Мы интеллигентные люди и должны уметь ладить друг с другом. Послушай, в Орегоне есть охотничий домик, куда мы с тобой планировали поехать в следующем месяце. Мы можем отступить от расписания и отправиться немедленно, не так ли?