— Мы можем переговорить?

— Минут через тридцать, если вы не против. Только, увы, вряд ли я вам скажу что-то новое…

Артур проводил Кличевского взглядом. Девушка стояла, как вкопанная, держа пакет обеими руками. Кажется, она готова была броситься вниз по лестнице, если бы Артур не загораживал ей дорогу. Джинсы, оценил Чисоев. Вытертые, художественно порванные; из дорогого бутика. Блузка с бантом от Valentino. Туфли на низком каблуке, чтобы лишний раз не подчеркивать рост. Все, что пряталось в джинсах и блузке, было на уровне. На очень высоком уровне.

— Вы знакомы с Викой? — он шагнул ближе.

Девушка отступила к окну.

— Я работаю у Виктории Сергеевны. Мы все ее очень любим…

Моделька, понял Артур. Из Викиного агентства.

— Пойдемте на свежий воздух, — сказал он. — Я угощу вас кофе.

Она вздрогнула:

— Не стоит. Вы зря беспокоитесь…

«Да что ж она так меня боится?» — удивился Артур. Складывалось впечатление, что девушка встретила Чисоева не утром в больнице, где полно народу, а ночью, в темном переулке; что дикий хач-насильник вот-вот набросится на жертву. Он вернулся к лифту. Медленно, стараясь не делать резких движений, протянул руки ладонями вверх — будто собаку успокаивал.

— Как вас зовут?

— Таня… Татьяна Андреевна.

— Я сегодня не завтракал, Татьяна Андреевна. Я умираю от голода. Я хочу кофе. Черного и крепкого. У меня, как вы слышали, полчаса свободного времени. Уверен, поблизости найдется тихое, скромное кафе. Вы не составите мне компанию?

— Вы не завтракали? Совсем?!

— Совсем.

Девушку словно подменили. Крепче перехватив пакет, она быстрым шагом двинулась мимо Чисоева. Он нажал кнопку вызова лифта, но девушка не стала ждать.

— Пойдемте, — сказала она с лестницы. — Я вас накормлю.

Вокруг отцветала сирень. Крупные, махровые гроздья клубились облаками — закат над морем. В цветах жужжали редкие, бог знает откуда налетевшие пчелы. Одинокий шмель кружил над дощатым столиком, басовито гудя. Позже этот закуток оккупируют ходячие больные и их родственники, но сейчас здесь никого не было. За огромной липой, там, где начиналась асфальтовая дорожка, девочка лет шести прыгала по расчерченным мелом «классикам». Голова девочки от бровей и выше была плотно забинтована. Левая рука в гипсе, похожая на запеленатого младенца, висела на перевязи. Девочка морщилась — похоже, от боли — и все равно прыгала.

— Вот…

С деловитостью сестры, явившейся на продленку к младшему брату, Татьяна Андреевна опустошала пакет. Бульон, еще теплый, в литровом термосе. Судочек с куриными тефтелями. Ломтики свежайшей, воздушной булки. Из домашней хлебопечки, понял Артур. Два бокастых апельсина. Пластиковые стаканчики. Одноразовые ложка с вилкой. Достань Татьяна Андреевна серебряный столовый сервиз на двенадцать персон — Чисоев не удивился бы. Сейчас он был ребенком, который следит за фокусником и волшебным цилиндром.

— Кушайте, — велела девушка.

— А вы?

— Я завтракала. Мне нельзя много есть…

— Кофе? — вспомнил Артур.

Девушка покраснела от смущения. Так краснеют только рыжие — лицом, шеей, грудью. Она поднесла пальцы к губам, молитвенно сложив ладони. Глаза Татьяны Андреевны наполнились слезами.

— Нет, — прошептала она. — Кофе у меня нет…

— Толик!

Толик возник, как джинн из лампы.

— Организуй нам кофейка.

— По-быстрому? — Толик размышлял вслух. — На кругу в киоске наливают. Из аппарата. Или сгонять в «Шинок»? Как у нас со временем? В «Шинок» — минут за двадцать обернусь.

— Бери в киоске, — принял решение Чисоев. — Если не очень бурда… И тащи сюда. А потом дуй в «Шинок». Татьяна Андреевна, вам с молоком?

— Мне чаю, — тихо попросила девушка. — Зеленого. Пожалуйста…

Толик испарился.

Артур взял тефтельку. Такие готовила мама. Когда сыновья в детстве болели, мама места себе не находила. Это никак не отражалось на ее строгом, красивом лице. Мамино беспокойство находило выход на кухне, откуда неслись вкуснейшие запахи. И еще: когда Чисоевых-младших дразнили «тефтелями», отец, смеясь, объяснил, что «тефтель» — наше, родное слово, от тюркского «кюфте»…

— Куриная грудка, — сказал Артур с полным ртом. — Мама добавляла в фарш сырой белок. Лук она перетирала в кашицу…

Девушка кивнула:

— И размоченный батон. Без корки.

— Батон?

— Обязательно. Я варю тефтели с морковью, петрушкой и сельдереем. Меня научила бабушка, она хорошо готовит. Вам нравится?

— Очень!

— Запивайте бульоном. С вашим телосложением надо хорошо питаться…

— Что вы рекламируете? — спросил Артур.

Она снова покраснела, как если бы он добавил: «Нижнее белье?»

— Бриллианты, — сказала Татьяна Андреевна.

Девочка, игравшая в «классики», перестала прыгать. Привлеченная видом еды, она подошла ближе. Здоровой рукой взялась за чалму из бинтов, скребя повязки ногтями. Наверное, голова у девочки сильно чесалась.

— А я маму жду, — сказала девочка. — Она скоро придет.

Татьяна Андреевна улыбнулась:

— Тебе можно апельсин? Или ты хочешь тефтельку?

— Можно апельсин, — с уверенностью сказала девочка. — Если вам не жалко.

— Нам не жалко. Нам ведь не жалко, Артур Рустамович?

— Ни в коем случае, — согласился Артур.

Налив себе второй стаканчик бульона, он следил, как Татьяна Андреевна чистит апельсин. Ну конечно, бриллианты. Движения ее рук были удивительно пластичны. За ними хотелось следить, не отрываясь. И шея — наклон головы, осанка. Лебединая шея.

— Как ваша фамилия? — спросил он.

— Бойко. А что?

— Ничего. Просто так…

— Славникова, — девочка взяла дольку апельсина. Остальные дольки лежали на салфетке, дожидаясь своей очереди. — Моя фамилия Славникова. А зовут меня Светой…

Ничего, мысленно повторил Артур. Ничего себе. Значит, Бойко. Значит, бриллианты. Он даже не стал интересоваться, кем приходится Татьяне Андреевне директор ювелирной фабрики Андрей Николаевич Бойко.

— Я вас где-то видел? — Чисоев сделал глоток бульона. — Раньше?

— Да, — с вызовом ответила Татьяна Андреевна.

— В агентстве?

— Нет, раньше. В 93-м, во Дворце спорта. Мне тогда было шесть лет…

— Вы были на мемориальном турнире?

— Я вручала вам цветы…

Не помню, понял Артур. Да, вручали какой-то букет. Кажется, гладиолусы. Я стоял на пьедестале с кубком в руках, играла музыка… На моем месте должен был стоять Шамиль. Если бы не коньяк, будь он проклят, если бы я остановил Шамиля, а не подливал рюмку за рюмкой… Там, на пьедестале, я был уверен, что получил удачу из рук отца — задним числом. Второй, стал первым. Как же я ошибался…

— Забыли? — девушка улыбнулась. — Ну да, конечно…

Протяни руку, думал Артур. Спроси телефон; назначь свидание. Пригласи в ресторан, за город, за границу, в Париж или на Канары. Не ради быстрой постели, а с дальним прицелом. Давай! Все удастся легче легкого. Модель, она умеет готовить, как мама. Дочь ювелира Бойко, а значит, твои деньги для нее — обычное дело. Влюбленная в тебя, дурака, с детства. Протяни руку и возьми. Откуда-то он знал: можно. Это проще, чем очистить апельсин. А еще он знал, что Вика мертва. Даже если смерть Виктории Чисоевой не подтвердит при встрече профессор Кличевский. Даже если не сегодня — завтра, через неделю. Вопрос времени. Дело прошлого. И вот — подарок. Кубок в честь победы. Новая жена вместо старой. Надо радоваться, благодарить; брать, пока дают, не спрашивая, над кем победа, и победа ли это…

Вернулся Толик с кофе и чаем.

10:00

…первый транш в пятьдесят миллионов…

Охранники при виде хозяина взлетели орлами:

— Добрый день, Артур Рустамович!

— Привет, Костя. Привет, Стас. Как обстановка?

Он заставил себя улыбнуться.

— Все нормально, Артур Рустамович. Происшествий нет.

— Ну и ладушки…

Шамиль удивлялся: кто ж с охраной здоровается? Быки, живая мебель. Да только ли Шамиль? В глаза подтрунивать не решались, но за спиной чесали языки. Артур помалкивал и гнул свое. Переброситься парой слов — язык не отвалится. Зато отношение другое. И помнят: шеф все видит, всех по именам знает. Лучше не нарываться.