После минутной заминки я сформулировал свою просьбу:

— Слышь, браток, начкара позови!

— Это еще зачем? — помедлив и оглядев меня сначала с ног до головы, недовольно отозвался дежурный с одной лычкой на погоне.

— Разговор есть, — как можно солиднее бросил я. Еще немного помедлив, ефрейтор повернул голову в сторону казарм, повертел ею туда-сюда и громко крикнул:

— Тарищ капитан! Тут какой-то штатский до вас докапывается!

Не прошло и двух минут, как откуда-то вынырнул «тарищ капитан». Сначала он глянул на ефрейтора, тот молча кивнул головой в мою сторону, и офицер сфокусировал свой взгляд на мне. Был он невысокого роста, довольно молодой, подтянутый, с усталым недовольным лицом.

— По какому делу? — его голос звучал не очень-то любезно.

— Да вот, объявили военное положение… — начал я, но капитан меня тут же перебил:

— Ну и что?

— Так я тут в отпуске! Сообщения с Большой землей нет, к месту приписки попасть не могу… — это пояснение также было прервано капитаном:

— А я тут при чем? Я тебе что — справочное бюро? Дуй в Калининград, в облвоенкомат, там и разбирайся!

Ну что, облом? Я лихорадочно думал, что делать дальше. Вот всегда у меня так — когда надо принимать быстрое решение в экстремальной ситуации, у меня мысли скачут, как блохи… и в конце концов мой выбор обычно оказывается ошибочным. Может, и в самом деле надо добраться до облвоенкомата? Пойти, так сказать, нормальным официальным путем? Я потоптался еще с минуту у КПП и повернул обратно к автобусной остановке.

Тем временем, пока я совершал утреннюю прогулку, а потом маялся фигней у ворот воинской части, события на границе с Польшей зашли уже довольно далеко. Все началось с того, что под утро те, кто не спал, сидя на дежурстве, заметили странное свечение неба, кратковременные перебои со связью, несколько резких порывов ветра — и все пришло в норму. Лишь единицы смогли полюбоваться мистическим зрелищем — во внезапно сгустившейся и тут же снова просветлевшей предрассветной дымке южнее Мамонова и Железнодорожного исчезли здания пограничных и таможенных пунктов на польской стороне, да и весь ландшафт заметно преобразился. Куда-то пропали все постройки, возведенные за последние десятилетия. Деревья, которыми было обсажено шоссе, стали выглядеть явно моложе и вдруг оделись зеленой листвой, исчезли все таблички и надписи на польском языке, а на шоссе явственно проступил стык между дорожным полотном с нашей и с той стороны. Естественно, что в таких обстоятельствах обычная процедура пограничного перехода сделалась невозможной. Пока местное начальство таможенников колебалось — стоит ли названивать, поднимая из постелей свое сонное начальство в Калининграде, а погранцы автоматически сообщили о случившихся непонятках дежурному в погранотряд, получив от него порцию мата за нелепый розыгрыш среди ночи, решено было, от греха подальше, пока тормознуть всех желающих попасть в Польшу.

Между тем с польской стороны на шоссе стали появляться машины, которые можно было бы назвать мечтой коллекционера, — черный «Опель Капитан», светло-серый «Опель Кадет», два грузовика «Блитц» в армейской раскраске. Потом одна за другой появились три подводы на пневматическом ходу, влекомые флегматичными битюгами. Последним перед пограничным пропускным пунктом остановился сияющий черными, как будто лакированными, боками солидный «Мерседес». Несколько человек (среди штатских выделялись двое в форме вермахта и один — в светлой форме люфтваффе) вышли из автомобилей и, явно не веря своим глазам, рассматривали деревья с наполовину облетевшей золотистой листвой, указатели на русском языке, трехцветный флаг, эмблемы с двуглавым орлом и вереницу легковушек, грузовиков и автобусов никогда не виданных ими ранее моделей перед контрольным пунктом.

Один из офицеров в форме вермахта подошел к контрольному пункту и стал выспрашивать что-то на ломаном польском. Ему ответили по-немецки. По мере развития диалога лицо его все больше вытягивалось, он заметно занервничал и, прервав разговор, быстро вернулся к своему автомобилю, на ходу бросив несколько фраз окружившей его группе немцев. Вскоре легковушки и два грузовика стали разворачиваться на шоссе и отправились в обратный путь. Некоторое время спустя за ними последовали и подводы. Еще через полчаса на дороге показался мотоцикл, высадивший недалеко от пограничного перехода парный полицейский пост, который стал заворачивать обратно всех едущих и идущих по шоссе.

Не прошло и полутора часов, как пограничники и таможенники получили наконец какие-то распоряжения сверху. Они принялись разворачивать очередь автомобилей, скопившихся перед КПП, и, подгоняя водителей при помощи всего богатства русской лексики, направлять их в обратную сторону, к Калининграду. Еще через час к КПП подъехал БТР-70 и грузовик «Урал», из которого стали выскакивать пограничники и, повинуясь командам лейтенанта, разбегаться в стороны от шоссе, занимая позиции и начиная окапываться. БТР сдал немного назад и встал у поворота дороги, частично спрятавшись за угол старого кирпичного здания еще немецкой постройки.

Перед зданием облвоенкомата гудела толпа. Но здесь уже было видно некое подобие организации: перед зданием было расставлено несколько столов, за которыми сидели военные с какими-то бумагами. К этим столам выстроились очереди. Покрутив головой и обнаружив столик с надписью «Информация», я пристроился в хвост самой длинной очереди.

— Ну, что тут? — спросил я своего собрата по несчастью, стоявшего передо мной.

— Все просто: сортируют нашего брата и расписывают — кого куда. Ща узнаем, к какому столику пристраиваться, а там уже скажут… — он махнул рукой.

Наша очередь продвигалась неспешно, но вот наконец и я предстал перед мужичком явно пенсионного возраста в защитного цвета рубахе без знаков различия. Его камуфляжная куртка с серым воротником искусственного меха висела на спинке стула.

— Военный билет есть? — бросил он, на мгновение оторвав взгляд от списков и посмотрев на меня.

— Нету. В отпуске же… — я отрицательно помотал головой.

— Тогда паспорт, — мужичок опустил голову, снова уткнувшись в свои списки. Я протянул свой паспорт. Мужичок раскрыл его и стал аккуратно, не торопясь, записывать мои паспортные данные. Покончив с этим делом, он задал следующий вопрос:

— Состав?

— Командный, — отозвался я. Очередной вопрос не заставил себя ждать:

— Звание?

— Старший лейтенант.

— Код военно-учетной специальности?

— Что, я ее наизусть помнить должен?! — возмутился я. — Командир мотострелковой роты.

Мужичок никак не отреагировал на мое возмущение, неспешно вписывая мои данные в графы от руки разлинованной таблицы, и приписал в конце: «Заполнено со слов». Затем он снова оторвал взгляд от списков и вынес вердикт:

— К столику номер два, — и с этими словами он протянул мне листок с моими данными, заполненный под копирку. Хорошо, хоть второй раз все повторять и записывать не придется. Когда подошла моя очередь у второго столика, я молча положил перед сидевшим там капитаном свой листок. Пробежав его глазами, он протер носовым платком шею (припекало, надо сказать, уже изрядно — как будто не октябрь, а прямо июль!) и меланхолически произнес:

— Ну, роты вам, пожалуй, нигде не отыщется…

— И не надо! — поспешно поддержал его я. — Мне и взвода многовато будет.

— Ну, это как получится, — столь же меланхолически ответил он. — Тут у нас неподалеку как раз мотострелковая часть развертывается. Там вас куда-нибудь определят.

Он заполнил бланк предписания и назвал мне смутно знакомый адрес. Кажется, именно по этому адресу я в незапамятные времена, еще школьником, был в музее боевой славы 1-й Гвардейской Пролетарской Московско-Минской орденов кого-то там дивизии (по нынешним временам, впрочем, дивизия — в связи с неуклонным ростом мощи наших Вооруженных сил — усохла до бригады, а бригаду вскоре урезали до полка).

На КПП 7-го омсп меня встретили чуть более дружелюбно, чем в Переславском. Дежурный офицер с повязкой, глянув на мое предписание, протянул: