ВОСКРЕСЕНЬЕ
Который раз в последний день недели
Тип отвратительный преследует меня.
Чуть свет является ко мне еще в постели.
Он мой двойник, он то же, что и я.
За книгу спрячусь я, укроюсь в кинозале,
Но он уж тут как тут, всё время по пятам.
Нахальней спутника вы встретите едва ли —
Настигнет здесь и доберется там.
В его глазах я вдруг замечу хворость,
На голове уже редеющую поросль.
Сдаю анализы потом мочи и крови,
О пошатнувшемся всё думаю здоровье.
Я стану думать о том, что недопил,
Припоминать, когда недолюбил.
Считать все эти «недо» позади.
И сознавать — нет шансов впереди.
А дни бегут, слабеет дух и тело,
Вот-вот свалюсь, хватая воздух ртом.
Я понимаю — что-то надо делать,
Но начинаю — чувствую — не то.
Но слава Богу, день уж на исходе,
И новых будней трудовых звезда восходит.
Мне снова легче, кончилось мученье,
И снова стало прошлым воскресенье.
О ТЕЩЕ
Я жил тогда у тещи,
Я был себе не рад.
Скажу короче-проще —
Не жизнь — кошмар и ад.
Ох, теща — тип былинный —
Что в вышину, что вширь —
Обновка в магазине
С названьем «Богатырь».
И я певец безвестный,
Трудясь немало лет,
Создал ее словесный
Законченный портрет:
Вот в гамаке подвешенный
Вздыхает тяжело
Кусок свинины бешеной
В сто пятьдесят кило.
А рядом, чуть убористей, —
Отсюда вонь и брань
Бордюр багрово-пористый,
А посреди — лохань.
Лохань не закрывается —
Проснись в любую рань.
Ртом странно называется
С помоями лохань.
Я ту лохань захлопнул,
Потом пошел под суд.
Я выпил водки стопку,
И несколько минут
Я был самим собою,
Я выход чувствам дал,
Я ей нанес побои,
Что думал, то сказал.
О том, о сем, о разном.
И начался бедлам.
Ногой в ботинке грязном
Ударил по зубам…
Пускай все вышло скверно,
Но, честно говоря,
Я знаю достоверно,
Что жизнь прожил не зря.
МОЙ СТАРШИЙ ДРУГ
А.Т.
Мой старший друг… Пред ним навек в долгу я.
Уму и разуму когда-то научил.
Ни перед ним, ни вами не солгу я —
Я много лет вино сухое пил.
Я пил его без вкуса и без жажды.
Глоток обильною едою заедал.
И не мешал питья, но вот однажды
Мне друг урок хороший преподал.
Была та выпивка обычной, беспричинной.
«Так это ж ёрш!» — я в ужасе вскричал.
Мой друг ответил: «Саша, будь мужчиной!»
И тот протест навек во мне застрял.
С тех пор урок я помню очень живо.
И что ни льют мне — больше не ропщу.
И даже если водку плещут в пиво,
Я лишь кивну и скромно промолчу.
* * *
Друзья, вперед,
Труба зовет,
Труба зовет протяжно.
Куда зовет —
Уже не в счет,
Давно уже не важно.
Вставай, сосед,
Стреми скелет,
Где нас еще не знают.
Не то, сосед,
Сожрут обед
И кости обглодают.
И мы встаем,
Орлим, поем
Серьезно и солидно.
И мы не прочь,
Хоть всюду ночь,
И ни хрена не видно.
Каким ты был,
Штаны носил,
И мухи не кусали.
Была семья —
Свинья и я,
Мы новый быт ковали.
Но повело
Не в то село,
И нас обворовали,
Но без вины
Сняли штаны,
Что было оборвали.
Теперь штаны
Нам не нужны,
И ничего не надо…
Зачем, скажи,
Такая жизнь
И эта серенада?
Друзья, вперед,
Труба зовет,
Натужно и протяжно.
Куда зовет —
Давно не в счет,
Давно уже не важно.
ОДНАЖДЫ
Однажды, весной изнуренный,
Не зная, чем время занять,
Измятый и несколько сонный
Я вывел себя погулять.
Болезни, как бедность, — в наследстве
(Потомственный интеллигент!):
Коклюш, перенесенный в детстве,
Колит в настоящий момент.
Мой быт — катафалк с бубенцами,
Работа — иссякший карьер,
И сам я — игратель словами
За ширмой солидных манер.
А рядом дразнящим парадом
Проходит гуляющих строй.
Какие сулящие взгляды
Тут встретишь весенней порой.
Помчать бы легко и открыто
За парой волнительных ног…
«Фу!» — крикнул себе я сердито
И жёстко рванул поводок.