– Оплата за проживание – в день выезда. Буфет платный. Готовят только завтрак и ужин. Обедать можете в кофейне напротив, через дорогу. Там, вроде, нормально… Сейчас подниметесь по лестнице на второй этаж, повернете направо, дойдете до конца коридора. Последняя дверь справа.
По скрипучей деревянной лестнице Петр поднялся на второй этаж. Открыв дверь, он с удивлением констатировал, что номер-то, оказывается, довольно неплохо оборудован. В нем было все необходимое – небольшой холодильник, ЖК телевизор на стенке и даже розетка для выхода в интернет. Стилизованная под деревенский стиль добротная мебель, сделанная из массива дерева и покрытая светлым лаком, выглядела почти новой. Санузел блестел идеальной чистотой и белел стопками махровых полотенец.
«Красота!», – обрадовался Петр и, вспомнив, что его ждут в соцслужбе, посмотрел на настенные часы.
На часах было уже 17.00. Петр быстро вытащил из сумки вещи и развесил их в шкафу. После этого он достал планшетник и подключил его к электрической розетке, заряжаться. Спешно покинув номер, Петр сбежал по лестнице вниз, и, подойдя к стойке, поинтересовался у Аллы Степановны:
– Вы, случайно, не знаете, соцслужба отсюда далеко?
– Выйдете из гостиницы – сразу повернете налево. Пойдете по нашей стороне улицы, дойдете до перекрестка со светофором, пересечете его, после перекрестка будет стоять большое здание с колоннами – это Драмтеатр, его тоже пройдете, а уже за ним сразу же увидите соцслужбу. Желтое четырехэтажное здание. Отсюда минут пятнадцать пешком, или пять минут на троллейбусе – остановка «Драмтеатр», – не отводя глаз от экрана телевизора, отчеканила Алла Степановна.
Петр выскочил на улицу, быстро посмотрел вправо и, не увидев поблизости ни одного троллейбуса, решил добраться до соцслужбы пешком. На улице по-прежнему было очень темно.
«Такое ощущение, как будто сейчас очень поздний вечер, а ведь на дворе всего-то пять часов… Наверное это все из-за плотных и низких туч. Ну ничего, вроде бы поднимается ветер, к завтрашнему дню он обязательно их разгонит…»
Приподняв воротник, Петр быстро пошел по тротуару. Ветер заметно усилился. Поднимая над землей мелкий мусор и обрывки газет, он дул почти из каждого переулка. Попадая на Центральную улицу, он гнал то вперед, по ходу движения Петра, то вдруг разворачивался и впивал прямо ему в лицо острые песчинки и пыль.
Эту газету Петр заметил еще издалека. Словно большая белая птица, она плавно летела вдоль по улице навстречу ему. В очередной раз зажмурившись от попавшей в глаз соринки, Петр остановился и заморгал. Наконец соринка исчезла. Петр поднял голову и увидел, что газета, которая еще совсем недавно была довольно далеко, за это время заметно приблизилась и снизилась. Теперь она просто парила, едва покачиваясь в воздухе на уровне крыш трехэтажных особняков, метрах в пятидесяти от Петра. Петр сильно прищурился, стараясь ограничить попадание мусора в глаза, и, посматривая на газету, поспешил в соцслужбу. Газета, словно увидев, что он снова начал идти по тротуару, тоже возобновила свой полет, с каждой секундой приближаясь все ближе и ближе. Петр теперь был занят только ей.
«В меня хочешь попасть, что ли? Не получится!», – не переставая наблюдать за ее полетом, Петр огляделся, пропустил две машины, и быстро перешел на другую сторону улицы. Газета, не ожидая от него такого маневра, на мгновение остановилась, а потом, резко сорвавшись с места, словно коршун, рванула прямо на Петра. Поравнявшись с газетным киоском, Петр вдруг метнулся вправо, пугая редких прохожих, два раза обежал киоск по кругу и, едва не попав под колеса троллейбуса, двигавшегося в сторону его гостиницы, перебежал улицу в обратном направлении. Он остановился и, восстанавливая дыхание, огляделся.
Газеты нигде не было.
«Так то! Люди умнее газет!», – довольно усмехнулся он и пошел дальше.
Сделав несколько шагов, Петр вдруг услышал позади себя шелест бумаги. Он резко обернулся, и в это мгновение, та же газета, оказывается, все это время парившая в засаде за ближайшим деревом, взмахнув своими половинками, словно большими белыми крыльями, устремилась к его голове. Петр быстро-быстро замахал руками, пытаясь сбить ее на землю, но в самый последний момент газета каким-то чудом изловчилась, схлопнула свои половинки и, зигзагообразно изогнувшись, проскользнула меж его рук. В следующее мгновение она снова раскрылась и прилипла к его лицу, плотно завернувшись на затылке.
– Ах ты гадина! Думаешь, упаковала мою голову и все – победила? Щас я тебе, тварь, крылья-то пообрываю! – глухо проорал Петр и, вне себя от злости, резко сорвал газету с головы.
Сначала он порвал ее на две большие половинки. Лицевую он смял и сунул в карман пальто, а вторую, старательно изорвав на мелкие клочки, выбросил в чугунную урну, стоявшую рядом с ближайшим фонарным столбом. Взявшись за первую половинку, Петр увидел, что газета имела нехитрое название «Н-бургский вестник», а на ее самой первой странице была напечатана большая фотография очень веселого тракториста, стоявшего возле своего начищенного до блеска трактора и нагло улыбающегося во весь свой золотой или серебряный рот.
«Передовик Федор…», – успел запечатлеть в своей памяти Петр часть названия статьи, до того, как и эта половина газеты последовала примеру предыдущей, оказавшись в урне в виде очень мелких клочков.
С облегчением вздохнув, Петр взглянул на часы и почти бегом помчался в соцслужбу.
Как и обещала Алла Степановна, идти действительно было совсем недалеко – уже через несколько минут он входил в светло-желтое четырехэтажное здание соцслужбы.
Петр взбежал по лестнице на третий этаж и вошел в кабинет № 35. Именно этот кабинет указала ему Катя, работница соцслужбы, дозвонившаяся до Петра сегодня утром.
Он закрыл за собой дверь и огляделся. Кабинет оказался очень просторным, почти правильной квадратной формы. По периметру, чередуясь с невысокими стеллажами для бумаг, стояли четыре стола, доверху заваленные горами разноцветных папок. За тремя столами – двумя справа и одним – напротив входной двери, восседали три очень похожие друг на друга женщины средних лет. Следуя какому-то странному, и, кажется, только им известному направлению моды, эти три женщины сделали себе абсолютно одинаковые прически – их волосы были выкрашены в неестественный красно-коричневый цвет и затянуты на макушке очень тугим и очень крупным узлом. Не в силах отвести глаза, Петр около минуты, как завороженный, поочередно таращился на эти фантастические по своему цвету и размеру узлы, пытаясь придумать подходящее название для этого необычного течения местной моды. Не придумав ничего более подходящего, чем «поголовный шаризм», он усмехнулся и, оторвавшись, наконец-то, от шаров, продолжил рассматривать кабинет. В дальнем левом углу сидела за своим столом четвертая работница этого кабинета – довольно миловидная девушка, шатенка, лет двадцати пяти.
Поняв, что все четыре сотрудницы соцслужбы слишком заняты своими бумажными делами, и не обращают на него абсолютно никакого внимания, Петр громко покашлял и произнес:
– Добрый день. Я – Петр Иванов. Сегодня утром я разговаривал с Катей, по поводу похорон своей родственницы, Вероники…
В следующее мгновение в кабинете случилось такое странное, и в то же время занимательное действие, о котором Петр потом еще очень долго вспоминал. Все три работницы, которые сидели справа и напротив входной двери, так и не вымолвив ни одного приветственного слова, внезапно пригнулись и спрятались за своими баррикадами из бумаг и папок. Теперь кабинет представлял из себя довольно комичную картину – над столами и папками виднелись только три больших красно-коричневых шара, размером с голову, которые плавно покачивались и иногда слегка вздрагивали, следуя за движениями своих хозяек.
Девушка, сидевшая в левом углу, повела себя абсолютно иначе – она приветливо махнула рукой и радостно сказала уже знакомым Петру голосом:
– С приездом! Это я вам звонила. Присаживайтесь, пожалуйста, к моему столу.