Ну, иди!
Позванные Зацепою-Путятиным часовые вывели поляка. Он был бледен, на лбу виднелись капли пота, но под лихо закрученными усами играла довольная
улыбка.
Пора бы и кончать!—вымолвил ворчливо Пугачев.— Спать чтой-то хотца...
Надо раньше энтого... сокола залетного допросить «Дружки» пишут, что, мол, внимания заслуживать
Начался допрос стоявшего до тех пор в стороне молодого белокурого человека. У него было плоское, чисто славянского типа лицо с мелкими, по-своему приятными для глаза чертами, ровно подстриженная бородка, отливавшая красниною, жиденькие усики, нос луковкой и серо-голубые глаза, смотревшие на окружающее с наивным любопытством.
Ну, парень, докладывай! По какому такому государственной важности делу решился ты потревожить его царское величество?—начал Зацепа.
Желая принести посильную пользу народам, населяющим российскую империю,— зачастил явно заученную речь белокурый,— решился я, преодолевая многие трудности и пренебрегая опасностью для живота моего, обратиться к его царскому величеству с меморией, сиречь, докладной по государственным делам запиской...
Из подьячих, что ли? — небрежно осведомился Пугачев. И покосился в ту сторону, где за не доходившей до потолка тесовой перегородкой находилась новая «полоняночка». Ему показалось, что кто-то там, за переборкой, всхлипнул.. Наморщил брови.
А ни боже мой! — запротестовал белокурый.— Мы по купечеству...
Из шкуродралов, значит? Так! Ну, докладывай!
С малых лет задумываясь о том, как бы полутче устроить все в российском государстве...
Эвона, куда махнул?!—добродушно изумился Пугачев.—С малых лет хорошо в бабки, а то в городки играть.. Ну, послухаем..
Возлюбя всяческие науки..
Поди, драли?
Стремился я к расширению моего умозрения.
А ты покороче! Что мне с твоего умозрения?
Размышляя о причинах нестроения в российском государстве, нашел я оные причины в несоответствии государственного строя с законными вожделениями самого населения, которое, будучи от природы награждено острым умом, издревле стремится к прекращению тиранских поступков своих правителей...
От Катьки да от ейных полюбовников, дисти- тельно, многие тиранства идут! — качнул головой Пугачев.— Она, немка, нашего первородного, можно сказать, сыночка и наследника свят-отеческого престолу правов лишить замышляет. Собирается, говорю, на престол-то святой какого-то своего полюбовника посадить... Но мы ей бока огладим, рога пообломаем. Мне цесаревич и то пишет. «Долго ли, мол, тятя, буду я терпеть злое тиранство маменькино и ейных полюбовников...»
Опять Зацепа предостерегающе крякнул.
Располагая неким достатком, сиречь денежными средствами, с согласия родительницы моей отправился я три года тому назад в заграничные земли, дабы изучить тамошние порядки.
Ничего хорошего там нет! — вымолвил Пугачев.— У нас лутче. Люди сытнее едят... Ну, договаривай, парень. Только поторапливай! А то мы должны еще важным делом заняться.
Он покосился на перегородку.
Изъездивши многие страны, нашел я, что наибольший порядок имеется у короля шведского в его королевстве. А почему сие? А потому, что права королевские там ограничены.
То есть, как это? — полюбопытствовал Пугачев.
Имеется у них, шведов, наподобие нашего Сената— рыксдаг, то есть представительная палата. Само население выбирает в оный рыксдаг депутатов. Коих выбирает благородное сословие, коих духовенство, а коих градское сословие, сиречь бюргеры..
Ты это к чему, парень? — воззрился Пугачев.
И король шведский не имеет права без согласия риксдага новые подати да налоги вводить, армию уменьшать или увеличивать, а буде ежели пожелает с кем войну вести, то должон предварительно о том советоваться...
Это нам плевое дело! Без совета с министрами и Катька ничего не делает...
И будучи в Штокгольме-городе, того королевства столице, узнал я от верных людей, что такое у них намерение имеется, чтобы королевской власти совсем не было».
Корольку своему, значит, перо вставить хотят? — обрадовался Пугачев.— Здорово! Пущай их!
А намерены они, шведы, чтобы заместо короля наследственного да был у них государству начальник но народному выбору и был бы его правам срок, скажем, в три или четыре года...
А потом как?
А потом население нового начальника государству выбирает...
Народишко-то? — изумился Пугачев.— Ой, парень, брешешь ты что-то! Как же это можно, чтобы народ нам кого в правители выбирал? Да где же это видано? Царь, так царь, чтобы божьего милостью.» Опять же, помазанный на царство... А как почнут выбирать, то будут только булгачить...
История нас учит, что в древности многие государства по целым столетиям без царей обходились Это республика называется...
Как это?
К примеру сказать у эллинов, сиречь древних греков, так было.
У пиндосов? Нашел кого в пример ставить?! То-то их турка и прищемил. И пищать не смеют...
Было сие также у древних римлян до кесарей!
А нам-то что от того? Мало кто с ума сходил?! — засмеялся Пугачев.— Ну их, твоих пиндосов, к ляду. Ты лутче вот что... С которого, гришь, городу?
Из города Серпухова.
Есть такой! Знаем! Бог поможет, приведем и Серпухов под нашу высокую руку... А пока что брось ты, парень.»
Что бросить?
Языком молоть. Ни к чему это! А ежели ты нашему царскому величеству служить желаешь, то бери-ка, скажем, ружье, а то хоть пику. Конька какого там дадут станишники...
Я верхом не могу! — смутился белокурый.
Свалиться боишься, что ли? Как мерзлые штаны на заборе, так ты на лошади? Ну, валяй к пехтуру!
В солдаты?
А чего нет? Вымуштруют, небось! Дело не мудрое. Не в енаралы же тебя сажать?
Я на то призвание не имею!
Какое такое призвание? В дьячки что ли мостишься? Так дьячки нашему величеству сейчас без надобности...
Я полагал, для разрешения важных государственных вопросов... Будучи знаком с иностранными порядками...
Брось! Рылом не вышел!
Пугачев поднялся и решительно сказал:
Ну, будет языки чесать, а то волдырь вскочит. Убери ты его, граф. Наш канцлер вчера мне все уши протурчал, что, мол, в походной канцелярии писарей не хватаеть. Приткни его туды.
Ваше вели...
Нишкни. Законы писать вздумал? Царь выборный да еще на срок тебе нужен? Городишь ты чушь, парень: ну тебя...
Да я_.
Уходи, пока цел! — нахмурился Пугачев.— Царя ему выборного захотелось?!
Прирезать его что ль? — осведомился равнодушно Зацепа.
Белокурый помертвел.
А хоть и веревкою удави! — ответил Пугачев, зевая и торопливо крестя рот.— Ему, сукиному сыну, царя выборного понадобилось..
Остановился. Вспомнил, что серпуховец пробрался в Чернятинский стан с письмами от разных далеких «дружков».
С Рогожского кладбища кого знаешь? — осведомился он у начавшего от смертельного испуга икать серпуховца.
Отца... отца... отца...
И сына, и святого духа! — смеясь, вымолвил Зацепа.
Отца Варнаву..
Варнаву знаешь? — удивился Пугачев.
Он... грамотку... дал!
По ошибке должно! Не думал, что ты дурак такой. Ну, черт с тобой! Ради Варнавы, душевного человека...
Гостил однова у него. Живи... Сдай его, граф, господину нашему канцлеру, пущай подметные грамотки пишет...
Выждав, когда Зацепа увел серпуховца, еле передвигавшего ногами и все еще икавшего, Пугачев направился за перегородку. Оттуда донесся его голос:
— Ну, ты, гладкая! Чего в угол забилась? У-уй, горячая какая... А сними-ка ты с меня сапоги. Так. Теперь ложись. Да не вздумай реветь, дуреха... Съем я тебя что ли. Да рубашку сними с себя!
Громоздкая деревянная кровать заскрипела под тяжестью двух тел...
ГЛАВА ПЯТАЯ
П
оздней ночью, перед самым рассветом, когда уже меркли звезды, настойчивый стук в дверь разбудил Левшина. Первым делом его было схватиться за лежавшие у изголовья пистолет и саблю.