Он бросил на Тида абсолютно лишенный жизни взгляд, ибо зрачки его глаз выглядели так, будто они были запрятаны под толстенным слоем пыли, потом неторопливо сложил свои мощи в кресло, стоящее в самом углу комнаты. Невольно создавалось впечатление, будто природа наделяла этого человека энергетикой в последний день творения, когда сама умирала от крайней усталости. А когда Лейтон вдруг зевнул, Тид успел заметить его крохотные, как у ребенка, зубы...

– Кто-то явно собирается шарахнуть по вашей голове здоровенной дубинкой, мистер Морроу. – Увы, это был не вопрос, а непреложная констатация факта.

– Да, вы правы, похоже, именно так оно и есть.

– Должен заметить, она была на редкость «занятой» женщиной. По крайней мере, с тех пор, как вышла замуж за Марка. Мне точно известны по меньшей мере трое парней, с которыми она умудрилась переспать. За весьма короткое время. – Он медленно отсчитал их на влажных и желтых от никотина пальцах. – Лонни Раваль, Люк Колвиц, судья Кеннелти... В прошлом году собственными ушами слышал, как на пикнике они обменивались своими, так сказать, впечатлениями. Наверное, у нее была непреодолимая тяга к «зрелым дядям». – На его лице появилась и исчезла совершенно нерадостная улыбка. – Послушай, Рич, когда ты пишешь о скандалах в мэрии, ты включаешь в свои репортажи эту тему тоже?

На лице Севарда, как ни странно, появился смущенный румянец. Это у профессионального-то репортера!

– В общем-то как-то раз мне действительно довелось побывать у них, чтобы взять интервью лично у самого Марка Карбоя, – отозвался он. – Но мэра совершенно случайно не оказалось дома, поскольку ему неожиданно пришлось уехать срочно улаживать какие-то проблемы с покупкой автобусов... Зато его жена была дома, и уже минут через десять до меня вдруг дошло, что, задержись я там еще хоть на пару минут, мне придется писать о нашем мэре только хорошее и исключительно в превосходной степени. Хотя бы для того, чтобы, как мне тогда казалось, облегчить мою провинившуюся совесть! Поэтому я немедленно, как у нас в газете принято говорить, сделал ноги. Боюсь, она тогда очень плохо обо мне подумала...

Лейтон лениво перевел сонные, «покрытые пылью» глаза на Тида Морроу:

– Кстати, мой юный друг, мне кажется, она готова вертеть хвостом перед любым, кто реально поможет Марку либо, по крайней мере, принесет меньше вреда. В силу чего я собираюсь внести вас в мой личный список тоже. Не возражаете?

Тид с трудом заставил себя усмехнуться:

– Надо же, а мне почему-то искренне казалось, что всему виной мое личное обаяние, и только. Ладно, капитан, согласен. Если все это не какая-то странная игра и вы на самом деле собираетесь помочь мне, может, это даже и к лучшему. Валяйте, добавляйте меня в ваш личный список грешников.

Севард странно посмотрел на него – как ему показалось, с презрением – и тут же отвернулся.

А Лейтон странно мягким тоном заметил:

– Полагаю, вы все-таки возили ее туда, в этот кемпинг у озера. Причем не один раз.

– Нет, обычно... то есть в последнее время она туда ездила сама. Чтобы встретиться со мной. Днем в конце недели, поскольку другие кемпинги были уже закрыты.

Севард молча стоял у окна, сцепив руки за спиной и покачиваясь с носков на пятки и обратно.

– Она пыталась выкачать из вас информацию? Узнать, что именно ваш Деннисон планирует предпринять?

– По-своему, да, конечно же пыталась. Но ей это так и не удалось: я никогда и ни при каких обстоятельствах ничего ей не говорил. Мы окончательно расстались, когда... когда она попыталась заставить меня дать твердое обещание, что с ее мужем «обойдутся полегче».

– Полагаю, кто-то все-таки видел, как она ездила на своей машине туда, а затем обратно?

– Честно говоря, не знаю.

Капитан тяжело вздохнул:

– Севард, похоже, считает, что я готов на все, лишь бы вытащить вас из трудного положения, Тид.

– Боюсь, теперь я в этом уже совсем не уверен! – не поворачиваясь, резко ответил Севард.

– Дело тут совсем не в морали, Ричи, – мягко возразил ему Лейтон. – Просто речь идет об убийстве, только и всего. Меня держат в полиции только для того, чтобы при виде моей потрепанной одежды, обшарпанной старой колымаги и чертовой закладной на убогий домишко кричать на всех углах: «Смотрите, у нас, в полиции Дерона, самый честный полицейский в мире!» Ну а я тоже изо всех сил стараюсь держать мои руки чистыми, кристально чистыми, мистер Морроу! Поэтому, когда ради чего-то приходится идти на сознательный риск, мне совсем не хочется, чтобы какой-то сукин сын отрубил их по самые локти! А теперь, Тид, прекрати прожигать взглядом этот старый протертый коврик и подними глаза на меня. Скажи: ты убил ее? – Его противный тонкий голос звучал так, будто ржавую железяку изо всех сил терли крупным наждаком.

– Нет, не я... Клянусь, я ее не убивал!

– Хорошо, пошли дальше. Вчера вечером она была вместе с тобой в том самом кемпинге у озера?

– Нет.

– Ты получал от нее какие-либо подарки на память, которые могли бы связать вас двоих вместе?

– Нет.

– Они могут найти что-либо дискредитирующее тебя среди ее личных вещей?

– Исключено!

Капитан медленно вытащил свои кощеевы мощи из кресла.

– Послушай, Тид, в отличие от Севарда у меня нет ни малейшего желания осуждать тебя по моральным соображениям. На такое попадались люди и куда лучше нас с тобой, дружок. Думаю, ты просто недооценил жену мэра... Или тех, кто стоял за ней.

– Да, теперь мне это понятно. Более чем понятно!

– Скорее всего, им очень хотелось через тебя ударить Деннисона. Причем ударить как можно больнее! Одним ударом порушить все то, что вы вместе собираетесь сделать в городе... Мне, например, не нравится, совсем не нравится, что они подкинули ее машину именно сюда, к твоему дому. Может, хотят, чтобы тебя задержали «по подозрению» и выбили нужные показания? Если это именно так, то как считаешь: ты сможешь такое выдержать?

– Думаю, да, смогу... Во всяком случае, постараюсь.

– Учти, они приложат все силы, чтобы заставить тебя рассказать им все, абсолютно все о планах Пауэла Деннисона. И поскольку мало кто способен выдерживать все это достаточно долго, как только я разберусь с ее «понтиаком», то сразу же свяжусь с Армандо Рогалем. Он на редкость крутой итальянец, еще упрямее, чем ирландец. Адвокат и настоящий боец, который к тому же неплохо знает, что и как надо делать. После предъявления обвинения они, нисколько не сомневаюсь, поспешат на какое-то время упрятать тебя в один из своих полицейских участков, ну а я тут же натравлю на них Армандо. И если кто-либо тебя спросит, помни и твердо стой на своем: он твой законный адвокат, и точка!

– А как ты собираешься разбираться с ее машиной? – в упор глядя на него, поинтересовался Тид.

Капитан Лейтон снисходительно посмотрел на него:

– Что значит «как»? Проверю все относящиеся к делу мелочи, постараюсь выяснить, кто именно и когда ее сюда пригнал... Если повезет, узнаю кое-что важное еще до того, как они начнут официальное расследование. И тут же сам им сообщу по телефону все, что надо. Если они упекут тебя так прочно, что даже Армандо не сможет вытащить тебя оттуда, то тогда Ричи Севард напустит на них свою «Дерон таймс». Обвинит их в нарушении законов и грубом полицейском произволе. Поэтому все, что от тебя потребуется – это суметь продержаться, думаю, часов шесть – восемь, не больше, и не дать им развязать твой язык. За столь короткое время они не посмеют предъявить тебе официальное обвинение в убийстве, так как просто не успеют нарыть или хотя бы состряпать достаточно конкретных доказательств. Если вообще что-нибудь успеют...

Закончив этот короткий, но объемный монолог, он медленно пошел к двери и плотно закрыл ее за собой.

– Ну и как он тебе? – с едва заметной улыбкой спросил Севард.

– Странный, весьма и весьма странный человек, не находишь?

– Возможно, но репутация его при этом выше всяких похвал. Улаживает в управлении полиции практически все споры, поскольку все знают, что он предельно честен, справедлив и объективен. К тому же ему известно на удивление много буквально о каждом, и он никогда ничего не забывает. Так сказать, навечно хранит в памяти и не упускает из внимания. Пьяным мне довелось увидеть его всего один только раз, не больше. Это случилось в тот день, когда на электрическом стуле казнили трех человек, которых он в свое время выследил и арестовал. Тогда в пьяном виде он много говорил об убийствах. В частности, сказал: «Ни одно человеческое существо не убивает другое человеческое существо, не убивая при этом самого себя»; Я попытался было оспорить его утверждение, заметив, что многим, очень многим людям удалось избежать справедливого наказания. На что он только устало улыбнулся и ответил: «А много, и даже очень много мертвых людей по-прежнему ходят по улицам»... Знаешь, в каком-то смысле его можно назвать и сентименталистом, и мистиком одновременно. Я рад, что ты не попытался выкручиваться, сказал ему правду. Он все равно докопался бы, после чего ни тебе, ни мне, никому на всем белом свете не удалось бы заставить его даже пальцем пошевелить, чтобы спасти тебя. Он ненавидит лжецов! Причем ненавидит в полном и прямом значении этого слова.