— Вы по поводу Джереми? — спросила она, как только они уселись за столик.

Он с мрачным видом кивнул.

— Я мог бы и позвонить, но решил, что вы захотите услышать это лично. — Он помолчал. — Из офиса окружного прокурора только что пришли результаты анализа спермы. Джереми единственный, кто был с Кэрри Энн Флаглер той ночью.

Эллис знала, что шансы получить нужные для них результаты ничтожно малы, и все же продолжала надеяться. Теперь стало ясно, что проблему так просто не решишь, если только девушка сама во всем не признается. И все же рискнула предположить:

— Если только остальные при этом не пользовались презервативами.

— Возможно, но это весьма сложно доказать. Остальные три парня отрицают, что занимались с ней сексом.

Она глубоко вздохнула, стараясь успокоить расшалившиеся нервы.

— Хорошо, пусть Джереми был единственным. Но это еще не делает его насильником.

— Конечно, нет. Но сейчас немного не та ситуация, когда его слово против ее слова. Конечно, мы отдадим образцы на экспертизу нашим специалистам, однако… — Колин умолк, но на его лице было написано все, что ей следовало знать.

Эллис сцепила руки, чтобы они не дрожали, и спросила:

— И что нас теперь ждет?

— Похоже, судебный процесс все-таки состоится.

— Сколько у нас времени?

— Думаю, я смогу выторговать еще шесть месяцев. Впереди рассмотрение доказательств и показаний, к тому же до начала судебного разбирательства я могу подавать ходатайства. И нам за это время необходимо набрать как можно больше свидетелей, которые могут подтвердить безупречную репутацию Джереми.

— А что относительно ее репутации? Найдутся же люди, которые подтвердят, что она вовсе не Дева Мария.

— Уверен, что так оно и есть, но нам от этого пользы никакой. Окружной прокурор будет ходатайствовать в суде, чтобы все свидетельские показания относительно половой жизни девушки были признаны недействительными. По крайней мере, я на его месте поступил бы именно так.

Внезапно Эллис словно накрыло ударной волной.

— То есть Джереми могут посадить?

— Такая возможность есть всегда.

Их взгляды встретились, и она увидела у него на лице сострадание, смешанное с горькой правдой, — он знал, что для нее так будет лучше, поэтому не стал церемониться. Но Эллис не требовалось напоминать, что поставлено на кон.

«Все повторяется, — подумала она. — Только на этот раз с моим сыном».

Колин говорил, и его голос долетал до нее словно издалека.

— Но я все же надеюсь на лучшее. Не забывайте, за это время все еще может измениться. — Он понизил голос: — Вам удалось разузнать что-нибудь у зятя?

— Ничего интересного, — ответила она. Когда она заговорила на эту тему с Гарри, он посмотрел на нее как на сумасшедшую — из-за того, что она заподозрила нечестную игру. Но дело было не столько в том, что он тогда сказал, сколько в том, чего не сказал. Он не спросил, чем вызваны ее подозрения. И вообще говорил уклончиво, казался издерганным и избегал смотреть ей в глаза. Что это было — ложь или просто она своим вопросом поставила его в неудобное положение?

Будто в ответ на ее мысли Колин спросил:

— Думаете, ему что-то известно?

— Я не совсем уверена, но складывается впечатление, что он со мной не до конца откровенен.

Она осторожно подбирала слова, не желая возводить на зятя напраслину.

— Может, вашей сестре удастся что-то у него узнать?

Эллис нахмурилась, не желая втягивать во все это еще и Дениз.

— Я не хочу, чтобы она думала, будто я обвиняю его в утаивании информации.

— Извините, — сказал Колин, кладя свою руку на ее. — Я понимаю, что это может быть для вас не совсем удобно.

— Это вы меня извините. Но раз уж дело касается моего сына, я готова сделать все, что потребуется.

Даже если необходимо будет доставить кое-какие неудобства любимой сестре…

Колин допил воду, отодвинул стул и встал из-за стола.

— Пора идти. Ко мне скоро должен приехать биолог из западного Вашингтона. Он считается одним из ведущих специалистов в стране по двухстворчатым моллюскам.

— Кстати, как ваши успехи? — спросила она, провожая его до двери.

— Я постепенно продвигаюсь вперед, но еще не скоро смогу наладить собственное производство. Главное, я чувствую себя при деле. — Взгляд его был чистым и светлым, как у человека, глядящего в будущее, а не погрязшего в прошлом. И пусть кто-то счел бы разведение устриц неподходящим занятием для успешного адвоката из мегаполиса, для него это было как раз то, что требовалось. — И хотя устрицы сами по себе простые существа, сложностей с ними хватает. Вы бы удивились, узнав, сколько есть всего, что может пойти не так.

— Я тоже никогда бы не подумала, что держать ресторан — такое неблагодарное занятие, — пожаловалась она. — Если людей станет еще меньше, нам нет даже смысла открываться.

— Надеюсь, до этого не дойдет. Мне определенно будет не хватать приготовленных вами блюд.

— Кроме вас, таких наберется от силы пятеро, — сказала она насмешливо.

По лицу Колина было видно, что он искренне ей сочувствует.

— Если б я знал, чем вам помочь… Как по мне, то вы все делаете правильно.

— В том-то и проблема, что только этого недостаточно. Нам нужно придумать что-нибудь для привлечения посетителей.

Кальперния, расставлявшая столы, наверняка подслушивала, потому что в тот же миг появилась перед ними. Она была одета в широкую юбку и шелковый топ с глубоким вырезом. Волосы ее были собраны в затейливый узел, уши оттягивали массивные сережки, размерами напоминавшие люстру. Кальперния вполне могла сойти за свергнутую с престола королеву какой-нибудь возжелавшей демократии африканской страны.

— Я не потерплю, если зазывалами будут темнокожие в национальных костюмах, — категорически заявила она, скрестив руки на груди.

— Да у меня и в мыслях подобного не было. Но если у тебя есть какие-нибудь гениальные идеи, я готова их выслушать, — сухо заметила Эллис.

Кальперния на секунду задумалась, сосредоточенно морща лоб. И внезапно оживилась, с досадой хлопнув себя по лбу.

— Черт! Придумала! Даже не знаю, как мне это раньше не пришло в голову. А вот дедушка с истоков Миссисипи додумался бы до этого в считаные секунды. И это с его-то двумя классами образования!

И она рассказала им свою идею.

11

Джереми купался в лучах обрушившейся на него славы. Ребята, с которыми он был едва знаком, теперь, встречая его в школьном коридоре, сочувственно подмигивали и показывали большие пальцы. А однажды Джимми ДеЛоренци, качок, который до этого обращался к нему один-единственный раз, и то чтобы попросить конспект по истории, отвел его в сторону на пару слов и, дружески похлопав по спине, сказал:

— Держитесь, приятель. Все вокруг знают, что Кэрри Энн — шлюха. Мы тебя прикроем, если что.

Даже девушки стали к нему добрее. Он перестал быть для них неприметным, бесполым существом. Теперь от него веяло опасностью, искусом совершить что-то недозволенное. Одного прискорбного пьяного эпизода хватило, чтобы из человека-невидимки превратить его в крутого парня. В то время как Кэрри Энн превратилась в изгоя.

Джереми мог бы этому радоваться, но на самом деле его это только огорчало. Ему было жаль Кэрри Энн. Он знал, что должен ненавидеть ее за то, как она с ним поступила. Но с каждым днем ему все сильнее казалось, что они вместе вляпались в передрягу — как в фильмах, где герой и героиня оказываются вдвоем в обвалившейся угольной шахте или на плоту в открытом море. Может, для нее это и не было ложью. Может, она искренне верила в то, что рассказала полиции. На пьяную голову воспринимаешь все по-другому — уж кому как не Джереми было об этом знать. А она той ночью вообще ничего не соображала. Как, впрочем, и он. И если бы Джереми не запомнил все отчетливо — как бы паршиво ни было, но это был его первый раз, а такое не забывается, — то, может, и поверил бы ее словам, что именно так все и произошло.